Медсестра скрылась за ближайшей к посту дверью, на которой висела табличка «Сестринская».
Данилов остался дежурить в одиночестве. Несколько минут он сидел молча, прислушиваясь к своим ощущениям, а затем начал быстро писать дневники. Когда закончил, встал и обошел реанимационный зал, желая убедиться, что все в порядке.
Все и было в порядке ровно настолько, насколько это может быть в реанимационном отделении – пациенты хоть и тяжелые, но стабильные, лежат спокойно, проблем не создают.
Данилов выглянул в окно – пейзаж полностью соответствовал описанному Блоком. «Ночь, улица, фонарь, аптека, бессмысленный и тусклый свет». Только аптека была не «торговая», а местная – больничный склад медикаментов. Данилов припомнил, как там было у Блока дальше:
Живи еще хоть четверть века —Все будет так. Исхода нет.Умрешь – начнешь опять сначала,И повторится все, как встарь,Ночь, ледяная рябь канала,Аптека, улица, фонарь.
«Все повторится – это плохо, – подумал Данилов. – А если без школы и института, то это нормально. Чтобы сразу врачом».
От воспоминаний о институте по телу пробежали мурашки. Бр-р-р! Только на шестом курсе удалось нормально, по-человечески, отметить Новый год. А то все в обнимку с учебником – то дифференцированный зачет третьего января, то экзамен. Как оно вам – под бой курантов атлас нормальной анатомии листать или учебник по гистологии? Ужас, да и только. Одноклассники, поступившие в МГУ или ту же Бауманку, привычно жаловались на то, что учиться-де трудно, задают много, спрашивают строго, но это они медицинского вуза не пробовали. С его-то зубрежкой! Это только принято считать, что природа все устроила логично. Какая там логика – в человеческом-то организме? Логика там и не ночевала, потому как зная одно, другое логически сроду не выведешь. Только зубрить и запоминать, запоминать и зубрить дальше. Сначала кажется, что после экзамена все немедленно забывается, но при случае убеждаешься, что это не так. В нужный момент из копилки памяти извлекаются соответствующие знания.
«Ладно, все уже в прошлом, – напомнил себе Данилов. – Теперь раз в пять лет подтверждать свой статус, да если будет охота – один раз кандидатский минимум сдать. Это пустяки!»
Действительно – пустяки, тем более, что сдавать кандидатский минимум совсем не тянуло. Несмотря на то, что мать была убеждена в обратном. По ее мнению, раз уж сын стал врачом, то непременно должен пойти дальше и дорасти до профессора. И не абы какого, а маститого – со своей кафедрой, со своей клиникой и, как следствие, – с высоким уровнем жизни. Данилов не имел ничего против высокого уровня жизни, но в науку его не тянуло. То ли склад ума не тот, то ли характер неподходящий.
Данилов походил еще немного по реанимационному залу, а затем, слегка разочарованный тем, что нечем заняться, сел за стол и, подперев голову рукой, задумался о своих перспективах. Перспективы выходили какие-то неясные, туманные, возможно от того, что зверски хотелось спать.
Скрипнула дверь ординаторской.
– Сидишь, – констатировал Владислав Алексеевич. – А Райка где? Спит?
Было несложно догадаться, что Райкой звали полную брюнетку.
– Спит, наверное, – ответил Данилов.
– Если что – зови! – разрешил Владислав Алексеевич. – Только помни – с родственниками в контакт не вступать, на вопросы не отвечать, никому ничего не передавать! Ясно?
– Слушаюсь, сэр! – вставать навытяжку и щелкать каблуками Данилову не хотелось, тем более, что у кроссовок и но сработало и так – Владислав Алексеевич намек понял.
– Мы здесь привыкли по-свойски общаться, без реверансов, – сказал он, отводя взгляд в сторону. – Ничего личного. Просто привычка такая.
– Я понимаю, – ответил Данилов и благородно добавил: – Все нормально.
Владислав Алексеевич скрылся за дверью так резво, словно его втянула внутрь невидимая рука. Впрочем, не исключено, что так оно и было.
Данилов сам не заметил, как заснул. Спать пришлось недолго – сначала запищал один из мониторов, затем – другой, а там и прооперированного мужика с ножевым ранением брюшной полости привезли, затем «скорая» по какой-то неведомой дури привезла парня с некупируемым носовым кровотечением, и Владислав Алексеевич долго препирался с бригадой.
– Куда вы его, нахрен, привезли? – вопрошал он. – Вы что, не знаете, что у нас нет ЛОР-отделения? Первый раз замужем, да?
– А что вы на нас бочку катите? – не менее экспансивно оборонялся врач «скорой помощи». – Мы что – сами решаем, кого куда везти? На Центре сказали – вези в сто тридцать третью, мы и привезли. Распишитесь, пожалуйста!
– И не подумаю! Запрашивайте место по новой…
– Хорошо, я запрошу! – наконец сказал врач «скорой помощи». – Но о вашем поведении я тоже сообщу. Как ваша фамилия?
– Для тех, кто не умеет читать, – Владислав Алексеевич ткнул пальцем в бейдж, висевший у него на груди, – сообщаю, что моя фамилия Кочерыгин! Кочерыгин вэ а!
Пациент, носовая полость которого была полностью затампонирована, флегматично лежал на каталке, дышал ртом и смотрел в потолок, изображая полную покорность судьбе. После переговоров с Центром «скорая» уехала вместе с пациентом.
– Цирк! – воскликнул Владислав Алексеевич и пригласил Данилова на утренний обход.
– Как впечатления от дежурства?
– Нормально, – ответил Данилов.
Что еще можно было ответить?
– Самому-то что больше нравится – за ногу с того света вытаскивать или наркоз давать?
– Трудно сказать, – пожал плечами Данилов. – Я же пока только начинаю.
– Лучше всего, – Владислав Алексеевич даже остановился, подчеркивая тем самым важность того, что готовился сказать, – хорошенько подумать и свалить в какую-то другую специальность. Туда, где легче работается и больше зарабатывается. Потому что ни на наркозах, ни тем более на вот этом, – последовал кивок в сторону ближайшей койки, – не озолотишься. Надо выводить алкашей из запоев, лечить трипперы или увеличивать сиськи и уменьшать носы. А здесь…
Советы подобного рода скорее веселили Данилова, нежели раздражали.
– Что ж вы сами тут работаете? – спросил он.
– Вот, не подумал в свое время, – вздохнул Владислав Алексеевич. – А теперь уже поздно, да и привык я. Но если бы мог начать жизнь заново, то… наверное, в экономисты бы пошел. Ладно, продолжим…
«Продолжим» относилось не к дискуссии, а к обходу..
– Как прошло твое первое дежурство? – спросила Светлана Викторовна, стоило только сыну войти.
– Все хорошо, – ответил Данилов. – Старшие товарищи щедро делились со мной опытом, мне доверили такое важное дело, как написание дневников в историях, и вообще…
– А чего ты хотел?
– Сейчас я хочу есть и спать. С одинаковой силой, то есть зверски.
Есть, как ни странно, хотелось все-таки больше. Сил хватило не только на большую тарелку борща, но и на макароны по-флотски.
– А теперь – баиньки.
Данилов собрал волю в кулак и встал из-за стола, хотя больше всего ему хотелось отодвинуть пустую тарелку в сторону, положить голову на стол (какая подушка? Тому, кто по-настоящему хочет спать, подушка только мешает!) и заснуть.
– Когда тебя завтра будить? – спросила мать.
– Завтра же суббота, – напомнил Данилов. – Так что я проснусь сам. Ну что – можно сказать, что первая неделя интернатуры осталась позади.
– Мои поздравления, – улыбнулась Светлана Викторовна…
Понедельник начался нехорошо – с особого взгляда Тарабарина. Буквально наткнувшись на этот взгляд, Данилов понял, что последует дальше, и не ошибся.
– К вам есть разговор, Владимир Александрович. Приватный. Прямо сейчас.
Идя за Тарабариным и глядя на его широкую спину, Данилов перебрал в уме всю прошлую неделю, но ничего такого, что может вызвать приватный разговор с руководителем интернатуры, так и не вспомнил. Совсем ничего. Интерн Данилов был безгрешен, и потому он решил, что скорее всего сейчас ему будет сделано какое-то предложение срочного порядка. Срочно написать какой-нибудь доклад, съездить на конференцию интернов куда-нибудь в Вышний Устюг или Усть-Урюпинск или же принять участие в ежегодном марафоне, проходящем в День города. Поддержать, так сказать, спортивную честь больницы…
Идти было недалеко, поэтому и гадать пришлось недолго.
– Владимир Александрович, во время вашего дежурства вы занимались определением группы крови у кого-либо из пациентов?
Взгляд Тарабарина по-прежнему оставался строгим, колючим. Хорошо еще, что сесть на стул предложил.
– Занимался. – Перед глазами Данилова сразу же возникла тарелка с каплями. – У одного.
– Фамилию помните?
– Подколядин, кажется.
– Все верно. И какую же вы определили группу?
– Вторую.
– Точно помните?
– Совершенно точно.
– Владимир Александрович, – Тарабарин поерзал в кресле, – вы простите меня за такой вопрос, но не могли бы рассказать мне, как определяется группа крови при помощи стандартных изогемагглютинирующих сывороток?
