— Эй, на катере! — крикнул он старшине. — Как привязали клетку? Вы что, не понимаете? Зверя утопите. Ему дышать надо.
ДЕЛЬФИН — ЭТО МАЛЕНЬКИЙ КИТ. ЕМУ НУЖЕН ВОЗДУХ.
— Где сопровождающее лицо?
— Лицо укачалось. Спит, — мрачно ответил старшина. — Разбудить?
— Будите!
На палубу вышел, покачиваясь, жёлто-зелёный человек в дамской кофте.
— Вы из дельфинария? — спросил Марлен. — Сопровождающий?
Человек кивнул.
— Вы знаете, что ваш дельфин чуть не утонул?
Человек заморгал глазами и положил руку на живот. Видно, его здорово укачало.
— Н-нет.
Марлен посмотрел на него свирепым взглядом.
— Почему вы в дамской кофте? — спросил он. — Как зовут вашего дельфина? Чем вы думаете его кормить?
— Саша.
Это было всё, что смог сказать человек. Он положил на живот вторую руку и полез назад в каюту.
— Где он ухитрился укачаться? — возмутился Марлен. — На море ведь штиль.
— Почему дамская кофта? — сказал, подумав, старшина. — Его жена провожала. Она была в мужском пиджаке. Перепутали, видно. Не шумите. Дельфина звать Саша. Кормить его надо рыбой. Он мороженую ест.
Старшина объяснил это и пошёл на корму — проследить, чтобы клетку побыстрее вели к берегу.
Тогда из каюты снова высунулся жёлто-зелёный. В руке он держал бумажку.
— Распишитесь в получении, — хмуро сказал он. — А то мне не отчитаться. Зверь — он знаете сколько стоит! Вот тут и тут… Два раза.
Он глотнул слюну и, взяв у Марлена бумажку, исчез.
МОРСКИЕ КАНАРЕЙКИ И БОЛТУНЫ
Как-то я спросил Марлена:
— Что же ты собираешься записывать?
Он не ответил, отвёл меня в палатку и достал из чемодана кассету с тонкой магнитофонной лентой.
— Вот. Один человек привёз, — сказал Марлен. — Из полярной экспедиции.
Он включил магнитофон.
Под низкими сводами палатки послышались удивительные звуки.
Сначала звенели колокольчики. Они звенели тихо и мелодично: тень-тень!..
Потом послышался шорох и скрип, как будто волокут по полу мешок с битым стеклом. Потом опять: тень-тень!..
Затем магнитофон замолчал. Началась новая запись. Кто-то чирикал и посвистывал. Весело так: «Свись-свись!» Помолчит, послушает себя и опять: «Свись-свись!» Похоже на канарейку, только резче и солиднее. Сперва один голос, потом второй. Первый: «Свись!» А второй ему отвечает: «Свись-свись!»
МОЖЕТ БЫТЬ, ПИНГВИНЫ?
Третья запись была совсем непонятная.
Кто-то скрипел.
Сначала он молчал, потом как заскрипит: «Згрр-ррр-ррр… рр… р…» Поскрипел и снова замолчал. И вдруг как забормочет: «Бла-бла-бла!..» Сперва один голос, потом несколько. Галдят, как на базаре.
— Что это? — спросил я, когда запись кончилась.
— Отгадай.
— Первая запись — битое стекло, — сказал я. — Вторая — пингвины. Третья — восточный базар. Угадал?
Марлен заулыбался:
— И не гадай. Все записи сделаны под водой. Первая — торошение льда. Льдина наползает на льдину. Звенит лёд. Вторая — запись голосов белух, полярных китов. После этой записи их прозвали морскими канарейками. А третья — сам не знаю кто. Охотится кто-то из подводных хищников. Может быть, кашалот, может быть, дельфин. Скрип — это сигнал, с помощью которого он обнаруживает добычу. Поскрипел и замолчал: слушает, с какой стороны придёт эхо. А вот кто там бормотал — и вовсе тайна. Эти существа назвали морскими болтунами. Звуки записывают, а кто их издаёт, не знают. Вот почему мы будем записывать рыб в вольере. Там, по крайней мере, видно.
— Морские болтуны! — сказал я. — Не киты?
Марлен пожал плечами.
— Думаю проверить ещё одно интересное сообщение, — сказал он. — Утверждают, что испуганная или гибнущая рыба в момент опасности издаёт крик. Конечно, не слышный для нашего уха. Этот крик слышат её товарки. Для них это сигнал: берегись — хищник!
— Да, вот тебе и мир безмолвия!
Марлен кивнул.
— А наш дельфин? — спросил я.
— Что дельфин?
— Его ты записывать будешь?
— Если хватит времени… Думаю на будущий год устроить акустический полигон. Два гидрофона и телевизионная камера. Сижу на берегу, записываю звуки и вижу, кто их издаёт. Мечта!.. Ты к дельфину ходишь?
— Ещё бы!
В ЗАГОРОДКЕ
Каждое утро я ходил к дельфину.
Около берега был отгорожен сетью кусок бухты. Туда поставили клетку.
Я приходил, усаживался на берегу и смотрел, что делает Саша.
Обычно он неторопливо плавал взад-вперёд. Доплывёт до стенки, повернётся и, не всплывая, поплыл обратно. По пути вынырнет, раскроет дыхало — пых! — вырвался вверх белый фонтанчик брызг. Дыхало захлопнулось, дельфин — дальше.
Иногда Саша начинал плавать кругами. Тогда он набирал скорость и, как серая молния, мчался вдоль загородки. Он доплывал до угла, делал еле заметное движение хвостом и, описав дугу, опять летел вдоль сети. При этом он кренился, как самолёт.
Когда ему надоедало носиться, он подплывал к берегу и внимательно смотрел из-под воды на меня, на палатки, на горы. Поперёк Сашиной морды тянулся белый шрам.
Дельфин смотрел на меня и усмехался.
В руках у меня был альбом. Толстым угольным карандашом я пытался нарисовать его усмешку.
РОЩИН-ВТОРОЙ
Приходил дрессировщик.
— Рощин-второй! — каждый раз называл он себя и протягивал мне руку.
— Почему второй? — не выдержал наконец я.
— Рощин-первый был мой отец. Он работал с морскими свинками. От отца я унаследовал страсть к морским животным.
…В детстве мы с сестрой Зиной держали дома двух свинок. Они были чуть побольше крыс, пятнистые и прожорливые, всё время ели, шевеля розовыми плюшевыми носами и едва слышно похрюкивая.
ИНТЕРЕСНО, ЧТО МОГУТ ДЕЛАТЬ МОРСКИЕ СВИНКИ В ЦИРКЕ?
НЕ МОГУТ ЖЕ ОНИ ПРЫГАТЬ ЧЕРЕЗ ОБРУЧ!
— Какая у вас программа дрессировки?
— Большая. В задании, которое я получил от Павлова, написано: научить дельфина доставлять в подводный дом письма и газеты, научить приносить работающему под водой человеку инструменты, научить отыскивать заблудившихся под водой аквалангистов.
— Ого!
Я с уважением посмотрел на Рощина.
ВОТ ТЕБЕ И ВТОРОЙ!
ПОПРОБУЙ ЕЩЕ РАЗ
Каждый день Рощин с дельфином начинали с разучивания прыжка.
— С азов! С азов! — говорил Рощин, надевал резиновые сапоги, вешал через плечо сумку с мороженой рыбой и, войдя в загородку, стучал ладонью по воде.
Саша подплывал к нему и, высунув из воды голубую морду, ждал.
Рощин хлопал его по макушке, доставал из сумки рыбёшку и протягивал её Саше. Дельфин глотал рыбу и начинал щёлкать челюстями.
— Ещё? Нет, нет. Сначала работать.
Рощин доставал из кармана милицейский свисток. Услышав трель, Саша от восторга переворачивался и начинал носиться вдоль загородки.
Тогда Рощин брал палку и, подняв её над водой, ждал. Он ждал, когда Саша наконец подплывёт и прыгнет через неё.
Я никогда не видел, как дрессируют животных. Я сидел на берегу, смотрел на Рощина и удивлялся.
Рощин стоит по колено в воде. В одной руке у него палка, в другой — рыба. Свисток!
Саша подныривает под палку и выхватывает из рук Рощина рыбу.
— Ну что ты делаешь? — говорит Рощин и достаёт из сумки новую рыбёшку. — Ещё раз. Попробуй ещё раз.
Дельфин подплывает и снова крадёт рыбу.
— Что за животное! — жалуется Рощин. — Не понимает русского языка!
Он снова лезет в сумку.
— Саша, сюда!
Саша вертится по одну сторону палки, Рощин размахивает рыбой по другую.
Рощин замёрз и чихает: «Ап-чхи!» Чихая, он закрывает глаза.
Саша делает короткий бросок, и третья рыба исчезает в его пасти.
— Негодяй! — кричит Рощин. — Ты будешь прыгать или нет?
Я по-прежнему сижу на песке и смотрю, как Саша отнимает у Рощина рыбу.
ДА! ДРЕССИРОВЩИКУ НАДО ИМЕТЬ ЖЕЛЕЗНЫЕ НЕРВЫ…
ДОЖДЬ
С севера из-за гор наползли тучи. Погода испортилась. Пошёл дождь. Сперва мелкий, робкий. Дождинки, упав на тёплую землю, тотчас высыхали.
Потом облака стали плотными, серыми и опустились к самой воде. По палаткам забарабанили крупные капли.
Дождь шёл час… два… сутки. Тоскливо стало в палаточном городке.
Мы собрались в палатке номер один — на командном пункте; сидели кто на чём и рассказывали друг другу разные морские истории.
ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ — ПРО ЗАТОНУВШИЙ КОРАБЛЬ
— Где-то в бухте, — рассказал Немцев, — здесь лежит затонувший корабль…
Корабль лежал ещё с Крымской войны. Тогда английские, французские и турецкие войска окружили Севастополь. Около чёрных балаклавских скал и оранжевых берегов Херсонеса дымили их пароходы.
Чтобы не пустить врага в Севастопольскую бухту, русские моряки собрали свой парусный флот, открыли кингстоны у кораблей, и парусники один за другим легли на дно между входными равелинами порта.
Частокол мачт вознёсся над стылой, холодной водой.
