тебя, Веда? — прямо спросила Радамира.
— Он…он не… — начала мямлить девочка, переставая болтать ногами.
— Я не спрашивала, делает ли он это? Я спросила, как часто? — прервала женщина её жалкие попытки зачем-то оправдать отца.
— Я…не знаю, — тихо сказала Ведеслава, сжимая предплечья там, где был ещё не заживший синяк. — Часто.
— Я и не хотела услышать число, этого достаточно. Мне нужна помощница, Веда. Будем собирать травы и делать то, что обычные люди не могут. Я научу тебя всему, что знаю, а потом, когда ты вырастешь, ты обучишь свою ученицу, — сказала Радамира.
Ведеслава поджала губы, оставляя на снежном покрове отпечатки собственных пальцев, чтобы немного отвлечься. Незнакомая женщина ей нравилась, она сильная и гордая, даже бровью не повела, когда мужчина начал кричать. И одета она была красиво, в дорогой белый кафтан с мехом и синей, посеребренной вышивкой. Кажется, будто сама Зима благословила её наряд.
И эта женщина предлагала Веде уйти вместе с ней. Обучиться тому, что поможет ей в жизни.
— А как же…как же отец…? — тихо спросила девочка, шмыгая носом. Снова замёрзла, не успев отогреться после похода за водой, но возвращаться в дом не хотела. — Он умрёт без меня, — она посмотрела все ещё слезящимися глазами на Радамиру, но её это совершенно не тронуло.
— Он и так умрет, с тобой или без тебя, Веда. Ты умная девочка, должна это понимать, — сухо, без ненависти или злобы ответила женщина. — А ты можешь принять свою судьбу и стать моей ученицей. Я уверена, тебе понравится, знаю, что травы летом собирать любишь, зверушек лечить.
Ведеслава качнула головой, соглашаясь со словами женщины. То, что она знает о её любви к травам, девочку не удивило. Она чувствовала, что стоящая перед ней Радамира знает слишком много, намного больше, чем все жители этой деревни.
— А отцу твоему я денег дам, чтобы тебе легче уходить было. Сам решит, на что потратить их, хотя мы обе знаем ответ, верно, Веда? — поинтересовалась Рада, и девочка вновь кивнула, заламывая пальцы. — На Серогриве покатаю тебя, вижу, понравилась ты ему, а он тебе.
Конь одарил свою хозяйку больно осознанным, скептическим взглядом, и опустил голову, как бы показывая, что девочка ему интересна ещё меньше, чем застоявшаяся вода в корыте рядом с ним.
Но Ведеслава этого не заметила, тут же улыбаясь. Лошадей она любила, всегда просила погладить тех, кто проезжал через её деревню.
— Хорошо, — тихо дала свой ответ девочка. — Только вещей мне собрать надо. И отцу сказать, что ухожу, — решительно поднялась на ноги, будто боялась, что сейчас Радамира передумает, или она сама откажется от своего решения.
— Глупостями не занимайся. Хочешь, чтобы вместе отбивались от папаши твоего? Сейчас он уснул, настойки ему в кружку добавила. Монеты уже давно на столе. А вещей у тебя и нет, поди, — женщина смерила девчонку взглядом, понимая, что права. — Давай, подсажу тебя, и в дорогу пора. Нам ещё солнцестояние восславить надо и про день рождения твой не забудем.
И Веда села в мягкое седло, чувствуя позади себя жилистое тело женщины. Серогрив послушно повез их к калитке, а после к выезду из деревни. Девочка лишь один раз обернулась, чтобы проводить взглядом свой дом, в котором родилась и росла. Постаралась почувствовать печаль или зарождающуюся тоску, но нет. Отыскала только облегчение в душе, теперь её жизнь станет иной.
* * *
Давно Ведеслава не спала так сладко, как в эту ночь, и даже кошмары Влада никак не отразились на её сне. За плотными шторами солнца было не видать, и сложно было сказать, сколько часов уже тикнуло после рассвета. Девушка лениво потянулась, морща нос. Ей казалось, что она в доме своей бабушки, в те редкие дни, когда даже Радамира разрешала не вскакивать с первыми лучами, а полежать в постели. Улыбнулась, прижимаясь щекой к чему-то теплому, даже горячему, обжигающему. Кожа покрылась приятными мурашками.
Приятное нечто аккуратно шевельнулось, и Веда в какой-то неведомой ей самой панике вскочила, сжимая кулаки. И поняла, что в её правой ладони по-прежнему зажата рука Влада. А прижималась она к его плечу, прикрытому тканью рубашки.
— Доброе утро, — еле выдавил из себя он, поглядывая на краснеющие от хватки пальцы, — кажется, я слышу хруст. Отпустишь?
Травница разжала кулак и быстро отодвинулась на край кровати, поджимая колени. Волосы упали на лицо, скрывая его от внимательных темных глаз. Почему-то девушка чувствовала странное жжение по всей коже, а его центр был где-то в животе. Она постаралась успокоиться, отогнать путающиеся мысли в голове. Получилось только через долгие минуты, в течение которых Влад не издал и единого звука, возможно, даже дыхание задержал, чтобы не потревожить чужой покой.
— Спал нормально? — прохрипела наконец-то девушка, поворачиваясь к охотнику. Ничто не выдавало её необычного состояния, лишь в глазах что-то блеснуло. Только исчезло так быстро, что Владислав даже не успел зафиксировать это.
— Да, — ответил он, перебирая в воздухе пальцами левой руки. Веда недоверчиво прищурилась.
Влад ей соврал, он спал плохо. Несколько раз просыпался, чувствуя, что кошмары протягивают к нему свои темные лапы, чтобы утащить во тьму. Но им не удавалось, каждый раз он открывал глаза, чувствуя прохладу чужой небольшой ладони. Аккуратных, худых пальцев, немного шершавой кожи. Это спасало его. Травница ему не соврала.
Но почему-то сейчас ему не хотелось об этом рассказывать. Откровения разбивались о холодный, непроницаемый взгляд зеленых глаз. И он не был уверен, что если выложит все, как на духу, этот взгляд не станет и вовсе ледяным, как январские морозы.
— А Велес не так уж и добр к тебе, Охотник, — сказала девушка, наблюдая за задумчивым лицом.
— Не думаю, что стоит винить его, — неоднозначно ответил Влад, невзначай останавливая взгляд на чужих пальцах. — Нам пора. Через Мертвый Хребет все равно ночью идти лучше, но лучше бы нам пройти большую часть, пока солнце не село.
Ведеслава кивнула, спрыгнула с кровати и дошла до окна, распахнув шторы. Огляделась, вспомнив, что всю одежду утащили Борис и Маша, и, не дожидаясь парня, вышла из комнаты. В доме было тихо, значит, не так уж и долго они спали, но лучше взглянуть на часы или спросить у кого-то.
Девушка быстро добралась до лестницы, хватаясь непослушными руками за перила. Дыхание почему-то сбилось, на душе вдруг стало невероятно тошно от доселе незнакомых эмоций. Они были чужеродными, практически незнакомыми, оттого ее организм их и отвергал. Да и сама Веда против не была. У нее другая цель, о глупостях некогда думать. Не такой, как
