– А ребенок? Будешь рожать?
Она яростно кивнула головой.
– Это мне тяжело досталось. Ты думаешь, это легко? Два года осеменения. Я заплатила целое состояние. Вокруг меня машины, заглядывающие внутрь, все эти ускорители беременности. Нет, ты плохо себе это представляешь. Это будет желанный ребенок. Ребенок, ради которого я столько попотела.
– Это интересно, – сказал Кэссиди. – Я посетил Мирабел и Бэрил, и у них тоже есть свои дети. Что-то вроде них. У Мирабел какая-то маленькая тварь с Ганимеда. Бэрил сидит на трилине. А у тебя внутри ребенок, зачатый без помощи мужчины. Все вы трое чего-то ищете. Интересно.
– У тебя все в порядке, Дик?
– Все отлично.
– У тебя такой ровный голос. Ты просто перечисляешь слова. Это пугает.
– Гм… Да. Ты знаешь, что я сделал для Бэрил? Я купил ей несколько кубиков трилина. А у Мирабел я взял ее любимца и свернул ему, нет, не шею.
Я просто раздавил его. И сделал это очень спокойно.
– Мне кажется, ты сошел с ума, Дик.
– Я ощущаю твой страх. Ты думаешь, что я хочу что-то сделать с твоим ребенком. Страх не интересен, Льюрин. А печаль – да. Это стоит проанализировать. Безысходное отчаяние. Я хочу изучить его. Я хочу помочь им изучить его. Мне кажется, это именно то, что они хотят узнать. Не убегай от меня, Льюрин. Я не хочу причинить тебе боль, нет-нет.
Она была маленькая, слабая и неуклюжая от беременности. Кэссиди мягко взял ее за кисти и притянул к себе. Он уже ощущал те новые чувства, которые исходили от нее: жалость к себе, спрятанную за ужасом. А ведь он ей еще ничего не сделал.
Как сделать аборт на седьмом месяце?
Можно резко ударить в живот. Слишком грубо, слишком грубо. Но у Кэссиди не было абортивных средств, ни таблеток спорыньи, ни каких-либо быстродействующих средств. И, сожалея о своей жестокости, Кэссиди резко ударил Льюрин коленом в живот. Она тяжело опустилась на него. Он ударил ее во второй раз. Кэссиди оставался все это время абсолютно спокойным нехорошо ведь испытывать радость от насилия. Кажется, нужен был еще и третий удар. Затем он отпустил Льюрин.
Она была еще в сознании, но вся корчилась от боли. Кэссиди настроился на эти излучения. Как он понял, ребенок внутри нее был еще жив. Возможно, он не умрет, но будет в какой-то степени инвалидом. Он четко ощутил, что Льюрин может позвать полицию. Так что плод нужно уничтожить. Ей придется начать все сначала. Все было очень грустно.
– Зачем? – пробормотала она… – Зачем?
Среди наблюдающих: эквивалент ужаса.
Почему-то не получилось все так, как планировали «золотистые». Но даже если они способны были ошибаться, это само по себе было положительным эффектом. Однако необходимо было что-то делать с Кэссиди.
Они дали ему большие способности. Он мог вылавливать и передавать им простые эмоции других людей: это было полезно для «золотистых», ибо, исходя из этой информации, они могли бы понять, что такое человеческие существа. Но оснастив Кэссиди центром для постижения эмоций других людей,
«золотистые» вынуждены были лишить Кэссиди его собственного центра. Все это искажало информацию.
Теперь он нес, без всякого наслаждения, слишком много разрушений. Это следовало откорректировать. Ибо теперь в Кэссиди было слишком много от природы «золотистых». Они могли бы с ним потешиться (как это делал он) ведь Кэссиди был обязан им жизнью. Но ему не следовало потешаться над другими. «Золотистые» установили с ним контакт и передали ему необходимые инструкции.
– Нет, – ответил Кэссиди. – Вы со мной уже покончили. Мне не нужно возвращаться.
– Необходимы еще некоторые поправки.
– Я не согласен.
– Вам не придется долго быть несогласным.
Все еще будучи несогласным, Кэссиди сел на корабль, летящий на Марс.
Он не мог сопротивляться приказу «золотистых». На Марсе он нанял корабль, регулярно совершающий рейсы на Сатурн и уговорил его лететь вдоль Япетуса.
«Золотистые» захватили его, как только он попал в их зону.
– Что вы со мной сделаете? – спросил Кэссиди.
– Мы поменяем полярность излучений. Вы больше не будете чувствительным к эмоциям других людей. Вы будете сообщать нам свои эмоции.
Мы восстановим вашу совесть, Кэссиди.
Он возражал. Но это было бесполезно.
В сияющей сфере золотистого света они внесли в него необходимые поправки. «Золотистые» проникли в него, изменили его, повернули его таким образом, чтобы он терзался своим горем, как стервятник терзает свои собственные внутренности. Это должно было дать информацию. Кэссиди протестовал до тех пор, пока был в состоянии. Когда он все осознал, протестовать было поздно.
– Нет, – пробормотал он. В желтом мерцании он увидел лица Мирабел и Льюрин. – Не нужно было этого делать. Вы пытаете меня… Как будто я муха…
Ответа не было. «Золотистые» отослали его обратно на Землю. Они вернули его к башням из белого итальянского известняка, к грохочущим пешеходным дорожкам, к приятному дому на 485-й улице, к островам света, который блистал в небе, к одиннадцати миллиардам людей.
«Золотистые» отпустили Кэссиди, бродить среди людей, страдать и сообщать о своих страданиях. Придет время, и «золотистые» отпустят его, но оно еще не пришло.
Вот он – Кэссиди: приговоренный к своему кресту.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
