ладони пистолет, револьвер или любое другое оружие. Глаз невольно любуется брутальными формами, руки привыкают к тяжести, а разыгравшаяся фантазия заставляет учащенно биться сердце! Все по заветам еще не родившегося классика: «Мне бы саблю да коня, да на линию огня…»
Колычев в этом смысле не был исключением и при посещении входящих в ОЗК оружейных предприятий никогда не отказывал себе в удовольствии пострелять из громыхающих железок, будь то немного доработанный напильником стандартный армейский револьвер или новейший пистолет-пулемет системы Кима – Коровина.
– Как дела с конкурсом? – спросил он у почтительно ожидавшего его Сергея Александровича.
– Нельзя сказать, чтобы плохо, но и не так хорошо, как хотелось бы, – дипломатично ответил Коровин.
– Какие-то проблемы?..
– Понимаешь, Март, – вмешался помалкивавший до сих пор Витька. – Руководит конкурсом не кто иной, как генерал Федоров!
– И что не так с Владимиром Федоровичем? – удивился Колычев. – Я говорил с ним, и он проявил большой интерес к нашей конструкции.
– И что с того? – возбужденно взмахнул руками Ким. – Ведь наши главные конкуренты сплошь его ученики!
– Что, все?
– Конечно! И Дегтярев, и Токарев, и Симонов!
– Это действительно так, – подтвердил Коровин. – Кроме того, все они работают на императорских оружейных заводах, а представители промышленности всегда стоят за своих. Ну и возможность быстро устранять возникшие во время испытаний проблемы нельзя сбрасывать со счетов.
– А у нас были такие проблемы?
– Случались, – развел руками конструктор. – Хотя и существенно меньше, чем у других. На первых этапах это очень сильно сыграло нам на руку. Убедившись в надежности ППКК, военные эксперты поначалу и слышать не хотели о других претендентах, но постепенно и остальные образцы довели до ума, а суждения испытателей лишились максимализма.
– Думаете, на них надавили?
– Увы, это обычная практика в делах такого рода! Так что будьте готовы, что наш автомат похвалят за оригинальность конструкции, наградят малой Михайловской премией, но этим и ограничатся.
– Интересно, а что будет, если на полигоне появится цесаревич и опробует новинки?
– Вы серьезно?
– Ну а почему нет? У нас в числе прочих дисциплин и стрелковая подготовка значится.
– Даже не знаю, что вам сказать, Мартемьян Андреевич. С одной стороны, наследник престола не эксперт, и его мнение в этом вопросе мало что значит. С другой, его непременно внесут в протокол, и игнорировать его будет невозможно!
– Решено. Узнайте, когда ближайшие испытания, а я подумаю, как это можно будет устроить.
– Вы становитесь настоящим царедворцем…
– С волками жить, – развел руками Колычев.
Обратно они некоторое время ехали молча. Март был занят дорогой, а Витька вообще, казалось, выпал из реальности и витал где-то в облаках.
– Что-то случилось? – обратил внимание на его отстраненный вид друг.
– Да так, задумался.
– О чем?
– Ни о чем!
– Колись, грешник!
– Ладно. Только обещай не смеяться!
– Зуб даю!
– Я серьезно!
– Ну хорошо, обещаю, не буду!
– Понимаешь, я просто тут подумал… если получу премию, я свою часть перечислю нашему приюту. Вот!
Договорив, Виктор подозрительно уставился на приятеля, пытаясь понять, не смеется ли он над его мечтами о такой престижной награде, как Михайловская премия? Однако Март в это время думал совсем о другом. Проведя в богоугодном заведении лишь несколько первых дней после попадания, он не сохранил о нем особых воспоминаний. Из хорошего в его памяти остались лишь Фимка да помогший им отец Василий, а из плохого – обокравший его коллежский асессор и, как выяснилось, азартный игрок Пантелей Митрофанович Воронин.
А вот Виктор, несмотря на всю его легкомысленность, оказывается, помнил альма-матер и искренне желал помочь ее обитателям.
– Надо только узнать, цел ли он? – ответил Колычев. – Война все-таки…
– Тем более! – горячо отозвался Витька.
Человек, прослуживший всю жизнь в армии, может уйти в отставку, но вот армия никогда его не бросит, как ни старайся. И сегодня дядька Игнат лишний раз получил возможность в этом убедиться. Началось, впрочем, все как обычно. Встал он по въевшейся за годы службы под кожу привычке за полчаса до подъема. Быстро проведя мыльно-рыльные процедуры, надел выглаженную с вечера форму и начищенные сапоги, стянул китель ремнем и вышел во двор.
Караулов, никто, к сожалению, не нес, так что проверять было некого. Двор и прилегающая к дому территория содержались в безукоризненном порядке. Даже в гараже, где частенько что-то мастерил Ким, вчера никто не успел насвинячить. Работа, впрочем, все равно нашлась. Дрова хоть и наколоты, сами себя на кухню не принесут. Водопровода опять же нет, ну и вообще…
– Ну чего ты, Игнат Тимофеевич, опять спозаранку расшумелся? – позевывая, спросил повар Михалыч.
– Это чтобы ты не спал, а завтрак личному составу готовил! – огрызнулся бывший абордажник.
– Тьфу на тебя!
– Но-но! – строго посмотрел на «штатского» Вахрамеев.
– Лучше щепы для растопки наколол бы, – продолжал бурчать кок.
В принципе он был прав. На завтрак у них традиционно полагался по летной норме чай, вареные вкрутую яйца, хлеб с маслом и шоколад. «Куриные фрукты», как шутил служивший когда-то не то в ресторане, не то на кухне у какого-то аристократа повар, сварены с вечера. Так что оставалось лишь поставить самовар. За этим занятием их и застал курсант Романов.
– Игнат Тимофеевич, вас к телефону, – доложил он.
– Чего? – удивился отставник, которому позвонить мог разве что Колычев, но он сегодня ночевал дома. – Интересно, кому это я понадобился?
– Не могу знать.
– А должон! На что тебе язык даден, стажер? Спросил бы, чего да как, чем меня дергать почем зря…
– Виноват, исправлюсь.
– Виноватых бьют, – пробурчал старый абордажник, поднимая трубку.
– У аппарата.
– Вахрамеев Игнат Тимофеевич? – прогундосил в динамике чей-то незнакомый голос.
– Он самый.
– Меня зовут Горелин Олег Петрович. Присяжный поверенный. Я беспокою вас от лица господ Шишкина Михаила Фомича и Белова Павла Трифоновича. Вам знакомы эти люди? Они утверждают, что служили под вашим началом на фрегате «Паллада».
– Так точно, ваше благородие. Было такое. А по какому такому случаю я им понадобился? Сколько лет ни слуху ни духу, и тут на тебе…
– Дело в том, что они обвиняются в нападении и побоях купцов второй гильдии Каца и Мациевича с приказчиками.
– Ишь ты! И много приказчиков было?
– Семеро.
– Понятно. А за дело хоть били?
– Этого я пока не знаю, – немного растерялся на другом конце провода адвокат, но тут же пришел в себя и продолжил: – Извольте видеть, пострадавшим нанесены увечья: вывихи, переломы, выбитые зубы и сотрясение мозга.
– Эва… – крякнул Игнат недовольно, – покуражились бойцы всласть… Ну, рука у Белова всегда была тяжелая, разве что мне и уступал, лось стоялый… А Шишкин и вовсе медведь. В каждом поболе шести пудов и в прежние времена имелось. Что ж эти купцы глаз не имели, что с этакими обломами в драку ввязались?
– Заявители говорят, что матросы напали на них с целью отнять имущество, то есть для грабежа.
– И что, отняли?
– Нет, потерпевшие утверждают, что смогли отстоять денежные средства и прочие ценности…
– Это как? Все биты, руки-ноги поломаты, а кошельки при них остались? А что дальше было?
– Прибыл
