он густым слоем устилал дорогу, усеивал ветви деревьев и прочую растительность и придавал окрестной местности единообразный серый цвет. В остальном суша по эту сторону озера как будто ничуть не пострадала, разве что там и тут попадались громадные валуны из лавы, а часть раскинувшихся на равнине полей затопило. Впрочем, вода уже начала отступать, хотя река до сих пор еще не вернулась в привычные берега.
Когда мы добрались до дома Иссикора, нас сразу же проводили в его спальню. Молодой человек лежал на постели из звериных шкур, и за ним ухаживали какие-то женщины, как я понял, его родственницы. Когда мы с Хансом вошли, эти женщины поклонились и удалились, оставив нас наедине с больным. Беглый взгляд убедил меня в том, что бедняга умирает. Его прежде ясные глаза потускнели и ничего не видели, дышал он прерывисто, пальцы рук сжимались и разжимались, а тело время от времени сотрясали жестокие судороги. Мне подумалось, что Иссикор страдает, должно быть, от какой-то разновидности лихорадки, но потом я измерил ему температуру — в моем маленьком саквояже с лекарствами был термометр — и обнаружил, что она на два градуса ниже положенного. На мои расспросы юноша ответил, что у него ничего не болит, а страдает он от общей слабости и от мельтешения мыслей, то есть, насколько я понял, от головокружения.
Я спросил, чему Иссикор приписывает свое недомогание, и он пояснил:
— Во всем виновато проклятие Хоу-Хоу, господин Макумазан. Меня убивает Хоу-Хоу.
Я уточнил, почему он так думает — не затевать же с больным напрасный спор о суевериях, — и молодой человек объяснил:
— По двум причинам, господин. Во-первых, я покинул здешние края без ведома Хоу-Хоу. Во-вторых, я отвез тебя и твоего желтокожего товарища по имени Светоч во мраке на священный остров, прибывать на который, не будучи призванным, всегда считалось тягчайшим преступлением. По этой второй причине мне суждено закончить свои дни намного раньше, чем я умер бы в ином случае, но все равно я был обречен в тот миг, когда ушел отсюда в надежде спасти Сабилу. Вот доказательство. — Он пошарил под покрывалом и достал крошечный черный череп, в точности такой, как описывал Ханс. Не позволив мне дотронуться до зловещей побрякушки, Иссикор спрятал ее обратно.
Я попытался высмеять его страхи, однако он печально улыбнулся и произнес:
— Я знаю, господин, ты считаешь меня трусом — из-за того, как я вел себя с тех пор, как мы прибыли в город валлу. Но меня изменило проклятие Хоу-Хоу: оно поселилось внутри и сломило мой дух. Молю, объясни это Сабиле, которую я люблю всем сердцем, но которая, подобно тебе, винит меня в трусости; вчера я прочитал презрение в ее взоре. Пока у меня еще остались силы, я бы хотел поговорить с тобой, господин. Перво-наперво позволь поблагодарить тебя и твоего товарища, Светоча во мраке, за то, что вы своим мужеством и колдовством избавили Сабилу от Хоу-Хоу, уничтожили его обитель, его жрецов и, как мне сказали, его истукана. Конечно, сам Хоу-Хоу остался жить, ведь он не может умереть, но отныне он лишен дома, телесной оболочки и своих жрецов, а потому его власть над телами и душами людей сгинула навсегда. Я уверен, валлу со временем перестанут ему поклоняться. Надеюсь, что никто больше из моих сородичей не умрет от проклятия Хоу-Хоу, господин, я буду последним.
— Но почему ты так уверен, что умрешь, Иссикор?
— Да потому, что проклятие сие пало на меня, господин, еще когда Хоу-Хоу властвовал над валлу, как то было с начала времен.
Я принялся было возражать, но молодой человек замахал рукою и продолжал:
— Господин, моя жизнь вот-вот оборвется, и я хочу успеть кое-что тебе сказать. Вскоре все обо мне забудут, даже Сабила, мужем которой я грезил стать. Молю тебя, господин, женись на Сабиле.
Я опешил, друзья мои, но сдержал рвавшийся наружу возглас. А Иссикор продолжал:
— Господин, я уже послал известить невесту о том, что такова моя последняя воля. Также я позаботился уведомить всех старейшин народа валлу, и на совете, который состоялся этим утром, они пришли к выводу, что подобное решение будет правильным и мудрым. Они даже велели мне умереть как можно скорее, дабы немедленно провести церемонию и сочетать вас с Сабилой браком.
— Святые угодники! — вскричал я.
Иссикор снова сделал жест рукою, призывая меня к молчанию, и принялся развивать свою мысль:
— Господин, Сабила не принадлежит к твоему народу, но она — настоящая красавица и большая умница. Став твоею женой, она сможет вернуть валлу былое величие, ибо предание гласит, что мы были великим народом, до того как на нас пало проклятие Хоу-Хоу, ныне уничтоженное. Ты тоже мудр и смел, и тебе ведомо многое из того, о чем мы знать не знаем; люди станут почитать тебя как бога и, возможно, увидят в тебе нового Хоу-Хоу, а потому ты сумеешь основать могущественную династию. Поначалу наши обычаи могут показаться тебе странными и непонятными, но затем ты поймешь их истинную суть. Не возражай, прошу; даже если ты против такой судьбы, все будет так, как я сказал.
— Это еще почему? — осведомился я раздраженно. Вряд ли, друзья мои, можно упрекнуть меня в том, что я не постарался скрыть свое негодование.
— Да потому, господин, что тебе суждено провести среди нас остаток жизни. Ты стал нашим пленником, и никакая отвага не поможет тебе сбежать, поскольку никто не согласится отвезти тебя вниз по реке, а силой ты не прорвешься, ибо за тобой будут следить днем и ночью и не позволят этого сделать. Вернувшись сейчас в дом вождя, ты увидишь, что твои патроны забрали и теперь, не считая тех немногих, что имеются у тебя при себе, ты безоружен. А посему, раз уж ты останешься среди нас, для тебя лучше всего сочетаться браком с Сабилой, нежели с любой другой женщиной, ведь она красивейшая и умнейшая из них. Вдобавок Сабила теперь наша правительница по праву крови, и через нее ты сам станешь вождем, как сделался бы
