– Пропади все пропадом! – в сердцах воскликнула Блайт, с неудовольствием осмотрев свою фигуру.
Ну почему господь наградил ее телом, части которого совершенно не сочетались друг с другом?! Тонюсенькая талия, слишком полная грудь, а плечи… Да, их можно назвать красивыми, если бы они принадлежали… мужчине. Будь у нее хоть чуточку другое сложение, Блайт раз и навсегда отказалась бы от этих проклятых новоизобретенных приспособлений!
Однако она не принадлежала к числу тех, кто сокрушается по поводу того, чего уже никак не изменишь. Блайт, не раздумывая, бросилась к высокому комоду красного дерева и начала выдвигать ящик за ящиком. Она привычно рылась в их содержимом, перебирая разноцветные лоскутки, обрывки кружев, крючки, благоразумно отпоротые от старых платьев, обтрепанные по краям глаженые-переглаженые ленты. Неожиданно ее палец наткнулся на острую булавку, которой было самое подходящее место в корзинке для шитья. Блайт поднесла ко рту пораненный мизинец и, вздохнув, прислонилась спиной к комоду, с досадой закрыв глаза: судя по всему, шнурков для корсета больше не осталось.
– Будь благоразумна, Блайт! – пробормотала она, затем расправила плечи и вскинула красиво очерченный подбородок. – Нечего так переживать из-за порванного шнурка. Просто иди сегодня без корсета, а в магазине подберешь подходящий шнурок. Ты вполне сможешь обойтись и без этой штуковины, особенно зная твою ненависть к корсетам.
Блайт решительно принялась стаскивать столь ненавистный предмет одежды. При этом ее охватили какие-то совершенно странные ощущения. Казалось, у нее внутри словно что-то оборвалось и упало, подобно тому, как заскользил вниз по длинным стройным ногам пресловутый корсет. Блайт не могла знать, что в это самое утро вместе с корсетом в спальне осталась и частица ее легендарного самообладания. Полагая, что необычный внутренний трепет вызван лишь отсутствием огня в полутемной комнате, она торопливо натянула чулки, завязала на талии тесемки нижней юбки, затем облачилась в шерстяное платье болотно-зеленого цвета и принялась как можно туже зашнуровывать лиф. Покончив с этим, Блайт раздвинула тяжелые шторы и бросилась к огромному зеркалу, чтобы проверить результат своих стараний. Ей пришлось прищуриться, поскольку отражение оказалось весьма смутным и расплывчатым. Да, без свечи нельзя быть абсолютно уверенной… Но все же Блайт с досадой отметила, что строгий силуэт платья со скромным вырезом и удлиненным лифом безнадежно испорчен неблагопристойной пышностью ее упругих грудей. Она со стоном попыталась потуже затянуть окаянный корсаж, чтобы хоть как-то замаскировать свою вопиющую женственность, но ее старания, увы, не увенчались успехом.
Состроив недовольную рожицу отражению в зеркале, Блайт отвернулась и схватила щетку, собираясь привести в порядок непокорную гриву волос. Вчера она так устала, что еле доплелась до кровати. У нее просто не хватило сил, чтобы заплести их в косу. Да, если бы она это сделала, ей не пришлось бы так мучиться сейчас, раздирая спутанные пряди. Господи, ну что за наказание каждый день возиться с прической! Так бы взяла и отрезала волосы. Как же они осточертели! Сколько времени уходит на бесполезную возню с ними! Блайт с трудом подавила нарастающее раздражение, напомнив себе, что порядочная, заслуживающая уважения женщина никогда не избавится от этого истинно женского украшения. А Блайт Вулрич как раз и была порядочной и заслуживающей уважения молодой женщиной.
Привычным движением она скатала из длинных темно-каштановых волос тугие валики и закрепила их на затылке изящными черепаховыми гребешками. Блайт заставила себя еще раз посмотреться в зеркало, затем недовольно одернула платье и, резко повернувшись, направилась из комнаты.
В этот момент к двери спальни, с другой стороны, приближалась Лиззи, маленькая неряшливая служанка. Опустив голову, она с трудом несла огромный медный чайник с горячей водой и просто не могла видеть выходящую из комнаты Блайт. Столкновение оказалось неизбежным. Вода, разумеется, расплескалась, а служанка с воплями и причитаниями принялась лихорадочно отряхивать промокшую юбку хозяйки.
– Извините, что я опять опоздала, мисс Блайт, – простонала Лиззи. – Но миссис Дорнли послала меня к Симмонсу, мяснику, потому что ей уже стыдно показываться ему на глаза. Я только что вернулась. А сейчас вас зовет ваша бабушка, – служанка сочувственно поморщилась и отправилась восвояси, пробормотав напоследок: – Возможно, вы ее уже и сами слышите. Да и все соседи тоже.
Блайт посмотрела вслед острой на язычок девушке, затем, нагнувшись, как следует разгладила ладонью влажные пятна на платье, беспокоясь о том, что они наверняка будут заметны, когда высохнут. Волна раздражения вновь захлестнула ее, но Блайт постаралась успокоиться. Горячая вода была единственной роскошью, которую она могла себе позволить или, по крайней мере, пыталась это сделать. Впрочем, что толку от воды, если каждое утро ее приносят слишком поздно и все заканчивается тем, что Блайт сама же относит воду бабушке?!
Кроме того, Лиззи и так достается: по утрам ей еще приходится помогать на кухне миссис Дорнли, экономке. Кухарка давно уволилась, недовольная маленьким жалованьем, и теперь преданная семье экономка вынуждена готовить сама. Смешно сказать, в доме, где когда-то сновала полная дюжина слуг, их осталось только трое: миссис Дорнли, Лиззи и старый Уильям – слишком старый, чтобы беспокоиться о своем жалованье, а временами и о своих обязанностях. Не желая впадать в отчаяние, Блайт как заклинание неустанно твердила себе одно и то же: в эти тяжелые времена им всем приходится много работать, и неразумно ожидать мгновенного исполнения всех своих желаний, пусть даже самых скромных. А Блайт Вулрич как раз и считалась очень разумной молодой женщиной.
Подняв чайник с водой, Блайт поспешила по темному коридору, ориентируясь по памяти. В доме давно не было свечей, чтобы вставить их в великолепные старинные канделябры, украшавшие стены. Изысканные ковры и элегантные деревянные панели – иными словами остатки прежней роскоши – также напоминали о былом процветании дома Вулричей. Три поколения праведно и трудолюбиво, с верой во Всевышнего жили в этом великолепном особняке, и каждое вносило свой вклад в поднятие престижа торговой и фрахтовой компании, владельцами которой являлось их семейство. Однако за последние пятнадцать лет дом заметно пришел в упадок. Похоже, его нынешние обитатели будут последними, кто насладится остатками прежней роскоши. Если дела пойдут так и дальше, от состояния Вулричей скоро не останется и следа, а затем исчезнет и весь род.
