Никогда такого не было. И…тебе наверное неприятно, ведь ты видела, как я сегодня брала в рот…в общем — прости.
— Да нет же! — искренне воскликнула Настя, и наклонившись, в подтверждение поцеловала Меррель в пухлые губки — Ничего мне не неприятно! Ты очень милая и красивая. Только…только мне ничего этого не нужно, понимаешь? Ничего такого. Ни мужчин, ни женщин. Я просто не хочу, и все тут! Мне приятно с тобой, очень приятно. Но я не хочу, чтобы ты…
— Разбудила тебя, да? — улыбнулась Меррель — И зря. Возможно, если бы ты проснулась, если бы захотела…тебе было бы легче. Ты бы стала получать удовольствие, и хозяин тебя бы полюбил. А так…не знаю, что будет.
Они еще некоторое время посидели, поговорили ниочем. Но разговор как-то угас сам собой. А потом Меррель попрощалась, и ушла. А Настя осталась сидеть на кровати, неподвижным взглядом глядя в маленькое окошко под самым потолком комнаты. Такое маленькое, что в него нельзя просунуть даже голову.
* * *
— Ничего не нужно? Ни мужчин, ни женщин?
— Да. Она бесчувственная.
— Как и ты. То-то ты ее хотела оставить себе! Хе хе…две бесчувственные твари! Ты хотя бы попыталась ее удовлетворить? Пробудить ее чувственность?
— Пыталась. Но она отреагировала слишком бурно, и я не стала действовать дальше, побоялась разрушить наладившиеся отношения. Есть женщины, которые очень не любят, когда их трогают другие женщины.
— Она из таких?
— Нет. Она просто не замечает. Я гладила ее по бедру, по спине, по животу…она этого даже не заметила. И целовала ее. А ей все равно. Она…она глупенькая юная девочка, совсем юная, для которой эти отношения совершенно незнакомы. И не нужны. И притом — она очень умна и образована.
— Образованнее тебя?
— Образованнее меня. Она знает такие вещи, о которых я и не подозревала. Хозяин, ты делаешь ошибку, продавая ее. Оставь себе. Мы переживем гнев великих. В жизни всякое бывает. Скажем — она сошла с ума и разбила себе голову, и теперь не в себе. А мы не можем торговать плохим товаром.
— Вот ты умная, а дура! Почему их считаешь идиотами? Допросят наших слуг — и они сдадут нас при первом же нажиме! Оно мне надо? Ты лучше подумай — как нам кинуть Аскера. Я не хочу платить ему таких денег! Предвкушаю, сколько дадут за эту девку…это будет скандал! Весь город станет говорить об этом! Все обо мне узнают! Лучший товар, самый редкий, самый лучший — у Эдгеля!
— А что тут думать? — усмехнулась Меррель, заложив руки за голову, от чего ее маленькие, крепкие груди стали смотреть вертикально в потолок, а от ночного сквозняка крупные коричневые соски сморщились и стали больше — В расписке, которую я писала, указано, что ты принял рабыню от Асскера. Я добавила лишнюю букву в имя. А он ведь Аскер. Значит, ты ему ничего не должен. Тебе другой человек передал рабыню. Дашь судье пятьсот золотых, и все. Ну ладно — тысячу. Даже две тысячи. И все равно будешь в прибыли. Я думаю, девочка уйдет тысяч за десять. Так мне кажется. Но могу и ошибаться, и сумма будет больше.
— Десять тысяч! — Эдгель даже задохнулся, закашлялся, и сел в постели, глядя на обнаженную Меррель, едва прикрытую краем одеяла. Из-под одеяла высовывалась гладкая нога и часть лобка, и Эдгель не удержался, чтобы не погладить девушку по бедру и выше — Это просто фантастично! Таких цен не бывает! За рабыню?!
— Непростую рабыню — напомнила Меррель, и откинув одеяло, спустила ноги с кровати — Хозяин, можно я пойду к себе? Или ты еще не насытился? Не узнаю тебя…ты сделался такой…активный.
Эдгель отмахнулся, и задумчиво пробормотал:
— Мне бы еще сотню таких рабынь, и…
Меррель усмехнулась — так чтобы он не видел, не одеваясь, собрала свою одежду, сброшенную на стул, и пошла к двери. «Идиот!» — вертелось у нее в голове — «Жалкий идиот!».
Она буквально чувствовала, что эту сделку совершать нельзя ни в коем случае. Эдгеля ждет беда. Меррель не была умелой предвидицей, но кое-какие способности у нее имелись. И вот теперь она была совершенно уверена — Эдгель долго не проживет. Кто его убьет — Аскер, лишенный денег, или кто-то со стороны, этого она не знала. Но то, что он умрет — знала точно. И не собиралась его предупреждать. Пусть все идет так, как положено богами. И никак иначе. Но ей нужно крепко подумать — как обезопасить себя в случае гибели Эдгеля
Глава 9
Меррель не смотрела в окно. Этот город был ей ненавистен до глубины души, и смотреть на него она не хотела. Насмотрелась вволю! Скопление грязных, жадных, подлых людей, муравейник, состоящий из муравьев-людоедов, которые только и мечтают о том, чтобы кого-нибудь сожрать.
Да, есть и здесь неплохие люди, но их так мало, что они только подтверждают правило: «Здесь живут негодяи!». Город существует за счет рабов, отсюда они отправляются по всему континенту и за его пределы. Например — на многочисленные острова, разбросанные вдоль побережья. Что там делают с рабами — Меррель не знала. Ходили самые страшные слухи, говорили даже, что на островах рабов используют как мясной скот — делают из них консервы для моряков. Меррель не верила этим слухам — раб слишком дорого стоит, чтобы пустить его на мясо, но сама идея ее ничуть не удивляла — человек, как она уже давно выяснила, способен на все. Он хуже животного, гораздо хуже. Животное поддерживает свою стаю, и не мучает своих соплеменников для развлечения. Для человека же это в порядке вещей. Так что если раб будет дешевле курицы — его запросто могут пустит и на мясо.
В карете сидели трое — Меррель, Эдгель, и Наста. Охранники Эдгеля ехали снаружи — двое стояли на задней площадке кареты, и трое — ехали на лошадях, спереди и сзади повозки. Передний постоянно кричал: «А вот поберегись! Берегись! В сторону!», и карета худо-бедно, но продвигалась вперед.
Двигаться ей мешали толпы людей, которые сновали по улице туда-сюда, их были сотни, потных «муравьев», каждый из которых нес свой вклад в муравейник. Торговцы, разносчики товара, грузчики, приказчики, подносившие товар дамам — да кого здесь только не было! Но больше всего — рабов. Когда привыкаешь к их виду, совсем не кажется странным, что по улицам ходят совершенно голые мужчины и женщины, и только немногие из них едва прикрыты какими-нибудь лохмотьями
