Пакет Свански. Какую прорву мрачных тайн скрывает он? Что стоит за этим знанием?
Там должно быть указано, как попасть в Атлантиду.
У меня всегда было плохо с воображением. Всегда любил понапридумывать, понакручивать от души… Они считали меня параноиком. Однокашники. Сокурсники. Коллеги. Шеф. И даже те, кто стоял над ним, дергая за ниточки.
А Ульяна? Наверняка и она тоже…
В завываниях ветра, гнавшего по мостовым сухие пальмовые листья, мне чудилась насмешка.
Мне чудилось, что за мной кто-то гонится. Что за мной следят.
Но я зашел слишком далеко, чтобы сворачивать.
Я добрался до дешевого мотеля на окраине. На самой границе города и пустыни.
Я чертовски устал, но боялся уснуть. Боялся вновь увидеть Атлантиду. И сойти с ума.
Залпом осушил стакан дрянного бурбона, закурил. У нас в КомИнфе это не приветствовалось – выпивка, сигареты. Эти парни сговаривались на шашлыках, как лучше поделить между собой мир. Пропустив по рюмочке коньяка, закусив лимонной долькой, во время охотничьего привала сговаривались, где развязать очередной локальный военный конфликт – маленький и победоносный. И при этом понавешали на всех тридцати пяти этажах небоскреба на Альхазредской таблички с перечеркнутой сигаретой.
Лицемеры.
Комитет Информации. Информации о ком? Чем мы занимаемся? Связью. Связями. Они и впрямь связали нас. По рукам и ногам. Опутали паутиной. Заткнули рты, запечатали уши, завязали глаза.
И после этого – называют меня параноиком? Смешно.
Я заперся на хлипкий замок. Включил телевизор. Какая-то доисторическая порнография. Сел на матрас. Он так и затрещал, так и заколыхался подо мной. Что они туда закачали? Впрочем, морской болезни у меня нет. А если и есть – самое время от нее излечиться.
Там, куда я направляюсь, это будет лишнее.
Я распечатал пакет Свански.
Вот он, мой путь заветный. Через слои эфира и магические заслоны. Через барьер, через меловой круг, отделяющий чистое от нечистого, человечье от Мифического, доступное от запретного. «Абракадабра» – забытое заклинание времен темного средневековья, охоты на ведьм, чумы и резни. Бормочи себе под нос, убавляя по букве. И тогда, быть может, спасешься. Но я не хочу спасаться.
Я хочу заступить за меловой круг. Хочу нарушить границу.
Там, за барьером – острые шпили протыкают закат. Там перешептываются утопающие в сумраке вековые рощи. Там не действуют земные законы. Там пролегает граница измерений.
Заскрипело окно.
Я вспомнил, как это было.
Тогда, в другой жизни, в другом времени. Когда я был ребенком.
Я забрел в самую чащу леса, возле старой дедовской дачи. В третьем поколении я принадлежу к номенклатуре. Потомственный госчиновник. Как скучно.
От скуки я и бежал. Туда, в самое сердце леса.
Я нашел этот старый дуб, продрался к нему через заросли орешника, настоящие джунгли.
Обугленное молнией, мертвое, сухое дерево. Растопырившее скрюченные ветви-пальцы. Истыканное ржавыми гвоздями. Кому это могло понадобиться? Мертвый дуб в чаще леса и ржавые гвозди. Прибитый над дуплом коровий череп и вырезанные на коре руны и то не произвели на меня такого впечатления, как эти гвозди.
Позднее я узнал те символы, что вырезаны были на коре.
Тот, кого мы не называем по имени. Тот, чьи портреты мы вешаем в своих кабинетах, – черный прямоугольник в вычурной раме. Или в раме строгой. Обрамление по вкусу хозяина. Только содержимое неизменно. Чернота. Пустота. Великое ничто.
Теперь мне казалось, что я вновь был у того дуба. Что я прибит к нему вместо коровьего черепа. Голой спиной чувствую его шершавую кору, изрезанную тайными письменами. Чувствую оплетающий его колючий мох. А череп кружит окрест, скалясь, наслаждаясь долгожданной свободой, уставил на меня пустые глазницы. Смеется.
Сан-Андреас – Кахимарро
Двое пытались вломиться через окно. Еще двое – через дверь.
Я перекатился через матрас, укрывшись за ахающим и стонущим телевизором, высадил в них две обоймы. Одну – в окно. Другую – в дверь.
Нас учили и этому, но я никогда не думал, что навыки пригодятся.
Они не собирались ничего спрашивать. Они пришли прикончить меня и забрать то, что передал мне Свански. Пора сваливать.
Я сел в «кадиллак», взятый напрокат еще в Сан-Андреасе. Боюсь, что не верну его вовремя. Боюсь, возникнут трудности с визой и возвращением в гостеприимные Штаты.
Впрочем, на кой мне сюда возвращаться?
Меня ждал чудесный край на морском берегу. Сверкающая твердыня, к которой ведет крутая лестница… Мраморные перила. Купола, башни… Место, где я бывал неоднократно – в моих снах.
Я несся через Штаты, сквозь закат, огненным потоком, вдоль владений Не-Спящих. Безумные огни реклам, музыка, блеск. Горький кофе галлонами. Остывшие яблочные паи из придорожных кафе – не выпуская руля, вприкуску. Извечное невозвращение в извечную не-родину.
Переплетение подземных ходов. Город-под-городом, куда не проникает солнечный свет. Свисающие со стен бледные корни. Копошение крыс под ногами. В свете фонаря выплывали символы, жирно выведенные по влажным стенам. Знакомые символы. От света фонаря оживают тени, заполошно скачут по потолку и полу, мельтешат, будто отплясывая дикарские танцы.
Холм на краю леса, старая водокачка, о которой ходила дурная молва. Говорили, в городке пропадают дети. Говорили, что где-то неподалеку нашли тело, которое так и не опознали.
Почтальон из Эйлсбери, красноносый пьяница, сказал, что я двигаюсь в правильном направлении. Он смеялся мне вслед, бормоча: «Йа! Шаб-Ниггурат! Козел с легионом младых!»
За краем горизонта мне мерещилось море и одинокий парус. Я вспоминал, я твердил про себя вновь и вновь, вжимая педаль газа в пол, древний девиз: «Уходим в море!»
Я бросил на перекрестке «кадиллак», из-под раскрытого капота которого валил густой черный дым. Дальше ехал на автобусе; в салоне не было ни одного человека – бледные лица в струпьях чешуи, из-под растянутых воротников свитеров алеют жаберные щели.
В том городке на побережье Флориды, в конечной точке моего путешествия, где я сошел с автобуса и увидел океан, – меня встретил звук гонгов, созывающий местных на их загадочные мистерии, на свершение их порочного тайного культа.
Я лавировал между лужами и рытвинами разбитой улицы. Как тень скользил между обшарпанных домов, пока ноги сами не принесли меня в темный глухой двор. Внезапно в окнах вспыхнул свет. Они смотрели на меня из окон – сотни мертвецов, пустоглазых и ухмыляющихся скелетов, любопытствующих, кто нарушил их покой? Кто осмелился потревожить?
Я поспел к торжествам. Среди шума и гомона, адского карнавала, брел наугад. Между стен, покоробленных грехом, по улицам, приютившим изначальное зло. Горожане колотили в гонги и барабаны, ярко светили факелы. С крыш пускали черных голубей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
