же не будешь без меня скучать? — она похлопала ресницами, надула губки, изображая милую девочку, на которую нельзя обижаться.
А я готов был заорать от радости. Вот и скинул с плеч неподъемную ношу, но делаю кислую рожу и произношу: Конечно, как ты посчитаешь нужным.
А у самого в голове вертится, что разговор можно отложить на потом, а может, и не случится сей разговор. На любом показе много мужчин, готовых взять под свое крыло очередную даму для сопровождения. Так что с Ланой я прощаюсь на радостной ноте.
— Ну не расстраивайся, Ярик, всего пару месяцев, мы даже не успеем соскучиться.
Она чмокает меня в щеку на прощанье и уносит свое худощавое тельце на длинных ногах тростинках. А мне так и хочется стереть след помады, что остался на моей коже; проветрить комнату от удушливого запаха ее духов; и выкинуть все баночки-скляночки, что она оставила в моей ванной комнате.
Чем я и собрался заняться в ближайшее время, но тут дверь в коттедж опять хлопает. Видимо у меня сегодня приемный день. Приехал Борька, и тащит меня в больничку.
— Давай, живей собирайся, там тебя консилиум уже ждет, — поторапливает меня Борис. — Будем решать, что с тобой дальше делать.
— Минуту дай, переоденусь.
— Одевайся хорошо, у нас сегодня такая медсестра на дежурстве, закачаешься, — и Боря делает мечтательные глаза. — Титьки во!
Он показывает руками, какая грудь у той медсестры. Что-то чуть поменьше арбузов.
— Попочка…. — Борька мечтательно закатывает глаза. — Увидишь — офигеешь! Это не твоя дохлая лошадь, одни ноги и силиконовые грудь, там породистая кобыла, такую «жарить» с ночи до утра хочется!
И Борька показывает неприличный жест, как ему хочется ее «жарить», он улыбается в предвкушении, смачно причмокивая губами.
— Боря, у меня нога болит, поверь, мне не до твоих «породистых лошадей», только что от своей кобылы избавился.
— Увидишь, сразу выздоровеешь! Ты поторопись, нас уже ждут.
Мы едем в больницу. Где меня опять вертят, смотрят, щупают мою ногу, за неделю отек спал, оставив после себя ужасающую синеву, и помятую кожу. Врачи выносят вердикт, что можно снять гипс и одеть ортез, в нем намного легче и удобнее, и быстрее пойдет восстановление. Но нужно сделать несколько процедур.
Борька катает меня по всей больнице на инвалидном кресле, а сам показывает пальцем на каждую мало-мальски симпатичную медсестру, закатывая глаза и чмокая губами. Борька просто ходячий тестостерон, а я удивляюсь, как весь медсестринский состав ещё не ушёл в декрет.
На одном из этажей мой взгляд остановился на фигуре женщины. Даже не смог с первого раза понять почему, и только вглядевшись, вдруг осознал, что это Лика. Она уже давно не та тонкая девочка, ей тридцать пять, но все равно прекрасна. Густые черные волосы забраны в замысловатую прическу, изящную фигуру обтянуло тонкое трикотажное платье. Рядом с ней подросток, наверное, сын, он поддерживает ее под руку. Из одной палат им на встречу на инвалидном кресле выезжает постаревший, поседевший ее отец. Они обнимаются, через холл к ним бежит маленькая девочка и с криком «Деда», бросается на шею отцу Лики. Счастливая семья.
Меня они не видят, им нет до меня дела. Я сам в свое время отказался от нее.
Ну, вот мои страдания заканчиваются, мне на ногу одевают ортез и отправляют домой.
Дома пусто, темно и одиноко. Вспомнилась Лика, ее лицо, та радость, с которой она смотрела на отца, мальчик подросток и маленькая девочка, что так радостно кинулась на шею деду. У Лики все хорошо, она: мать, жена, дочь. Что до меня? Я по-прежнему одинок, как и мой отец. Довольствуюсь глуповатыми девушками, эскорт услугами, живу работой и зарабатыванием денег, ни к кому не привязываясь, одинокий в душе, а в будущем меня ждет такая же одинокая старость и сиделка. Все как-то грустно.
И тут вновь скрипнула дверь. В гостиную заглянули хитрющие глаза, и из-за угла показалось угловатое тело с вихрастой головой — Матвей.
— Здравствуйте дядя Ярослав, — Матвейка кивает лохматой головой, и вихры на его макушке тоже кивают.
— Привет, Матвей, проходи, — сам от себя не ожидал, но я рад такому визиту.
— Тут вам мама прислала пирог, — и Матвей начинает доставать из пакета контейнером. — Тяжелый.
Я помогаю ему извлечь увесистый контейнер, на дне которого лежит большой кусок от пирога, даже не открывая крышки, чувствуется приятный аромат сдобы с мясом.
— У мамы фирменные пироги, ее бабушка учила печь, — Матвейка говорит с гордостью, чувствуется, что мать он любит.
— Да, запах замечательный, а не составишь ли ты мне компанию, Матвей, чаю вместе попьем? — я смотрю на мальчика, не хочется оставаться одному.
— Давайте, — соглашается Матвей. — Говорите, где у вас чайник, сейчас я чай заварю.
— Давай я сам, — пытаюсь быть хозяином, но Матвей уже летит на кухню, гремит посудой, ставит чайник, с его присутствием стало как-то теплее, будто луч солнца заглянул в мое окно. Даже кот Лео, подтягиваясь, потянулся поближе к кухне.
На моем столе расставлены чашки, на блюде разрезан пирог, Лео залез на стул и, вытянув голову, принюхивается к божественным ароматам.
И вот мы сидим на кухне, пьем чай и вкушаем бесподобный мясной пирог. Лео тоже получил свой кусок пирога, и с громким чавканьем уплетает его за обе щеки. У меня создалось ощущение, что последнее время Лео забыл о хороших манерах.
— Матвей, а почему твоя мама сама не пришла? — интересуюсь у мальчонки.
— Так она вас боится, она же вас стукнула, — глаза мальчика стали круглые, он посмотрел на меня удивленно.
— Ну, это было случайно, я на нее за это не сержусь, — попытался я заверить мальчика в своей лояльности.
— Дядя Ярослав, а вы мою маму точно ругать не будете? Я ее в обиду не дам, — заявляет мне Матвей.
— Точно не буду, Матвейка, обиды на нее не держу.
— Это хорошо, я маму защищать и оберегать должен, мне так дед сказал.
— Хороший у тебя дед, — утвердительно качаю я головой.
— Конечно, я единственный мужчина в семье, значит, я защитник, должен девочек своих защищать.
— Да, мама у тебя замечательная, — я с удивлением смотрю на этого мальчика, он рассуждает как взрослый, в его словах уверенность и сила.
— Вы не думайте, что я маленький, если надо, за маму и постоять могу, мы теперь одна семья, — вдруг произносит Матвейка.
— А разве раньше вы были не одна семья? — удивленно спросил я.
— Я маме не родной. Моя мама меня родила и бросила, уехала за границу. Папа женился на Юле,
