Эск заметила, что в холле присутствуют несколько женщин, – даже у юных волшебников бывают матери и сестры. Родные и близкие семьями валили, чтобы попрощаться с любимыми сыновьями. Высмаркивались носы, вытирались слезы и звенели монеты – гордые отцы вкладывали в ладони отпрысков небольшую сумму на карманные расходы.
Самые старые волшебники прогуливались в толпе, разговаривая с волшебниками-поручителями и рассматривая будущих студентов.
Несколько таких старых волшебников, продвигаясь под всеми парусами подобно украшенным золотом галеонам, пробились через людское море к Тритлу, степенно поклонились ему и с одобрением взглянули на Саймона.
– Так это и есть юный Саймон? – спросил самый толстый из них, лучезарно улыбаясь мальчику. – Мы слышали о тебе прекрасные отзывы, молодой человек. А? Что?
– Саймон, поклонись аркканцлеру Напролоуму, Архимагу Волшебников Серебряной Звезды, – подсказал Тритл.
Саймон боязливо поклонился.
Напролоум одарил его благожелательным взглядом.
– О тебе говорят замечательные вещи. Этот горный воздух, должно быть, хорошо влияет на мозг, а?
Он расхохотался. Окружающие его волшебники расхохотались. Тритл расхохотался. Их реакцию Эск сочла довольно странной, поскольку не увидела в происходящем ничего смешного.
– Я н-н-не з-знаю, г-г-г…
– Судя по тому, что мы слышали, это, должно быть, единственное, чего ты не знаешь, парень! – изрек Напролоум, чьи щеки колыхались от еле сдерживаемого веселья. За этими словами последовал еще один точно рассчитанный по времени взрыв смеха. Напролоум похлопал Саймона по плечу.
– Вот кто у нас будет получать почетную стипендию. Просто потрясающие результаты, никогда не видел ничего подобного. К тому же самоучка. Изумительно, да? Как ты считаешь, Тритл?
– Великолепно, аркканцлер.
Напролоум оглянулся на коллег-волшебников.
– Может, ты продемонстрируешь нам образчик? – предложил он. – Небольшой наглядный показ, а?
Саймон бросил на него взгляд, в котором сквозила животная паника.
– В-вообще-то, у м-меня н-не очень х-х-х…
– Ну-ну, – подбодрил (как ему самому казалось) Напролоум. – Не бойся. Не торопись. Подготовься как следует.
Саймон облизнул пересохшие губы, взглянул с немым призывом на Тритла и начал:
– Гм, п-п-п-п… – Он замолчал и с усилием проглотил слюну. – С-с-с-с…
Его глаза вылезли из орбит, из них ручьем хлынули слезы, а плечи заходили ходуном. Тритл ободряюще похлопал его по спине и объяснил:
– Сенная лихорадка. Мне что-то не удается ее вылечить. Все испробовал.
Саймон проглотил слюну и кивнул, после чего взмахом белой ладони с длинными пальцами отстранил от себя Тритла и закрыл глаза.
В течение нескольких секунд ничего не происходило. Он стоял беззвучно шевеля губами. Затем от него, словно свет свечи, расползлась тишина. Круги бесшумности захлестнули толпу, ударяясь о стены со всей силой воздушного поцелуя и откатываясь волнами. Люди некоторое время непонимающе таращились на то, как их собеседники беззвучно раззевают рты, но потом и сами багровели от усилий – их собственный смех оказывался не громче комариного писка.
Над головой Саймона вспыхнули крошечные точки света. Они начали кружиться и завиваться в спирали в сложном трехмерном танце, после чего образовали какую-то фигуру.
Вообще-то Эск показалось, что эта фигура была там все время, поджидая, когда глаза девочки ее увидят. Так совершенно невинное облачко умеет, ни капли не изменившись, превратиться в кита, корабль или лицо. Фигура вокруг головы Саймона изображала Плоский мир.
Несмотря на то, что мерцание и мелькание крохотных огоньков смазывали некоторые детали, Диск узнавался практически сразу. А еще там была небесная черепаха Великий А'Туин с четырьмя слонами на спине. Вокруг Края света сверкал огромный Краепад, а в самом центре виднелась миниатюрная каменная игла, символизирующая гигантскую гору Кори Челести, на которой жили боги.
Образ увеличился в размерах, показалось Круглое море, а затем – и сам Анк. Малюсенькие огоньки разлетались в стороны от Саймона и исчезали в небытии в нескольких футах от его головы. Они демонстрировали вид города с воздуха, и город этот несся прямо на зрителей. Приближающийся Университет становился все больше и больше. Вот и Главный зал…
…А вот люди, молча и с открытыми ртами наблюдающие за происходящим. Вот сам Саймон, очерченный точками серебристого света. И в воздухе над ним – крошечный сверкающий образ, и этот образ содержит в себе еще один образ, и еще один, и еще…
Создавалось ощущение, будто Вселенную вывернули наизнанку во всех направлениях сразу. Эск почувствовала себя раздутой и набухшей. Ей казалось, что весь мир дружно сказал: «Бульк!»
Стены поблекли. Пол тоже. Портреты великих магов прошлого – сплошь свитки, бороды и нахмуренные, словно от легкого запора, брови – исчезли. Плитки под ногами (довольно милый черно-белый узор) испарились, и на их месте появился мелкий песок, серый, как лунный свет, и холодный, как лед. Над головой засверкали странные и неожиданные звезды. У горизонта виднелись невысокие холмы, выщербленные в этом неподвластном природе крае не ветром, не дождем, но мягкой наждачкой самого Времени.
Однако этого никто не замечал. По сути дела, все словно повымерли. Эск окружали люди, которые стояли неподвижно и безмолвно, как статуи.
И они были не одни. За их спинами толклись Твари, и Тварей становилось все больше. Определенной формы у Тварей не было; вернее, они принимали форму словно наудачу, заимствуя ее у самых разнообразных существ. Будто слышали о руках, ногах, челюстях, когтях и внутренних органах, но понятия не имели о том, как все это соединяется. Или им было все равно. Или они были настолько голодны, что не стали беспокоить себя выяснением мелких подробностей. Они гудели, как рой мух.
Это были Твари из ее снов, явившиеся подзакусить магией. Эск знала, что она их сейчас не интересует – разве что в качестве послеобеденной жевательной резинки. Внимание Тварей сосредоточилось на Саймоне, который даже не подозревал об их присутствии. Эск больно пнула его в щиколотку.
Холодная пустыня исчезла. Реальный мир хлынул обратно. Саймон открыл глаза, слабо улыбнулся и мягко рухнул на руки Эск.
Волшебники подняли гул, кто-то разразился аплодисментами. Похоже, никто не заметил ничего странного, не считая серебристых огоньков. Напролоум встряхнулся и поднял руку, успокаивая толпу.
– Прямо… потрясающе, – сказал он Тритлу. – Так, говоришь, он дошел до всего этого сам?
– Именно, господин.
– И никто ему не помогал?
– У него никого нет, – ответил Тритл. – Он просто ходил от деревни к деревне, творя мелкие чары. А платили ему книгами и бумагой.
Напролоум кивнул.
– Это была не иллюзия, однако он не пользовался руками. Что там он бубнил себе под нос? Ты знаешь?
– Он утверждает, что это всего лишь слова, которые заставляют его мозг работать как надо, – пожал плечами Тритл. – Я и половины не понимаю из того, что он говорит, и это факт. Он утверждает, что ему приходится изобретать, потому что в мире не существует слов для обозначения его действий.
Напролоум искоса взглянул на коллег-магов. Те кивнули.
– Для нас будет честью принять его в Университет, – изрек он. – Ты передашь ему это, когда он очнется?
Тут аркканцлер почувствовал, как кто-то тянет его за полу мантии, и опустил глаза.
– Ты прости, что отвлекаю… – сказала Эск.
– Здравствуй, девочка, – медоточивым голосом отозвался Напролоум. – Ты пришла посмотреть, как твоего брата будут принимать в Университет?
– Он мне не брат, – возразила Эск. У нее бывали минуты, когда ей казалось, что весь окружающий мир населен одними ее братьями, но сейчас она так не считала. – Ты важное лицо здесь?
Напролоум взглянул на коллег и расплылся в улыбке. Мода – явление вездесущее, не обошла она своим вниманием и среду волшебников. Иногда маги поголовно выглядят тощими, изможденными и разговаривают с животными (животные их не слушают, но ведь главное – намерение), а иногда модно быть смуглым, угрюмым и носить маленькую черную остроконечную бородку. Сейчас в моду входил рубенсовский стиль. Напролоум аж раздулся от скромности.
– Самое важное. Маг должен делать все, что в его силах, чтобы служить ближнему верой и правдой. Да. Я бы сказал, очень важное.
– Я хочу стать волшебником, – заявила Эск.
Стоящие за спиной Напролоума младшие по рангу волшебники уставились на нее так, словно увидели перед собой новую и чрезвычайно любопытную разновидность жучка обыкновенного. Лицо аркканцлера побагровело, глаза выпучились. Он смотрел на Эск и, казалось, изо всех сил старался не дышать. Наконец он не выдержал и расхохотался. Смех возник где-то в районе объемистого живота и начал пробираться наверх, отдаваясь эхом от ребер и вызывая в груди Напролоума небольшие волшебникотрясения. Наружу смех вырвался серией сдавленных похрюкиваний. Он просто зачаровывал наблюдателей, этот смех. Обладал неповторимой индивидуальностью.
