– Будешь? – подмигнул он.
– Нет, спасибо. – устало пробормотал я.
– Это просто жидкий мёд, юноша! Ты что думал, я подсовываю тебе настойку из мухоморов? – рассердился Хёрби. – Лучшее средство от усталости – кружка ромашкового чая с мёдом.
– По-видимому, санинспектор с Вами бы не согласился, – заметил я.
Хёрби расхохотался и повернул банку этикеткой ко мне. Крупными корявыми буквами на этикетке было нацарапано: «Для анализов».
– Инспектор, думаю, оценил, – сквозь смех бормотал Хёрби.
– Странный юмор. – заметил я. – Бедный инспектор!
– Этот санинспектор существует только потому, что такие наивные дурачки, как ты, позволяют ему существовать. Он приезжает в город, машет в ресторане своей красной книжечкой, которую, кстати, не даёт рассмотреть поближе и преотличнейшим образом обедает – изысканные блюда, дорогое вино… А затем машет ручкой и исчезает навеки. Управление по антисанитарным условиям – потрясающе!
– Надо же! Я и не думал… – начал я.
– Вот ты и обозначил свою главную проблему! – ехидно отозвался Хёрби. Помолчав немного, он продолжил:
– Моя тётушка – мудрейшая женщина – никогда на меня не ругалась. Она забрала меня к себе после смерти родителей и воспитывала, как воспитала бы родного сына. Я, как и многие дети, поедал всё сладкое, до чего мог дотянуться. А у тётушки Марты были шоколадные драже для украшения пирожных – она стряпала под заказ. Так вот, банку с драже она поставила на видное место и написала этикетку: «Овечьи шарики», сказав мне, что это служит удобрением для домашних цветов. И уж поверь, мой юный друг, я и близко к этой банке не подходил. Теперь хитрость тёти Марты и лже-инспекторов будет держать на расстоянии.
Хёрби хлопнул меня по плечу и протянул кружку.
– Как тебя всё-таки зовут, мой таинственный юный друг?
– Меня зовут Йен, – ответил я, вытирая руки полотенцем и беря чай.
– За знакомство, Йен! И прости старика, если иногда бываю слишком суров. Но согласись, уж кто-кто, а ты этого заслуживаешь!
Глава 4
Солнце светило вовсю. Как будто ему выделили жёсткий лимит времени для осушения лужиц, оставленных вчерашним дождём. Я сидел на крылечке, выходящем в задний дворик ресторана. Рядом стояла открытая корзинка с мирайбой, который тихонько возился, распрямляя листья-иголки навстречу солнечным лучам. Передо мной расстилалось озерцо зелени. Хёрби сам выращивал травы и некоторые овощи для своей кухни.
– Как вы всё успеваете? – с изумлением воскликнул я, когда впервые увидел этот ухоженный огород.
– Успевает всюду тот, кто никуда не торопится! – буркнул Хёрби, заботливо поправляя лист салата, как порой девушка поправляет складку на любимом платье.
И вот я сидел, наслаждаясь тишиной и покоем, пока солнечный свет не загородило морщинистое лицо.
– А вы будете тот самый новый помощник? – проворковал старушечий голос. – То-то я смотрю, кто-то незнакомый шмыг-шмыг по огороду.
– Здравствуйте! – вежливо промолвил я.
– Ну здравствуй-здравствуй, – задумчиво протянула старуха, осматривая цепким взглядом бледно-голубых, словно выцветших, глазок, меня, огород и корзинку с мирайбой. Я поспешно задвинул корзинку за спину.
– Чего испугался? Что там у тебя? Тараканы сушёные?
– Гхм! – раздался сзади голос Хёрби. – Добрый день, госпожа Госсип! Прекрасный денёк, не так ли?
– О да, господин Хёрби, прекрасный! Точь-в-точь как тот, когда я дала вам рассаду во-о-он той великолепной брюссельской капусты. – скрюченный палец указал вглубь огорода. – Я всегда говорю госпожам Сюпризе и Эдмире, что именно моей рассаде обязан ресторанчик такой популярностью. Но от них разве добьёшься понимания? Только бесконечные «Ах, как это удивительно!» да «Ах, как это восхитительно!». Тьфу! А ведь если человек культурный, – говорю я, – он добро долго помнит! И благодарит чем может.
Конец ознакомительного фрагмента.