Что же касается участников Первой мировой, то большинство из них в новой войне проявили себя достойно. И те, кто сражался на фронтах, и те, кто по возрасту и состоянию здоровья не мог взяться за оружие. Вот, скажем, несколько примеров из воспоминаний генерала армии П.И. Батова. Ветеран Первой мировой старый крестьянин Дмитрий Николаевич Темин спас под Минском знамя 24-й дивизии, обнаружив его на груди убитого офицера. И сберег. А после, на параде во Львове, гордо нес это знамя - с седой бородой, в старой гимнастерке и с Георгиевским крестом на груди, а по бокам, в качестве ассистентов, шагали молодые офицеры, сверкая советскими орденами. Пожилой рыбак Саенко помогал саперам наводить переправу через Днепр. "В ночь перед атакой старик вышел проводить бойцов. Люди несли к реке лодки, а он стоял у кустов на краю торфяного луга в чистой рубахе, а на груди у него было четыре Георгиевских креста. Так старый русский солдат просто и ясно выразил ощущение праздника, овладевшее им в канун броска наших войск через Днепр... Мы постояли рядом, и знаете, вдруг в памяти мелькнули дни военной молодости - тогда, в 16-м году, учителями моими были вот такие же, как этот русский солдат, бородачи. Павел Абрамович Саенко стоял рядом, глядя вслед уходившим к Днепру бойцам, и на его лице было выражение спокойствия и удовлетворения. Посмотрел я еще раз на его чистую заплатанную рубашку со старыми наградами и от души обнял ветерана". Батов описывает и других ветеранов - например, старого сапера Пичугина, участника Брусиловского прорыва. Который на слова генерала о предстоящих трудностях при форсировании Днепра ответил: "Трудности что... Трудности забудутся, победа останется". И дошел до этой победы, наводя в конце войны мост через Одер.
Воевал и опыт тех, кого уже не было в живых. Так, план минных постановок в Финском заливе, разработанный Эссеном и Колчаком, был почти без изменений применен повторно. И опять сыграл решающую роль в морской обороне Ленинграда. А опыт Брусиловского прорыва был в полной мере использован в Львовско-Сандомирской операции. Если взять указания маршала И.С. Конева о подготовке к прорыву мощной обороны почти в тех же местах, нетрудно заметить, что очень многие пункты он перенял у Брусилова вплоть до частностей, почти дословно - и о мерах по обеспечению скрытности, и по подготовке командиров и личного состава, и по организации артиллерийского наступления с выдвижением батарей в последний момент и пристрелкой отдельными орудиями, и даже изготовление "карт-бланковок" своих участков для командиров каждой роты и батареи с нанесенными на них конкретными объектами и целями. И брусиловский опыт с "картами-бланковками" оказался настолько удачным, что так и применялся потом во всех операциях до конца войны.
О боевых делах некоторых ветеранов писал в своих воспоминаниях Борис Полевой. Он рассказывает о кавалере ордена Св. Георгия подполковнике И.Мяэ, великолепно командовавшем артиллерией Эстонского корпуса. А в Галиции в казачьем корпусе ген. Селиванова, ему довелось познакомиться с "дядькой" Иваном Екотовым, старым казаком станицы Архангельской, ушедшим на фронт добровольцем. Он командовал взводом связистов, а "по совместительству", по поручению замполита, вел работу с молодым пополнением. И Полевой записал его беседу с новобранцами: "Было раз еще в ту, царскую войну, когда ваши папы и мамы еще под стол пешком ходили, было такое дело. Надо было взять вражью крепость. Она вот тут вот где-то недалеко. Пошла стрелковая дивизия в атаку, а из крепости по ней "максимы": та-та-та. Отбита атака. Пошли снова. И опять отбита. Стоит эта крепость, и ни черта ей не делается, как его там достанешь, австрияка? А почему, я вас спрашиваю? А потому, что у немцев, точнее, у австрияков, там крупные силы были. Это раз. А главное, укрепления, проволока, окопы, артиллерия. У них каждая травиночка в предполье пристреляна была, - рассказчик смолк, неторопливо свернул цигарку, и сразу же к нему протянулись со всех сторон десятки трофейных зажигалок. "Ну, ну и что?" - торопил кто-то. "Вот те и ну, дуги гну, продолжал он, - Ну видит начальство такое дело и посылает оно нас, казаков. С вечера нас офицеры с головы до ног осмотрели: как и что, не бренчит ли что, не валюхается, а как ночь сгустелась, мы и поползли. Без выстрела. Гренадеры наши на другой стороне крепости пальбу открыли, а мы молча, тишком. Еще в предполье бешметы скинули, разложили их, будто цепь залегла, а сами дальше. Гренадеры там перестрелку ведут, а мы ползем. Проходы в проволоке проделали, и все молча. Расчет такой: утром, как рассветет, они с укреплений беспременно бешметы наши заметят. Ага, мол, вон где цепь, и начнут по ним палить. А мы ползем да примечаем, где у них офицерский блиндаж, где пулемет, где орудие, и врага себе по плечу выбираем. Когда солнышко поднялось, заметили австрияки наши бешметы, и ну по ним палить. Палят, а мы уже у самого вала. Тут господин офицер свисток дает. Ура-а! До их траншеи два шага. Они ахнуть не успели, а мы уже кинжалами орудуем... Вот, зеленые, что это есть, пластуны". Причем, как пояснил писателю замполит, потери во взводе Екотова всегда были самыми маленькими.
И подобным "дядькам" в истории Великой Отечественной несть числа. С.М. Штеменко в своих воспоминаниях описывает 9-ю Краснознаменную пластунскую дивизию ген. П.И. Метальникова, сформированную на Кубани. "Бойцы - молодец к молодцу, много бравых добровольцев с Георгиевскими крестами на груди". И эта дивизия показала настолько высокие боевые качества, что стала "особой". Она находилась под контролем самого Сталина, а использовать ее на том или ином направлении дозволялось только с разрешения Ставки. А в 5-м Донском кавкорпусе ген. С.И. Горшкова знаменитый рубака капитан Парамон Самсонович Куркин так и воевал всю войну с четырьмя Георгиями на груди - к которым к моменту взятия Будапешта добавилось три ордена Боевого Красного Знамени.
И очень во многих мемуарах военачальников, дневниках фронтовых корреспондентов приводятся похожие случаи, происходившие после вступления наших войск в западные районы Украины, Белоруссии, в Польше. Когда к тому или иному генералу являлись вдруг пожилые местные жители с крестами и медалями на посконных рубахах и, браво щелкая опорками, докладывали по-русски: "Ваше превосходительство! Рядовой такой-то, находившийся в бессрочном отпуску, прибыл для дальнейшего прохождения службы!" Те, кто сам воевал в Первую мировую, описывают такие эпизоды с уважением, кто помоложе - с иронией. Потому что не увидели в поступках стариков того, что сами старики увидели в победах Советской Армии. А они увидели возрождение России. Да, уже не прежней, изменившейся. Но снова великой и могучей мировой державы...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
