Первые дни после своего переселения у принца была уйма дел. Он познакомился с соседями — мотыльком и жучком. Оба оказались милейшими созданиями и ничуть не глупее людей.
Вначале Симплис лишь с трудом понимал их язык. Но вскоре сообразил, что причина этого в скудности его образования. Он быстро привык к краткости языка насекомых и научился, подобно им, одним-единственным звуком, изменяя лишь интонацию и длительность, обозначать множество самых различных предметов. И он начал забывать столь бедную, несмотря на обилие слов, человеческую речь.
Он был в восторге от образа жизни своих новых друзей. Особенно восхищало его их мнение о королях, которых они просто-напросто считали совсем излишним иметь, Симплис чувствовал себя по сравнению с ними круглым невеждой и решил брать у обитателей леса уроки.
Но мхи и боярышник все еще дичились его: он не научился еще языку трав и цветов.
Словом, видя простодушие и безобидность Симплиса, весь лес радушно принял его в свое лоно и открыл ему все свои тайны. И часто, бродя по тропинкам, ему случалось быть свидетелем нежных ласк мотылька с маргариткой.
Вскоре даже боярышник преодолел свою робость и стал давать принцу уроки. Он терпеливо и с любовью обучал Симплиса языку ароматов и красок. С тех пор по утрам, едва он открывал глаза, пурпурные венчики цветов слали ему свой привет, зеленая листва болтала о ночных оргиях леса, а кузнечик шептал о своей пылкой страсти к фиалке.
Нашел Симплис и подружку себе — золотистую стрекозку с тоненькой талией и трепетными крылышками. Малютка оказалась отчаянной кокеткой, она забавлялась, дразня его: то манила к себе, то проворно ускользала прямо из-под руки. Старые деревья, видя поведение стрекозы, журили ее и, покачивая головой, предсказывали, что она дурно кончит. Но вдруг Симплиса охватила странная тревога.
Первой заметила это божья коровка и попыталась вызвать своего друга на откровенность, но тот, заливаясь слезами, отвечал, что все хорошо и он счастлив по-прежнему.
Он вставал теперь на заре и до позднего вечера бродил в чаще. Он осторожно раздвигал ветви каждого кустика, поднимал каждый листик и все что-то искал.
— Чего это ищет наш ученик? — спросил боярышник у мха.
А стрекозка, пораженная равнодушием любовника, решила, что он помешался от любви, и принялась увиваться вокруг него. Но он даже не взглянул на нее И старые деревья оказались правы: опт быстрехонько утешилась с первым встречным мотыльком.
Поникла грустно листва, видя, как юный принц исследует каждый клочок травы, как он пристально вглядывается в глубину аллей; и, слыша из чащи его горькие жалобы, листья печально шептали:
— Симплис увидел наш Водяной цветок, нашу русалочку.
VI
Водяной цветок была дочерью солнечного луча и росинки и так восхитительно воздушна, что поцелуй влюбленного убил бы ее; а уста ее источали столь сладостный аромат, что она убила бы влюбленного своим поцелуем.
Лес знал об этом и ревниво охранял свое любимое дитя. Он укрыл ее в прохладном ручье, осененном густыми ветвями. И там, в тишине и полумраке, Водяной цветок блистала среди своих сестер. Ленивица, она томно возлежала на поверхности воды, отдаваясь ее колыханью. Сквозь прозрачные струи виднелись ее маленькие ножки, а светлокудрую головку увенчивала корона жемчужных брызг. Кувшинки и шпажник радовались ее улыбке. Она была душой всего огромного леса.
Беззаботно текла жизнь Водяного цветка, и на всей земле она любила только свою мать — росу, а в небе — солнечный луч-своего отца. Она была любимицей потока, баюкавшего ее на волнах, и деревьев, укрывавших ее своею тенью. У нее было множество поклонников и ни одного возлюбленного.
Русалочка знала, что должна умереть от любви. Ей приятно было думать об этом, и она жила мечтою о смерти. С нежной улыбкой поджидала она своего суженого.
Однажды ночью Симплис увидел ее в сиянии звезд на повороте аллеи. И целый месяц потом тщетно искал ее всюду. Она чудилась ему за каждым деревом, но, подбежав, он находил там лишь огромные тени волнуемых ветром тополей.
VII
И лес умолк. Он не доверял больше Симплису. Непроницаемой стала его листва, и густая тень окутывала каждый шаг принца. Умолк влюбленный шепот, иссякла нежность леса, опасность, грозящая Водяному цветку, повергла в печаль всю рощу.
Но вот однажды Симплис снова увидел русалочку. Обезумев от любви, он бросился к ней. Она легко, как пушинка по ветру, мчалась перед ним на лунном луче и не слыхала его шагов. Как ни бежал принц, он так я не мог ее догнать. И тогда душа его преисполнялась отчаяния, а из глаз хлынули слезы.
Он все бежал и бежал, и лес тревожно следил за каждым его шагом. Колючие кустарники хватали его своими цепкими лапами, преграждая дорогу. Вся роща поднялась на защиту своей любимицы. Мох под его ногами стал вдруг скользким; чаща все теснее сплетала перед ним свои ветви, твердые, как бронза. Дороги засыпало сухой листвой; стволы упавших деревьев легли поперек тропинок; даже скалы и те восстали против юного принца и обрушивались перед ним. Пчелы жалили его в пятки, и бабочки ослепляли трепетанием своих крыльев.
А Водяной цветок, ничего не видя и не слыша, скользила все дальше и дальше на лунном луче. Симплис с ужасом чувствовал, что она вот-вот исчезнет.
И задыхаясь, в безумном отчаянии, он все бежал и бежал вслед за нею.
VIII
Он слышал, как старые дубы гневно кричат ему вслед:
— Почему ты нам не сказал, что ты человек? Знай мы это, мы бы тебя остерегались, мы не стали бы учить тебя нашему языку и ты в своей человеческой слепоте не увидел бы нашу русалочку. Ты явился к нам как невинное создание, а теперь мы видим в тебе душу человека. Подумай, что ты делаешь? Ты давишь жучков, ты обрываешь листья и ломаешь ветви. Обуреваемый себялюбием, ты хочешь похитить нашу душу.
И боярышник крикнул:
— Остановись, сжалься, Симплис! Не будь подобен капризному ребенку, который, желая насладиться ароматом моих душистых цветов, срывает их, чтобы вскоре бросить.
А мох воскликнул:
— Стой, Симплис! Приляг на мой бархатистый, свежий ковер и сквозь ветки деревьев любуйся издали игрой Водяного цветка. Ты увидишь, как она плещется в ручье, как примеряет ожерелья из жемчужных брызг. Мы позволим тебе любоваться ею, и жизнь твоя, подобно нашей, будет протекать в созерцанье ее красоты.
И весь лес зашумел:
— Остановись, Симплис! Не целуй ее! Разве ты не знаешь, что она умрет от твоего поцелуя? Разве наш вестник, ветерок, не рассказал тебе об этом? Водяной цветок не земное создание, благоуханье этого цветка таит в себе смерть. Увы, бедняжка! Ее судьба ужасна! Вместе с поцелуем ты выпьешь ее душу. Сжалься над ней, Симплис!
IX
Но тут Водяной цветок обернулась и увидела принца. Она с улыбкой знаком велела ему приблизиться и, обратившись к лесу, сказала:
— Вот пришел мой возлюбленный.
Прошло ровно три дня, три часа и три минуты с тех пор, как Симплис начал преследовать русалочку. В ушах его все еще звучали слова старых дубов. Он повернулся и хотел убежать, но Водяной цветок уже держала его за руки и, поднявшись на цыпочки, любовалась отражением своей улыбки в глазах юноши.
— Как долго ты медлил! Мое сердце чуяло, что ты в лесу. Я села на лунный луч и целых три дня, три часа и три минуты искала тебя повсюду.
Симплис молчал и слушал, затаив дыхание. Она же, усадив принца рядом с собой на берегу ручья, ласкала его взором, и он не мог отвести от нее глаз.
— Разве ты не узнаешь меня? — спросила она. — Я часто видела тебя во сне. Ты брал меня за руку, и мы с тобой шли куда-то, молчаливые и трепещущие. Разве ты не видел меня? Ты помнишь свои сны? Он хотел ответить, но она воскликнула: — Молчи! Я Водяной цветок, а ты мой возлюбленный. И мы должны умереть.
X
Высокие деревья склонились, чтобы получше разглядеть юную чету. Они содрогались от скорби, и от дерева к дереву мчалась весть о том, что душа леса покидает их.
Умолкли все голоса. Великая жалость охватила обитателей леса, от могучих дубов до хрупкой былинки. Замерли в чаще гневные крики, ведь Симплис, возлюбленный Водяного цветка, стал теперь сыном старого леса.
А русалочка положила головку на плечо принцу. Склоняясь над ручьем, они улыбались друг другу. Или, поднимая время от времени взор, любовались золотистой пыльцой, трепещущей в лучах заходящего солнца. Их объятие становилось крепче и крепче, и они ждали лишь первой звезды, чтобы слиться навеки и улететь.
Они безмолвствовали, и души их, воспарившие в любовном экстазе, мало-помалу соединялись в едином дыхании.
И по мере того как день угасал, уста их все больше сближались.
Лес оцепенел в смертельной тоске. Огромные скалы, из расщелин которых вытекал ручей, простерли над озаренной последними лучами заходящего солнца четой широкий покров тени.
