Самый короткий путь к достижению этой цели лежал, естественно, через Вашингтон. В ноябре 1950 года Аденауэр передал через своего друга бельгийско-американского предпринимателя Дэнни Хайнемана (не имевшего никаких родственных связей с бывшим министром внутренних дел) составленный им для администрации Трумэна очередной меморандум. В нем «очень срочно» ставился вопрос о немедленном направлении в ФРГ крупных контингентов армии США (Аденауэр говорил своим приближенным, что 2–3 дивизии американцы могут вывести из Германии относительно легко, а целую армию — нет)[105]. Хайнеман передал меморандум Эйзенхауэру, а тот познакомил с ним министра обороны Маршалла.
Наряду с этим конфиденциальным каналом Аденауэр предъявил Верховным комиссарам требования модифицировать Оккупационный статут, чтобы «усилить волю немцев к сопротивлению». Вместе с просьбой прекратить демонтаж и сократить оккупационные расходы (в 1950 году на них ушла почти треть бюджета ФРГ) Аденауэр предлагал освободить из тюрьмы бывших военнослужащих вермахта, осужденных союзниками за военные преступления.
Усилия Аденауэра возымели действие. 18 декабря 1950 года Совет НАТО под давлением США принял решение начать официальные переговоры по ремилитаризации ФРГ. 15 февраля 1951 года в Париже делегации Франции, ФРГ, Италии, Бельгии, Нидерландов и Люксембурга при участии наблюдателей из США, Великобритании и Канады начали переговоры о создании ЕОС. Аденауэр уделял этим переговорам мало внимания, так как не ждал их скорого окончания. «Настоящие» переговоры начались 9 января 1951 года в Петерсберге между Теодором Бланком и Верховными комиссарами. На них обсуждались конкретные параметры будущей германской армии и механизм ее включения в состав НАТО. На петерсбергских переговорах тон задавали американцы, и Аденауэр участвовал в них лично. Таким образом, в Петерсберге разрабатывалась «страховка» на случай краха ЕОС, в котором в то время почти никто не сомневался.
Американцы поддержали Аденауэра и во внутренней политике, где дела канцлера шли совсем неважно. 6 ноября 1950 года за день до дебатов в бундестаге по вопросу о ремилитаризации и объединении Германии Макклой пригласил к себе Шумахера и пригрозил, что если парламент выскажется против немецкой армии, США прекратят поставки товаров по «плану Маршалла» (вот какая участь ожидала СССР в случае принятия этого «бескорыстного» плана). В противном же случае, если депутаты проявят благоразумие, из этого «плана Маршалла» будет выделено дополнительно на 40–60 % больше средств для тех секторов экономики ФРГ, которые связаны с выполнением военных заказов. После беседы с Шумахером Макклой проинформировал Аденауэра о ее содержании. Но американцы не знали, что о беседе (видимо, была утечка со стороны СДПГ) во всех подробностях узнали и в Москве[106]. Туда еще с ноября приходили подробные сведения о различных вариантах создания западногерманской армии, что и побудило руководство СССР взять на себя инициативу в германском вопросе, хотя, похоже, что Сталин опять слишком положился на Францию и ЕОС. В Москве, видимо, не знали о подробностях переговоров в Петерсберге, а на успех встречи в Париже особо не рассчитывали. Этот ошибочный анализ привел к тому, что блестящее дипломатическое наступление СССР октября-ноября 1950 года завязло на парижской встрече заместителей министров иностранных дел, которая после 73-х заседаний завершилась безрезультатно 21 июня 1951 года. Конечно, основную роль в таком бесславном финале сыграли США, положение которых в Корее с марта 1951 года стабилизировалось, и они не видели смысла в каких-либо шагах навстречу русским. Но и советская делегация, переоценив готовность Великобритании и Франции к компромиссу, явно перегнула палку, потребовав включить в повестку дня будущего совещания министров иностранных дел вопрос о НАТО и американских военных базах в Европе. Это дало Вашингтону и стоявшему за ним Аденауэру желанный предлог «разоблачить» советскую инициативу в германском вопросе как пропагандистский антиамериканский маневр.
Тем временем «сценарии ужасов», которые Аденауэр направил в Вашингтон, возымели действие. 6 марта 1951 года западные державы провозгласили смягчение Оккупационного статута. ФРГ разрешалось создать министерство иностранных дел (Аденауэр настаивал на этом, так как в ГДР такое министерство было с момента ее образования в октябре 1949 года). Хотя теперь Западной Германии разрешалось самостоятельно устанавливать дипломатические отношения с иностранными государствами, в столицы держав-победительниц она смогла направить не полноценных послов, а только неких «официальных представителей»[107]. Заключенные ФРГ договоры с иностранными государствами вступали в силу лишь в том случае, если союзные державы в течение трех недель не отвергали их. ФРГ обязана была постоянно информировать оккупирующие державы обо всех своих контактах с заграницей.
15 марта 1951 года Аденауэр стал первым министром иностранных дел ФРГ. Он взял себе лишний министерский портфель отнюдь не случайно, а чтобы влиять на переговоры держав-победительниц по германскому вопросу. Отныне он хотя бы в протокольном смысле мог контактировать не только с Верховными комиссарами, но и с их «начальством» в лице глав внешнеполитических ведомств США, Великобритании и Франции. В конце 1951 года у ФРГ было уже восемь посольств (в Аргентине, Бельгии, Греции, Дании, Италии, Канаде и Нидерландах) и пять дипмиссий (в Ирландии, Люксембурге, Норвегии, Уругвае и Швеции).
В январе 1951 года Германию посетил главнокомандующий силами НАТО в Европе генерал Д. Эйзенхауэр. Многочисленные меморандумы Аденауэра изменили его взгляды на немцев. Во время встреч с немецкими политиками бывший партнер Жукова и Монтгомери извинился за то, что в 1945 году считал всех немцев плохими. Публично Эйзенхауэр сделал так называемое «заявление чести», фактически назвав военнослужащих вермахта достойными солдатами. Это была морально-психологическая подготовка американского общественного мнения к тому, что скоро оно увидит новую немецкую армию. Материалы о переговорах Эйзенхауэра в ФРГ вскоре были доложены советской разведкой руководству СССР.
Еще более важным обстоятельством можно считать то, что в начале 1951 года французам удалось уломать Эйзенхауэра и сделать его сторонником ЕОС. Правда, Парижу пришлось сделать кардинальную уступку: американцы добились от Франции согласия на то, что членство ФРГ в ЕОС не закрывает Бонну дорогу в НАТО. К тому же (и это была победа Аденауэра) западные союзники договорились, что одновременно с вступлением Западной Германии в ЕОС будет отменен Оккупационный статут.
18 апреля 1951 года были подписаны соглашения о создании ЕОУС, встреченные враждебно не только коммунистами, но и представителями крупного бизнеса ФРГ, не желавшего отдавать германскую тяжелую промышленность на 50 лет под контроль неких европейских структур (а фактически французов). Однако Аденауэр был просто счастлив, так как отныне ничто не мешало началу переговоров по ЕОС. 5 мая 1951 года во внутренней политике ФРГ произошло важное событие, также усилившее переговорные позиции западногерманского канцлера. В этот день правоэкстремистская (а по сути неонацистская) Социалистическая партия рейха получила 11 % на выборах в земельный парламент Нижней Саксонии. Аденауэр поставил это в вину правившим там социал-демократам и одновременно начал пугать западные державы «незрелостью» немцев с точки зрения их приверженности демократическим ценностям. Мол, если Германия (пусть и Западная) срочно не войдет в западные военные структуры, то все население ФРГ опять повернется лицом к тоталитаризму. Наконец, Аденауэр использовал успех неонацистов (которые достигли его во многом благодаря господствующим в ФРГ настроениям реваншистского и антикоммунистического толка), чтобы снова забить тревогу относительно коммунистической «пятой колонны». Дело в том, что в Корее летом 1951 года уже начались мирные переговоры и становилось все труднее предвещать грядущую оккупацию Советами Западной Европы. Теперь Аденауэр пугал своих американских, английских и французских собеседников перспективами единой нейтральной Германии, которая, по его мнению, почему-то обязательно должна была подпасть под контроль большевиков. Для подкрепления этого весьма спорного тезиса Аденауэр рассказывал новому министру иностранных дел Великобритании Моррисону о давних связях русских царей с германскими кайзерами, которые в его интерпретации плавно перетекли в контакты рейхсвера Веймарской республики с Красной Армией[108]. Вывод из всей этой замысловатой логической конструкции был один: никакой четырехсторонней конференции по Германии и никакого нейтралитета пусть даже и ценой объединения страны. Надо сказать, что западные собеседники Аденауэра, несмотря на их очень скудные знания истории России, не обманывались насчет истинных страхов канцлера: Аденауэр просто боялся, что на общегерманских выборах победит СДПГ.
