— Ты кто такой? — спросил его отвратительный, хлюпающий голос. — Что умеешь делать? Какая мне с тебя польза?
Любисток застрял на самом первом вопросе.
— Его зовут Любисток, — услышал он знакомый голос. Точно, он узнал его — голос принадлежал парню, которого звали Ник. И тут память в одно мгновение вернулась к Любистку. Он вспомнил путешествие из леса в город, вспомнил, как торчал перед игровым автоматом, как его сунули в бочку…
К нему кто-то подошёл. Нет, не кто-то. К нему подошло НЕЧТО. Один глаз Нечта, размером с грейпфрут, был пронизан сеткой кривых, набухших вен. Второй, хоть и обычного размера, не сидел в глазнице, а свисал из неё, болтаясь на стебельке.
— Ну и урод! — сказал этот красавец. — Выглядит, как кусок глины, которую помяли-помяли и забросили.
— Думаю, он забыл, как выглядит, — заметил мальчик с необыкновенно маленькой головой.
Монстр поднял трёхпалую клешню, наставил коготь на Любистка и рявкнул:
— Слушай приказ! Немедленно вспомнить, как выглядишь!
— Оставь его в покое! — вступился Ник.
— Приказываю вспомнить!
Любисток заподозрил, что знает, кто разговаривает с ним; он понимал также, что ему, пожалуй, положено прийти в ужас. Но не пришёл.
Чудище придвинулось ближе. Оно открыло пасть, и из неё вывалился язык, да не простой, а тройной, похожий на щупальца осьминога.
— Приказываю тебе вспомнить, как ты выглядишь, иначе отправишься за борт!
Любисток счастливо улыбнулся: «О-кей!» — закрыл глаза и, пошарив в закоулках памяти, извлёк оттуда изображение своего лица. В тот же самый момент он почувствовал, как меняется его внешность. Когда мальчик вновь открыл глаза, то понял, что стал прежним собой — или, по крайней мере, очень похожим на того, кем был.
Чудище оценивающе наставило на него свой огромный глаз. Фыркнуло.
— Сойдёт, — решило оно наконец.
Ник, по-прежнему стоял по пояс в бочке и внимательно рассматривал монстра, готовясь в случае чего дать тому отпор. Но тут в голове у него что-то кликнуло, и его новообретённой отваге едва не пришёл конец.
— Ты… ты… МакГилл?
Чудище расхохоталось и поковыляло к Нику. Крошки хрустели под его побитыми грибком лапами.
— Да, я МакГилл, — сказало чудище. — Так ты обо мне слышал! А ну давай, выкладывай, что слышал!
Ник скривился — до того от чудища мерзко воняло.
— Слышал, что ты был любимой собачкой дьявола, но перегрыз привязь и сбежал.
Пожалуй, этого говорить не стоило. МакГилл взревел и пнул бочку Ника с такой силой, что та развалилась, а рассол разлился по всей палубе.
— Собачка?! Это кто МЕНЯ назвал собакой? Я их сам на привязь посажу!
— Да так, одни ребята, — уклончиво сказал Ник, стараясь не смотреть на Любистка. — Но если ты не собака, то кто же ты?
МакГилл ткнул Ника острым когтем в грудь:
— Я твой король и повелитель! Ты теперь — моя собственность.
Нику это заявление совершенно не понравилось.
— Так мы что — рабы?
— Никакие не рабы. Холуи, — поправил мальчик с необыкновенно маленькой головой.
МакГилл приказал обыскать их карманы в поисках чего-нибудь ценного, а когда ничего такого не обнаружилось, воздел клешню и указал на дверь-люк:
— Заберите их вниз! Узнайте, на что они способны, и заставьте их это делать!
Одним глазом МакГилл наблюдал за выполнением своего приказа, а другой уставил на Урюка. Когда оба новеньких исчезли на нижней палубе, МакГилл махнул когтистой клешнёй:
— Открывай следующую!
Урюк подчинился. Однако следующая бочка оказалась пуста. И следующая. И та, что рядом со следующей. В них лишь плескался рассол — и больше никого не было.
— Не понимаю, — сказал Урюк. — Проныра говорил, что в каждой кто-нибудь сидит!
— Врал, гад! — гаркнул МакГилл и отправился в свои капитанские апартаменты, находившиеся непосредственно за его нелепым троном.
Четырнадцать бочек и лишь три из них заняты! Что-то это не укладывалось у МакГилла в голове.
Ну да ладно, не первый облом, такое уже случалось. Если бы МакГилл получал по никелю каждый раз, когда он ожидал обнаружить Послесвета и не обнаруживал, то он стал бы не просто монстром, а очень богатым монстром.
Подумав о никеле, МакГилл повернулся к своему сейфу — массивной стальной штуковине, встроенной прямо в переборку. Шифр был известен одному МакГиллу — он почти год промучился, пока не раскусил комбинацию, и теперь сейф был его законной личной добычей.
МакГилл повращал круглый циферблат, ощущая знакомое пощёлкивание запоров, затем наложил когтистую лапу на рукоять и потянул дверцу.
В сейфе хранилось ведро, полное монет, таких потёртых, что на них ничего нельзя было разобрать — ни достоинства, ни из какой они страны. Все эти монеты он забрал либо у врагов, либо у холуёв — а врагом был каждый, кто не был холуём. Все отлично знали, что деньги в Междумире не имеют ни малейшей ценности, но МакГилл ни за что не желал расставаться со своими монетами.
Урюк как-то спросил его, зачем он хранит весь этот бесполезный хлам, да ещё в сейфе.
МакГилл не удостоил его ответом, а Урюк был достаточно умён, чтобы не повторять вопрос. МакГилл мог бы ответить очень даже просто: «Я храню всё, потому что я МакГилл!» — но истина заключалась в другом: монеток в Междумире было превеликое множество, они встречались чаще, чем любые другие предметы, и именно поэтому они представляли для МакГилла особый интерес.
Помимо ведра с монетами в сейфе хранился ещё только один предмет, спрятанный под означенным ведром.
Это была узенькая полоска бумаги шириной в полдюйма и длиной в два. На ней были напечатаны следующие слова:
Жизнь одного храбреца стоит тысячи трусливых душ.
Он читал и перечитывал то, что написано на бумажке, чтобы напомнить себе, для чего он курсирует вдоль берегов и совершает набеги на внутренние области Междумира. Затем он спрятал бумажку обратно под ведро с монетами. Хотя мало кто об этом догадывался, но МакГилл был не просто бессовестным разбойником и грабителем. Этот маленький клочок бумаги служил ему постоянным напоминанием о том, что ему суждены куда более великие дела.
* * *
Ника, пока ещё не совсем пришедшего в себя после возвращения в мир почти-живых, затащили с ярко освещённой палубы в темноту узких внутренних коридоров судна.
МакГилловы холуи грубо подталкивали его и Любистка в спины, а остальная команда улюлюкала и отпускала шуточки в их адрес. Любисток приветственно помахивал руками и рассыпал улыбки, словно кинозвезда на фестивале, отчего Ник пришёл в ярость.
— Прекрати! — накинулся он на товарища. — Нашёл, чему радоваться!
Улюлюкающая братва, как заметил Ник, состояла из сплошных уродов. У всех были кривые зубы и безобразные физиономии, перекрученные уши, свёрнутые на сторону или приплюснутые носы и прочее в том же духе — словно эти ребята были сделаны из пластилина, к которому приложил лапу сам МакГилл. Здесь были и мальчишки, и девчонки, но, по правде сказать, отличить одних от других стало уже практически невозможно. Ник окрестил их Квазимордами и раздумывал, так же ли они страхолюдны внутри, как снаружи. Вид у них, во всяком случае, был туповатый — наверно, служба у МакГилла сказывалась — да и особого служебного рвения они не проявляли, так что Ник решил рискнуть. Он вырвался из хватки державших его Квазиморд, схватил Любистка за руку и пустился бежать. Как он и подозревал, Квазиморды были тяжелы на подъём, и потому когда они наконец сообразили что к чему и понеслись вдогонку, Ник с Любистком имели уже солидную фору.
— А куда мы бежим? — спросил Любисток.
— Узнаем, когда прибежим!
Сказать правду, Ник и сам понятия не имел. Отвага и спонтанность были для него пока что внове. До него не сразу дошло, что, по всей вероятности, он спутал отвагу с безрассудством. Надо было сначала хорошенько продумать план побега, а не нестись наобум, куда кривая вывезет — они ведь, как-никак на судне, и здесь мест, чтобы спрятаться — раз-два и обчёлся. Но локти кусать было уже поздно, Квазиморды настигали, так что Ник продолжал бежать, проскакивая через люки, сворачивая наобум и надеясь лишь на удачу. И в конце концов, естественно, свернул не туда.
Распахнув очередной люк, Ник обнаружил, что он открывается в один из судовых танков — огромный полый резервуар тридцати футов в глубину и сорока футов в длину, в котором ужасающе воняло тухлыми яйцами. Вниз, на дно, вела крутая винтовая лестница, но в том-то и беда, что мальчики проскочили в люк на такой скорости, что сила инерции перекинула их через ограждение, и они полетели в недра танка.
Они непременно разбились бы насмерть, если бы были живыми людьми; но при сложившихся обстоятельствах падение стало лишь досадной неприятностью. Ребята грохнулись прямо в нагромождение какой-то мебели, картинных рам и статуй, а когда пришли в себя, то оказалось, что они находятся в самом сердце МакГилловой сокровищницы. Впрочем, она больше походила на драконье логово. Сияющие драгоценные канделябры были свалены в одну кучу с комодами и старыми автомобильными покрышками. Можно было подумать, будто кто-то ограбил все секонд-хэнды и блошиные рынки в городе, погрузил добычу на добрый десяток грузовиков, вывалил всё здесь и был таков.
