- Я забыл про собак, - сказал Томас, вернувшись к деревьям.
- С ними все будет в порядке, - произнес Кин с радостной уверенностью.
- Они направляются не за твоей правой рукой, - заявил Томас, - и теперь они нас почуяли. Если хочешь уйти, теперь самое подходящее время.
- Господи, нет! Я один из твоих воинов, помнишь это? Мы не бросаем друг друга.
- Тогда оставайся здесь. Попытайся сделать так, чтобы тебя на разорвали собаки.
- Собаки меня любят, - заявил ирландец.
- Я полагаюсь на то, что они отзовут собак, прежде чем те тебя укусят.
- Они меня не укусят, вот увидишь.
- Просто стой здесь и веди себя тихо, - сказал Томас. - Хочу, чтобы они решили, что ты один, - он ухватился за низко опущенную ветку дерева и используя свои натренированные боевым луком мускулы подтянулся, скрылся в листве и припал к ветке. Всё зависело от того, где остановятся всадники, а они наверняка остановятся.
Теперь он их слышал, слышал, как тяжело опускались копыта и быстро бежали собаки, держась впереди. Кин, к изумлению Томаса, упал на колени и воздел сомкнутые в молитве руки.
Хорошо придумано, посчитал Томас, а потом в поле зрения появились собаки. Пара серых волкодавов с текущей из пасти слюной подбежала к ирландцу, и Кин просто открыл глаза, расставил руки и щелкнул пальцами.
- Хорошие собачки, - сказал ирландец. Волкодавы заскулили. Один лег у коленей Кина, а второй лизал его вытянутую руку. - Лежать, мальчик, - сказал Кин по-французски, потом почесал псов за ушами. - Какое прекрасное утро для охоты на англичанина, да?
Всадники были уже близко. Они придержали лошадей, пустив их рысью, пока, пригнувшись, пробирались под низкими ветвями.
- Проклятые собаки, - сказал один из них в изумлении при виде волкодавов, поддавшихся на ласки Кина. - Ты кто такой? - спросил он.
- Человек за молитвой, - ответил Кин, - и хорошего вам дня, господа.
- За молитвой?
- Господь призвал меня принять духовный сан, - заявил Кин самодовольно, - и я чувствую, что нахожусь ближе к нему, когда молюсь под деревьями на заре в такой благословенный день.
Да благословит вас Господь, а что вы, господа, делаете так далеко от дома рано утром? - темная домотканная сутана придавала ему убедительно церковный вид.
- Охотимся, - сказал один из всадников весело.
- Ты не француз, - произнес другой.
- Я из Ирландии, земли Святого Патрика, и молюсь Святому Патрику, чтобы подавил злобу ваших собак. Разве они не милейшие создания?
- Элоиз! Абеляр! - крикнул всадник собакам, но ни одна не пошевелилась. Они остались с Кином.
- А на кого вы охотитесь? - спросил Кин.
- На англичанина.
- Здесь вы его не найдете, - сказал Кин, - а если это тот парень, о котором я думаю, то он наверняка еще в городе.
- Может быть, - произнес один из мужчин. Он со своим товарищем находился слева от Томаса, Кин - справа, и Томасу нужно было, чтобы всадники подошли ближе. Он просто смотрел на них сквозь листву.
Три юноши в богатых одеждах тонкой работы, с плюмажем на головных уборах и в высоких сапогах в стременах. Двое держали копья с широкими наконечниками и поперечинами под ними, предназначенные для охоты на кабана, и у всех троих имелись мечи.
- А может, и нет, - продолжил мужчина. Он подтолкнул лошадь вперед. - Ты пришел сюда помолиться?
- Разве не так я сказал?
- Ирландия близко к Англии, правда?
- И в самом деле, это ее проклятие.
- А в городе, - произнес всадник, - попрошайка видел двух человек у "Вдовы". Один был в одежде студента, а другой забрался на телегу с дерьмом.
- А я то думал, что я единственный студент, который встает спозаранку!
- Элоиз! Абеляр! - хозяин прорычал имена собак, но они просто заскулили и придвинулись еще ближе к Кину.
- Так этот попрошайка отправился в городской совет, - сказал первый всадник.
- А вместо этого наткнулся на нас, - весело добавил второй. - Теперь он не получит награду.
- Мы помогли ему отправиться в лучший мир, - продолжил рассказ первый всадник, - и, возможно, мы можем и твою память освежить.
- В этом мне всегда нужна помощь, потому я и молюсь, - отозвался Кин.
- Собаки взяли след, - сказал всадник.
- Умные собачки, - отметил Кин, похлопывая по двум серым головам.
- Они привели нас сюда.
- А, они учуяли меня! Неудивительно, что они бежали так резво.
- И у реки следы двух человек, - добавил другой мужчина.
- Я думаю, есть вопросы, на которые тебе нужно ответить, - первый всадник улыбнулся.
- Например, почему он хочет стать вороной в темной сутане, - сказал хозяин собак. - Может, ты не любишь женщин? - двое других засмеялись. Теперь Томас видел их гораздо лучше.
Очень богатые юноши, с дорогими седлами и упряжью, в сапогах, начищенных до блеска. Возможно, сыновья торговцев? Томас подумал, что это дети богачей, которые благодаря положению родителей могут безнаказанно нарушать комендантский час, молодые щеголи, рыскающие по городу, нарываясь на неприятности и уверенные, что избегут последствий.
Люди, которые, очевидно, убили попрошайку, чтобы не делить с ним награду.
- Почему кто-то хочет стать священником? - презрительно спросил всадник.
- Может, потому, что он не мужчина, а? Мы должны это выяснить. Снимай одежду.
Его товарищи, готовые присоединиться к забаве, подъехали ближе, пройдя под веткой, на которой сидел Томас. И он спрыгнул.
Он свалился на последнего всадника, правой рукой обхватил его шею, а левой завладел копьем. Всадник упал. Лошадь встала на дыбы и заржала.
Томас хлопнулся наземь, а всадник упал на него. Левая нога седока запуталась в стремени, и лошадь унеслась прочь, волоча его за собой, а Томас уже вставал, теперь держа копье обеими руками.
Другой копьеносец развернул лошадь, Томас со всей силой нанес удар, плашмя стукнув наконечником всадника по голове.
Всадник покачнулся в седле, а Томас уже бежал к третьему, пытавшемуся вытащить меч, но Кин держал его за предплечье, пока лошадь яростно гарцевала по кругу. Собаки бросались на Кина и лошадь, посчитав это игрой.
Томас взмахнул копьем, и широкое лезвие вонзилось всаднику между ребер. Он завопил от боли, и Кин стащил его из седла и приложил головой об свое колено, так что всадник упал, оглушенный.
Первый всадник кое-как выпутался из стремени и пытался встать, но еще плохо соображал из-за удара. Томас пнул его в горло, и тот снова упал.
Другой всадник в полубессознательным состоянии был еще в седле, но просто уставился в пустоту, открывая и закрывая рот.
- Поймай лошадей, - приказал Томас Кину, потом выбежал из леса, пересек канаву и ножом перерезал бечевку, которой были стянуты вязанки каштановых жердей.
- Свяжем ублюдков, - сказал он Кину, - и если тебе нужно переодеться, то давай.
Он стащил третьего всадника из седла и оглушил его еще больше ударом кулака, от которого у того потекла кровь из уха.
- Это бархат? - спросил Кин, указывая пальцем на куртку одного из молодых людей. - Я всегда представлял себя в бархате.
Томас стянул со всех трех сапоги и нашел пару, которая ему подошла. На одной из лошадей находилась седельная сумка с флягой вина, хлебом и куском сыра, и он разделил все это с Кином.
- Ты умеешь ездить верхом?
- Иисусе, я же из Ирландии! Я родился в седле.
- Свяжи их. Но сначала раздень догола, - Томас помог Кину скрутить всех троих, потом снял свою мокрую одежду и подобрал подходящие чулки, рубаху и прекрасную кожаную куртку, которая была слишком тесной для его мускулов лучника, но сухой. Он подвязал перевязь для меча на поясе.
- Так вы убили попрошайку? - спросил он одного из трех молодых людей. Тот ничего не ответил, и Томас пнул его по лицу. - Тебе повезло, что я не отрезал тебе яйца, - сказал он, - но в следующий раз, если ты не ответишь на вопрос, я точно одно отрежу. Вы убили попрошайку?
- Он умирал, - мрачно отозвался юноша.
- Так это был акт христианского милосердия, - промолвил Томас. Он нагнулся и приставил нож между ног юноши. Он заметил ужас на его угрюмом лице. - Кто ты?
- Меня зовут Питу, мой отец - член городского совета, он заплатит за меня! - в отчаянии бормотал он.
- Питу - большая шишка в городе, - заметил Кин, - виноторговец, живущий как лорд. Ест с золота, как говорят.
- Я его единственный сын, - взмолился Питу, - он заплатит за меня!
- О да, заплатит, - сказал Томас и разрезал бечеву на запястьях и лодыжках Питу. - Оденься, - приказал он, подтолкнув собственную одежду в сторону испуганного юноши.
Еще совсем мальчишка, возможно, лет семнадцати, Питу оделся, и Томас снова связал ему запястья.
- Поедешь с нами, - сказал Томас, - и если хочешь снова увидеть Монпелье, молись, чтобы мой слуга и двое латников оказались живы.
- Они живы! - с готовностью заявил Питу.
