Чёрт бы его побрал! Ну до чего же скользкий тип! Такое ощущение, что он меня запутал окончательно — теперь я вообще ничего не понимаю. И с какой радости я должен идти неизвестно куда, неизвестно зачем и неизвестно с кем?! Ситуация, однако… Безопасней, конечно, было бы выбираться самому, но для этого нужно знать в каком направлении двигаться, а пигмей молчит, как рыба об лёд. Стоит вон и аж подпрыгивает от нетерпения… Ладно, делать-то, действительно, нечего — пойду с ним, а вдруг эта (или этот) Хельга окажется разговорчивей? Должен же быть хотя бы один нормальный в этом лесу! Себя я уже таким не считал…
— Пошли, не торчать же здесь до скончания века, — нехотя согласился я, надеясь, что в городе удастся всё выяснить. Абориген развернулся и, потешно размахивая ручками, скрылся в лесу. Высокая трава полностью скрывала его миниатюрные ножки и малец стал похож на катящегося по зелёному ковру волосатого колобка. Смех и грех, право слово. Я поспешил следом, стараясь не упустить проводника из виду — для своего роста он двигался неожиданно резво.
Бегать мне приходилось в своей жизни немало. И в школе кроссы постоянно выигрывал, и за сборную иститута на соревнованиях выступал, да и на работе мною часто затыкали "дыры" на всевозможных спартакиадах. А друзья издевались от души — мол, Серёга, где ты видел сисадмина-спортсмена? И то правда, этой касте тружеников по статусу положено пиво пить, "юзверей строить"[2] и печень отращивать. Но мне нравилось — мало того, что само движение доставляло удовольствие, так ещё и азарт, море адреналина и восторженные взгляды болельщиков. Особенно поклонниц. А что, если молодому парню всего двадцать пять, ничто человеческое ему не чуждо.
Однако на сей раз радостного возбуждения от бега я так и не дождался. И дело не в том, что на финише нас не ждали с оркестром и брызгами шампанского. И даже не потому, что приходилось словно перепуганным зайцам петлять между деревьями и продирались через колючий кустарник. Сам лес будил во мне какую-то смутную тревогу. Точнее объяснить не могу, но что-то здесь было определённо не так. Наверняка каждый испытывал нечто подобное: смотришь на вещь — всё знакомо и привычно, а как-то моторошно. Душой-то чувствуешь, что тебя нагло обманывают, но не понимаешь как и зачем.
— Эй, страж! А человеки вроде меня здесь встречаются? — по крайней мере, очень хотелось на это надеяться — мой-то вид мальца не удивил.
— Людей много, они живут везде. А стражи только в Землях Входящих, — в голосе аборигена угадывалась гордость за собственную исключительность. — Есть ещё другие, но я про них ничего не знаю. А Хельга говорила, что в горах живут злые карлики. Люди с ними воюют.
Я от души рассмеялся:
— А ты, оказывается, большой шутник! Ещё скажи, что тут орки с гоблинами водятся.
— Есть, — с готовностью подтвердил малец. — Только орки давно ушли отсюда. А гоблины где-то далеко в горах.
Говорил страж вполне серьезно, но я ему не поверил — уж больно всё смахивало на какой-то плохо поставленный фарс. Карлики, орки, гоблины… Бред чистой воды! Такое подозрение, что здесь на летние каникулы расположилась Канатчикова дача[3]. Оставалось только, чтобы Хельга оказалась каким-нибудь мудрым драконом на пенсии, который от нечего делать открыл турбюро. Вот только не помню, чтобы путёвку мне предлагали.
— Пришли, — с облегчением выдохнул страж, потешно посапывая носом-пуговицей.
Лес закончился как-то вдруг. Точнее, он не то чтобы совсем закончился — просто мы выскочили на поляну внушительных размеров — до стены деревьев напротив было, пожалуй, метров четыреста. Слева из чащи выбегала заросшая травой дорога и через сотню шагов упиралась в массивные деревянные ворота. Естественно, ворота стояли не сами по себе, а закрывали проход в каменной стене высотой примерно в два человеческих роста. А за ней хорошо просматривались красно-коричневые черепичные крыши каких-то построек, судя по всему одноэтажных. Что ж, неплохо устроились партизаны, с размахом — вон какие хоромы отстроили!
— Нам туда, — мой провожатый ткнул пальцем в направлении ворот.
Ну, чтобы догадаться, ума выдающегося не требуется — всё равно же идти больше некуда. Если, конечно, страж не держит меня за олигофрена. Я подозрительно взглянул на мальца и спросил:
— Послушай, а Хельга кто? Человек?
— Ага, — кивнул страж и тут же радостно добавил. — Она очень красивая и добрая.
Этого только не хватало! Вообще-то, если меня умыть и причесать, то я выгляжу вполне прилично. По крайней мере, так считают девушки из бухгалтерии. Если не врут, конечно — всё-таки женщины есть женщины и прекрасно понимают, что сисадмина нужно холить и лелеять. А хотелось бы надеяться, что это правда — хоть и не красавец, но ведь и не урод же, в конце концов. Но уж точно не сейчас, после пробежки в эдакую жару! Я придирчиво осмотрел себя с головы до ног. Бог ты мой, ну и видок! Лёгкая футболка с вызывающей надписью "Notre Dame Fightin' Irish" и рисунком решительного зелёного мужчинки со сжатыми кулаками. Это раз. Спортивные штаны в репейных колючках — два. Ну и грязные тапочки — влетел с разбегу в пересохшее болотце… И как они только с ног не свалились? Зрелище, прямо скажем, душераздирающее.
Абориген неожиданно затрясся от смеха:
— Не бойся. Тут иногда совсем голые приходят.
Спасибо тебе, добрый не-знаю-кто, утешил! Стало как-то совсем неуютно — представил себя на секундочку совершенно раздетым. Очевидно, на лице моментально отразилась вся глубина моих далеко небеспочвенных сомнений, потому что страж в буквальном смысле слова покатился по земле от дикого хохота. Если, конечно, так можно назвать те всхлипы, бульканье и хрюканье, которые он издавал. А я стоял с мрачным видом и соображал — если ему сейчас "леща" отвесить, грозит это международным скандалом или обойдётся? Однако, малец мне такого шанса не дал — неожиданно успокоился и дёрнул за штанину:
— Идём, на заставе есть во что переодеться.
Я ещё раз с тоской осмотрел своё жалкое убранство и шумно вздохнул — если уж довелось попасть чёрт-те знает куда, то почему обязательно в таком тряпье? Встречают-то, как известно, по одёжке, а провожают… надеюсь, не в последний путь. Нет, сегодня определённо не мой день!
Между лопатками пробежала волна холода — знакомое с детства ощущение от пристального взгляда в спину. Сразу вспомнились бабушкины рассказы о том, что все мужчины в нашем роду через поколение обладали повышенной чувствительностью к "злому глазу". Отец обычно весело хохотал и списывал всё на мракобесие и неистребимую женскую страсть к мистике. А мне, честно говоря, было не до смеха. Потому что пришлось не раз убедиться в правоте её слов. Вот и сейчас не было причин не доверять родовым инстинктам и я резко обернулся. Никого. Только лес издевательски играл пятнами солнечного света в тени деревьев.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
