карман.
3
Идут,
посвистывая,
отчаянные из отчаянных.
Сзади тюрьма.
Впереди —
ни рубля.
Арабы.
французы,
испанцы
и датчане
лезли
по трапам
Колумбова корабля.
«Кто здесь Колумб?
До Индии?
В ночку!
(Чего не откроешь,
если в пузе оргáн!)
Выкатывай на палубу
белого бочку,
а там
вези
хоть к черту на рога!»
Прощанье — что надо.
Не отъезд — а помпа:
день
не просыхали
капли на усах.
Время
меряли,
вперяясь в компас.
Спьяна
путали штаны и паруса.
Чуть не сшибли
маяк зажженный.
Палубные
не держатся на полу,
и вот,
быть может, отсюда,
с Жижона,
на всех парусах
рванулся Колумб.
4
Единая мысль мне сегодня люба,
что эти вот волны
Колумба лапили,
что в эту же воду
с Колумбова лба
стекали
пота
усталые капли.
Что это небо
землей обмеля,
на это вот облако,
вставшее с юга, —
— «На мачты, братва!
глядите —
земля!» —
орал
рассудок теряющий юнга.
И вновь
океан
с простора раскосого
вбивал
в небеса
громыхающий клин,
а после
братался
с волной сарагоссовой,
и вместе
пучки травы волокли.
Он
этой же бури слушал лады.
Когда ж
затихает бури задор,
мерещатся
в водах
Колумба следы,
ведущие
на Сан-Сальвадор.
5
Вырастают дни
в бородатые месяцы.
Луны
мрут
у мачты на колу.
Надоело океану.
Атлантический бесится.
Взбешен Христофор.
извелся Колумб.
С тысячной волны трехпарусник
съехал.
На тысячу первую взбираться
надо.
Видели Атлантический?
Тут не до смеха!
Команда ярится —
устала команда.
Шепчутся:
«Черту ввязались в попутчики.
Дома плохо?
И стол и кровать.
Знаем мы
эти
жидовские штучки —
разные
Америки
закрывать и открывать!»
За капитаном ходят по пятам.
«Вернись! — говорят,
играют мушкой. —
Какой ты ни есть
капитан-раскапитан,
а мы тебе тоже
не фунт с осьмушкой».
Лазит Колумб
на брамсель с фока,
глаза аж навыкате,
исхудал лицом;
пустился вовсю:
придумал фокус
со знаменитым
Колумбовым яйцом.
Что яйцо? —
игрушка на день.
И день
не оттянешь
у жизни-воровки.
Галдит команда,
на Колумба глядя:
«Крепка
петля
из генуэзской веревки.
Кончай,
Христофор,
собачий век!..»
И кортики
воздух
во тьме секут.
— «Земля!» —
Горизонт в туманной
кайме.
Как я вот
в растущую Мексику
и в розовый
этот
песок на заре,
вглазелись.
Не смеют надеяться:
с кольцом экватора
в медной ноздре
вставал
материк индейцев.
6
Года прошли.
В старика
шипуна
смельчал Атлантический,
гордый смолоду.
С бортов «Мажестиков»
любая шпана
плюет
в твою
седоусую морду.
Колумб!
твое пропало наследство!
В вонючих трюмах
твои потомки
с машинным адом
в горящем соседстве
лежат,
под щеку
подложивши котомки.
А сверху,
в цветах первоклассных розеток,
катаясь пузом
от танцев
до пьянки,
в уюте читален,
кино
и клозетов
катаются донны,
сеньоры
и янки.
Ты балда, Колумб. —
скажу по чести.
Что касается меня,
то я бы
лично —
я б Америку закрыл,
слегка почистил,
а потом
опять открыл —
вторично.
[1925]
От составителя
Впервые это стихотворение появилось в вечернем выпуске «Красной газеты», Л. 1925, № 270, 6 ноября (под заглавием «Открытие Америки»).
«Приходится писать стихи о Христофоре Колумбе что очень трудно так как за неимением одесситов трудно узнать как уменьшительное от Христофор. А рифмовать Колумба (и без того трудного) наудачу на тропиках дело героическое».
(Из письма Маяковского Л. Брик 3 июля 1925 г.)
С этим «героическим делом» Маяковский справился, но результат этих его героических усилий практически был сведен на нет весьма досадным недоразумением. Во всех последующих изданиях (прижизненных и посмертных) начертание имени великого мореплавателя изменено на «Коломб» (вместо «Колумб»), из-за чего с таким трудом найденные Маяковским рифмы практически пропадают.
* * *
Начертание «Коломб» впервые появилось в отдельном издании стихотворения, вышедшем в первой половине октября в Нью-Йорке. Занятый многочисленными публичными выступлениями в различных городах США, Маяковский поручил напечатание двух маленьких книжек Д. Бурлюку… Не подлежит сомнению, что именно Д. Бурлюк снабдил американское издание эпиграфом, отсутствующим в авторской машинописи и в тексте «Красной газеты»… Под воздействием этого эпиграфа в тексте американского издания и возникло начертание «Коломб». Текст этого издания в 1925 г. был перепечатан в газете советского полпредства «Парижский вестник», а в 1926 г. попал в сборник Маяковского «Испания. Гавана. Мексика. Америка». Отсюда, по тем же случайным причинам (сборник находился в распоряжении составителя), он перекочевал в прижизненные собрания сочинений. Таким образом первоначальный и, кроме того, дефектный текст, «авторизованный» включением в десятитомник, вытеснил окончательную авторскую редакцию.
(Н. Харджиев. Коломб или Колумб?
В кн. Н. И. Харджиев. Статьи об авангарде, т. 2).
От составителя
Эпиграф придумал, конечно, не Бурлюк, а сам Маяковский: ведь на шутливом допущении, что «Христофор Колумб был Христофор Коломб — испанский еврей», держится весь сюжет стихотворения. Но что касается начертания имени Колумба внутри стихотворения, тут Н. Харджиев безусловно прав,
