К двум другим ткачикам ноги понесли Дару сами. Толпа почти неслышно двинулась вслед. Он, Мила, меданы. Яркие головы недоверчиво покачиваются, ведьмы переглядываются, но не решаются именно сейчас спорить и кричать. Идут, как привязанные. Он почувствовал приближение Иранны. Не спешит, как всегда. И не опоздает, как обычно.
Ну, конечно, Дара нашла их. Эти немного поменьше, работают вяло, без конца застывают, приподнимаются и дирижируют двумя мохнатыми лапами.
Дара остановилась, прикрыла глаза. Геллан почувствовал, как поднимается изнутри возбуждение. Острое, меняющее краски мира, словно зрение перестаёт принадлежать тебе и, срывая одежды, показывает настоящую суть, сердцевину истины, заваленную до этого буреломом, сухой травой, ненужными предметами.
Вот оно, то самое, о чем рассказывается в легендах. В словах витиеватых и старых, как ароматный бальзам, пылящийся глубоко в лабиринтах замка, живёт нечто древнее, могучее, но утратившее первоначальный смысл. Полуистлевшая быль, ставшая сказкой для детишек.
А правда - всегда рядом. Неожиданная, как удар из-за угла. Как девчонка-чужачка, упавшая с неба, чтобы оживить легенды.
- Удивительно, да? - это Иранна. Говорит так тихо, что другие не слышат. Только он может уловить этот невесомый шёпот. - Даже у сайн-фуналий нет такой силы. Где они, те ткачики, что возводили замки на Зеоссе? Вымерли или живы?
- Живы. - ответил он ей мысленно. - Это мы потеряли силу. Не понимаем и не знаем, кто эти мохноногие страшилы с глазами детей. А она знает.
- Я всегда гордилась тобой, мой мальчик.
От Иранниной редкой похвалы всегда жарко, но сейчас ему недосуг самолюбоваться.
Ткачики. Добрые, но не всегда послушные дети, ваяющие домики по своему желанию, капризу, настроению. Подталкиваемые меданами, никогда не слушаются настолько, чтобы стать по-настоящему ручными.
Толпа, вздрогнув, ломается. Дара срывается с места и, спотыкаясь о камни, летит, куда ведёт её зов. Он уверен в этом: девчонка прислушивается сама к себе, смотрит в пространство, а не под ноги, а потому спотыкается.
"Осторожно!" - хочет предупредить он, но вместо слов устремляется вслед, огибая оторопевших медан. Такое впечатление, что эти скандальные стервы, вечно готовые к боевым действиям, напуганы или растеряны.
Редкие деревья, уцепившиеся за камни, изогнутые под причудливыми углами, постепенно отвоёвывают территорию, становятся гуще. Стволы - ровнее, тень - глубже. Она летит напролом, вскрикивают птицы, из-под ног разлетаются писклики и мелкие зверьки.
- Это здесь! - вскрикивает она и указывает рукой на скопление гладких валунов, поселившихся, будто не к месту, прямо в окружении галатий, что спустили тонкие ветви до земли и пошли кольцами по кругу, поджидая, пока кто-нибудь не кинется в их объятья.
Он успевает схватить её за талию почти на самой границе живой ловушки.
- Пусти! - брыкается она, но с ним ей не сладить. - Пусти, чурбан бездушный! Он умирает!
- Если я тебя отпущу, умрёшь ты.
Она затихает, но дышит тяжело, по инерции ещё взмахивая руками. Он осторожно опускает её на землю, придерживая на всякий случай, хотя чувствует: Дара не бросится очертя голову, послушается.
- Смотри. - он приседает, поднимает с земли камешек и бросает в гущу тонких колец, которые мгновенно покрываются острыми длинными шипами и кровожадно смыкают кольца-челюсти. Клац! Каменная крошка летит вверх, галатии недовольно ворчат и, спрятав шипы, замирают, ожидая жертвы повкуснее.
Она оборачивается. Глаза круглые.
- Мне надо туда, - бормочет, а лицо становится беспомощным, как у ребёнка.
- Сейчас, не торопись. - говорит спокойно, прислушиваясь к лесу. Кто-то должен был пойти за ними вслед. Так и есть.
- Что за манера бежать куда глаза глядят. - задыхаясь, сердито говорит Иранна. - Кому-то уже давно не пятнадцать лет.
- Ты умеешь передвигаться быстро. - почти одними губами говорит он.
- Ну да. И тюкнуть медан в темя самолюбия, заставив усомниться в собственной исключительности? И потом, ты петлял по воздуху среди деревьев?
Она злится, это на неё не похоже. Мысли скачут неровно, словно задыхаясь.
- Я не умею петлять, ты знаешь.
- Ты не хочешь. - в который раз упрямо говорит муйба и захлопывает доступ к своим мыслям.
Бирюзовая Ума, ярко-желтая Аттита и алая Ивайя уже рядом. Этого хватит.
- Ей нужно туда, за барьер галатий. Я так понимаю, за валунами залёг больной ткачик.
Дара кивнула. Кивнули меданы. Иранна повела глазами, утирая платком пот с мраморного лба. Мила стояла в сторонке, старательно рассматривая что-то под ногами.
- Поможем?
- Легко, - азартно оскалила зубы Ивайя. - Ты руководи, властитель.
Геллан кивнул, взял Дару за руку, заставил развернуться и посмотрел девчонке в глаза.
- Мы тебя перенесём. Ты не бойся, ладно? Стой ровно и не пытайся прыгнуть, сделать шаг, дёрнуться. Несколько секунд - и ты окажешься там, за валунами.
Дара нахмурила брови, но спрашивать ни о чем не стала, посмотрела только в его глаза не мигая.
- Вот и хорошо, молодец. - тихо сказал он, с трудом оторвавшись от этого пристального взгляда. Она верила, а больше ничего и не надо.
Он развернул Дару спиной. Встал точно за ней. По правую сторону скользнули Ивайя и Аттита, по левую - Ума.
- Мила, нам нужна твоя помощь, - жестко приказала Иранна. - Хватит под ноги глазеть. Встань рядом с Умой.
Мила посмотрела на полукруг и нерешительно тряхнула кудряшками.
- Я-я-я... н-н-н-е...
- Встань! - после такого окрика затихали даже самые буйные ученики и пригибалась трава под ногами. Геллан почувствовал, как по лопаткам потёк пот. Бедная Мила.
Сестра поспешно встала рядом с Умой. Иранна стояла в стороне. Напряженная, как хлыст, способный ударить.
- Готовы?
Меданы возбуждённо засопели в ответ, Мила стояла с красными щеками. Ещё немного - и она расплачется от отчаяния. Шаракан.
- Мила, раскрой ладони. Так, как и все, не бойся. Только раскрой ладони. - скомандовал он спокойно и мягко, но голос звучал глубоко, уверенно, сильно. Под ногами завибрировала земля.
- Руки опущены, пальцы расслаблены, ладони вверх.
Они повиновались этому голосу беспрекословно, без сомнений, синхронно. Даже ведьмы, которых не нужно было учить. Земля задрожала сильнее.
- А теперь поднимаем ладони. Медленно, плавно, мягко. Чувствуй, как воздух пружинит. Так, будто стал он текучим маслом.
Мила задрожала вслед за вибрацией земли под ногами, пылала факелом, но уже не сомневалась в своих силах, очарованная мощной энергией в голосе брата. Прикрыла глаза. Он почувствовал ровный поток со всех сторон. Получилось.
