Неисправим.
— Руки-ноги есть? Вот своими руками и отдраивай свой дом, а ногами топай отсюда. Посыл ясен?
— Что ж ты злая такая? — Андрей пригладил волосы. — У вас в деревне какое-то поветрие? Вирус? Это заразно? Куда ни посмотрю, всюду психбольница. Точно не хочешь убраться у меня? Смотри, больше предлагать не буду, другие желающие найдутся.
Я вздохнула. Нет, ну что за человек такой?!
Только Булатов мог явиться ко мне без приглашения, и позвать заняться клинингом. Ведет себя как барин с холопкой, еще и забыл меня. Меня! Это вообще оскорбительно, ведь не так уж сильно я изменилась… наверное.
Я всегда хотела быть поваром, с самого раннего детства. Первым моим воспоминанием было то, что я, совсем еще мелкая, наблюдала за мамой. Мне года три было, если не меньше, а я до сих пор ту мамину улыбку помню, адресованную мне. И аромат вафель, которые мама делала в тот день. И даже вафельницу нашу помню — белую, похожую на чемоданчик, очень старую. Мне это магией казалось — то, как мама из неказистых на вид продуктов приготовила такие вкуснющие и ароматные вафли.
Мммм!
Мама и меня научила их делать, и как только я читать научилась, начала изучать кулинарные книги, мамину тетрадку с рецептами. И от кухни меня было просто не оторвать. Всегда твердо знала, что поваром буду — самым лучшим поваром! И звезду Мишлен ресторану, в котором буду работать, добуду именно я. И благодарные посетители ресторана будут постоянно звать меня, чтобы поблагодарить.
А потом я повзрослела. Нет, любить готовить я не перестала — это ведь искусство, но ту еду, что я готовила, я еще и пробовала. Плюс гормональный всплеск, и здравствуйте, двадцать лишних кило. Мы вас ждали, но мы вам не рады. Бабушка, папина мама, вздыхала по моей фигуре наравне со мной, и сетовала, что женщине нельзя поваром быть — это ни маникюра нормального, порезы, да еще и полнота.
А потом папа забрал нас в Екатеринбург. На целый год, чтобы филиал открыть и настроить его работу. И я пошла учиться… на юридический. Полненькая, стесняющаяся саму себя девчонка. В балахоны одевалась как у Примадонны, чтобы фигуру спрятать, за волосами половину лица скрывала, но от легких насмешек это не спасало. И это было обидно, хотя надо мной не издевались. Зубоскалили — да, поддевали, но не гнобили.
В школе ведь меня все любили, мы взрослели вместе, а тут новый город, все незнакомые. Я себе самой страшной на свете казалась. Особенно, когда Андрея увидела — красивый, мускулистый, популярный. Девчонки рядом с ним крутились — все как на подбор, и я в этот подбор не вписывалась. Это как беляш положить рядом с пучками сельдерея, и спросить: «Угадай, что лишнее?»
Лишний — беляш. Я.
Тогда я плюнула на балахоны, и перестала отвечать улыбкой на насмешки. И именно когда я стала язвой, Андрей вдруг начал меня замечать. А потом… потом случилось потом. Юридический я бросила, как и сам университет. Перевелась в кулинарный, и постаралась забыть Андрея.
Только не забыла, как оказалось
А вот он забыл. За уборку десять тысяч предлагает. Ох, я сейчас пошлю его! Ох, я… хм, так, стоп.
— И большая уборка нужна? Не генеральная, случайно? — спросила я невинным голоском.
— Да там немного, мусор прибрать и полы вымыть. Уговор? — Андрей протянул мне ладонь, где между двумя пальцами зажато две пятитысячных купюры.
— Идем, — усмехнулась я, и деньги взяла.
А вот руку не пожала, улыбнулась ему насмешливо, мысленно потирая ладони.
Позвал меня убраться, дорогой? Ха! Да я тебе такой бардак организую, что ты в этом доме жить не сможешь. И деньги не верну! Или верну, но потом, после «уборки». Подойду, по щеке его похлопаю, и в карман его штанов эту десятку засуну.
А потом убегу, и ничегошеньки он мне не сделает!
А лучше, чтобы он вообще съехал отсюда, и я это организую, или я буду не я!
Когда мы подошли к его калитке, я обратила внимание, что Андрей улыбается зеркально. Точно также насмешливо, как и я.
— Мы точно не встречались? — спросил он.
Нет, ну сколько можно по больной мозоли топтаться?!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Может, и встречались, — пожала я плечиком. — Но если виделись, то это было что-то неважное.
— Почему?
— Потому что твое лицо мне незнакомо, — я подмигнула Андрею, спародировав его самого. — Было бы что-то интересное, я бы тебя запомнила.
— Язва, — рассмеялся Андрей, и чуть нахмурился.
Ну да, язва. А еще стерва. Колючка. Заноза. Как ты только не называл меня! Неужели, вспомнил?!
— Ты в этом колхозе постоянно живешь, или иногда приезжаешь? — продолжил Андрей свой допрос, все внимательнее изучая меня, пока мы пробирались сквозь палки, валяющиеся в его дворе, к дому. — В Ёбурге не бывала?
— Бывала, — не стала я врать.
— Хм, — Андрей внимательно вгляделся в мое лицо, и постепенно его взгляд опустился ниже.
На шею, а потом на грудь, обтянутую майкой с изображенной на ней Масяней.
— Так и будем стоять, или откроешь дверь в свой дворец? — прищелкнула я пальцами перед его лицом.
Будет он еще на меня пялиться!
— А, точно, — широко улыбнулся он, и распахнул передо мной дверь.
Я… обомлела. Это что? ЭТО ЧТО ВООБЩЕ ЗА УЖАС?!
— Тряпку сейчас организую. Ведро… хмм, ведро тоже найду. Давай, кудряшка, сотвори магию, — Андрей шустро впихнул меня внутрь, пока я стояла и хлопала глазами.
Еще и дверь за собой закрыл, заперев нас в доме, лучшее определение которому — … нет, я таких слов не знаю. Даже матерных! Здесь бы даже наркоманы постеснялись притон организовать, даже опустившийся забулдыга-бомж скривил бы нос, и отказался жить в этой… этой халабуде.
Я же хотела организовать здесь еще больший бардак, но… как, во имя всего святого?!
— Это что? — растерянно взглянула я на Андрея.
— Это беспорядок, который нужно ликвидировать, — мягко ответил он, опасливо отступая от меня на шаг.
— Беспорядок? Еще скажи, что это легкий беспорядок! — всплеснула я руками.
— Нууу, не совсем легкий, но ты справишься.
— И не подумаю, — я достала из кармана десять тысяч, и швырнула их на кучу серо-буро-малинового тряпья. — Все, ищи другую уборщицу, а я домой, пока Эболу не подхватила.
— Не получится домой, — сочувственно вздохнул Андрей, и потряс связкой ключей. — Уговор есть уговор. Ты согласилась, я заплатил, так что работай, девочка!
Я подергала дверь. От души потрясла, и даже пнула пару раз. Дверь, не Андрея. Но и до него очередь дойдет — запер, он реально меня запер!
— А ну открой! — рявкнула я.
— И не подумаю, — расхохотался он. — Открою, когда весь дом блестеть будет. Ты знаешь, что такое «стерильность»?
— Ты знаешь, что такое «убийство»? — рыкнула я, наступая на него.
— Знаю, и Уголовный Кодекс тоже. За него статья светит, — фыркнул он. — Я на юридическом учусь, так что очень хорошо это знаю. Эй, изверг, ты чего это удумала? — хохотнул он, когда я подняла валявшуюся выбивалку для ковров. — Даже не думай. Ты… так, стоп, вот я баран! Лиза, я вспомнил тебя, да не дерись ты! — Андрей перехватил мою руку, а я всего-то один разочек успела ему врезать. — Ты реально меня забыла? Меня?
Выбивалка выпала из моих рук.
Бить его не требуется. Вспомнил, хвала бобрам! И лицо-то какое оскорбленное, ха!
— А мы знакомы? — хлопнула я глазами. — Не припомню, хотя… не важно. Открывай дверь, я в этом свинарнике оставаться не желаю.
Ох, как же Андрея это задело. Я с трудом удерживала на лице гневное выражение, прям актрисой себя чувствовала: бровки нахмурила, в глазах — ярость и непонимание, а хотелось-то расхохотаться этому негодяю в лицо.
Надо же, обиделся, что я его «не узнала». Того и гляди расплачется, ути-пути, бедный мальчик!
— Лизка, но… ты что, реально меня не узнала… да какого хрена?! — Андрей не мог подобрать слов.
— Не придумывай, мальчик. Мы незнакомы, — фыркнула я. — И выпусти уже меня, иначе побью!
— А ничего что мы встречались? Как такое можно было забыть? Ты издеваешься? — рыкнул парень, не обратив внимания на угрозу.
