Американский период жизни Киплинга был для него. как романиста, очень заметным. Там он написал роман "Отважные мореплаватели" - роман неважный, но все же многому его научивший. Это был роман не об Индии. Он осваивал новый для себя материал, учился сюжету и использовал свою редкостную природную наблюдательность.
Но главным для Киплинга было то, что он и сам за собой не знал. Он был редкостный выдумщик. Однажды американская детская писательница Мэри Элизабет Мейпс Додж, автор популярной книги "Серебряные коньки", попросила его написать об индийских джунглях - и воспоминания юности целиком его захватили. Так появилась "Книга джунглей", главную часть которой составляют рассказы о Маугли. Киплинг второй раз открыл себя - как автора рассказов о животных. Потом появятся "Просто сказки". Успех первой "Книги джунглей" был огромным. За ней последовала вторая. Теперь Киплинг был уже чем-то вроде мифотворца. Знаменитый канадский писатель-анималист Сетон-Томпсон сказал о "Книгах джунглей" так: "Поскольку Киплинг не обладает знанием естественной истории и не делает ни малейшей попытки ее изобразить и поскольку его животные разговаривают и живут как люди, эти рассказы не являются рассказами о животных в прямом смысле слова. Это удивительные, прекрасные волшебные сказки". В этом смысле "Книги джунглей" и смыкаются с киплинговскими "Просто сказками". Эти три книги составили главную славу Киплинга, хотя ранние его рассказы тоже не были забыты.
И еще был "Ким".
Он был опубликован уже после вынужденного отъезда Киплинга из Америки. В США Киплинги устроились на участке, принадлежавшем прежде брату его жены Бидди. Они, разумеется, заплатили за него, но Бидди решил, что они не так его используют и погрозился "вышибить Киплингу мозги". Тот понял это буквально, вообразил, что Бидди собирается его убить и подал в суд. Разразился неимоверный скандал, и Киплингам пришлось уехать в Англию, которую Киплинг именовал "самой симпатичной из чужих стран", ему известных. Там они и дожили свою жизнь, отгораживаясь от людей. Это были годы не без потерь. Еще перед отъездом из Америки умерла самая любимая дочь Киплинга. Его политическая репутация окончательно рухнула, когда он активно поддержал англо-бурскую войну и сделался закадычным другом самого известного из империалистов Сесиля Родса, который построил ему в Южной Африке и подарил дом, где Киплинги проводили значительную часть времени. Киплинг открыто называя себя империалистом в те времена, когда это слово сделалось совсем уже одиозным. Когда Киплинг в январе 1936 года умер, его гроб, накрытый британским флагом, несли премьер-министр Стенли Болдуин и фельдмаршал Монтгомери. Его похоронили в уголке поэтов Вестминстерского аббатства. Пришли телеграммы от короля, королевы и членов королевской семьи. На похоронах присутствовали послы Франции, Бразилии, Италии, Бельгии. Но на них не явился ни один сколько-нибудь уважающий себя и заметный писатель, художник, композитор, музыкант. О мертвых говорят хорошо или молчат. О Киплинге долгое время просто молчали.
О нем заговорили лишь много лет спустя. И заговорили как о великом писателе.
Одна за другой книги Киплинга признавались классическими произведениями. Пришло время и для "Кима". Эту книгу встретили плохо. Сейчас считают одним из лучших произведений английской литературы.
"Ким" появился в 1900 году и потребовал от автора немалого труда. За тем, как шла работа, придирчиво следил самый большой для Киплинга литературный авторитет - его отец. Он ждал, когда книга "сама себя кончит" - иными словами, когда она выльется в законченную форму. Он же ее иллюстрировал.
На этот раз перед нами не книга об "отважных мореплавателях" и не приключенческий роман, где Индия служит только фоном. Это книга об Индии, Индии, увиденной глазами человека, уже много понявшего в жизни. И книга с заметным философским подтекстом. Киплинг-солдафон, автор романа "Свет погас", словно никогда и не появлялся перед читателем. "Ким" написан просто хорошим человеком, способным понять другого, на него, может быть, и непохожего, но зато тянущегося к общечеловеческому идеалу, воплощенному в туманном символе "Реки Стрелы". Герой этого романа - агент английской разведки, но при этом "Ким" - книга бесконечно добрая, ведь в ней речь идет прежде всего о тяге одного человека к другому.
Для Киплинга-романиста и в какой-то мере рассказчика (он не забывает говорить о подчинении личного общему) главная тема - служение Империи. В "Киме" это очень заметно. Но еще заметнее другое - служение одного человека другому, своего рода взаимозависимость людей. Тот Киплинг, на похороны которого не пожелали прийти многие знаменитости, здесь словно бы отступает на второй план. В "Киме" речь идет о единстве людей. Всем известное стихотворение Киплинга "О, Запад есть Запад, Восток есть Восток" было не во всем правильно понято. Да, "Запад есть Запад, Восток есть Восток", но и в той и в другой части света живут люди. Это и есть то общечеловеческое, что заставляет Киплинга подняться над установившейся кличкой "певца Империи", делает его писателем общечеловеческим. Это и заставляет от года к году все больше его ценить. Британская империя, как и другие, распалась. Человечество осталось. А именно певцом человечества и служит для нас сейчас Киплинг.
Ю.КАГАРЛИЦКИЙ,
доктор филологических наук
I
Николас Тарвин сидел, свесив ноги, на освещенном лунным светом мостике, переброшенном через ирригационный канал неподалеку от Топаза. Маленькая женщина с грустными глазами, устремленными на луну, примостилась рядом с ним. Ее лицо и руки были смуглы от загара, как у человека, который не боится солнца, ветра и дождя, а в глазах ее поселилась печаль, свойственная людям, живущим среди высоких гор и безбрежных равнин, тем, чья жизнь нелегка и кто знает ей цену. Такие глаза бывают у женщин американского Запада; они заслоняют их рукой от заходящего солнца, когда, стоя у дверей своих хижин, пристально вглядываются вдаль, ожидая возвращения мужей. Тяжелая ноша судьбы больнее всего давит на женские плечи.
С тех самых пор, как Кейт Шерифф научилась ходить, ее лицо было обращено на Запад, а глаза прикованы к пустыне. Железная дорога строилась и уходила все дальше, а вместе с ней передвигалась на Запад и семья Кейт. Ни разу до поступления в школу она не жила в гаком месте, откуда бы рельсы разбегались в разные стороны. Нередко семье приходилось пускать корни в какой-нибудь местности и жить там до тех пор, пока строительство очередного участка железнодорожного пути не было закончено, и тогда они видели, как первые лучи цивилизации потоками света новых электрических фонарей освещали глушь Дикого Запада; но в тех новых местах, куда спустя некоторое время переводили ее отца, инженера-строителя, не было и обыкновенных дуговых ламп, но зато был салун в простои палатке да единственный придорожный дом, в котором и жила семья инженера, так что матери Кейт приходилось брать на постой людей, работавших под началом ее мужа.
Но не стоит думать, что лишь суровые условия походной жизни сформировали характер молодой двадцатитрехлетней девушки, сидевшей сейчас рядом с Тарвином и только что мягко, но твердо заявившей ему, что он ей нравится, но свой долг она видит в другом. Ее призвание - жить на Востоке и служить тому, чтобы тяжелая доля индийских женщин стала чуть полегче. Эта мысль осенила ее два года назад, когда подходил к концу второй год учебы в школе города Сент-Луиса, куда она поступила, чтобы соединить в одно целое лоскутки знаний, приобретенных самостоятельно, у себя в глуши.
Апрельским вечером, напоенным солнцем и пронизанным первым дыханием весны, Кейт поняла, для чего появилась на свет. Зеленые деревья, вот-вот готовые лопнуть почки на ветвях, теплый солнечный свет - все это манило ее, ей хотелось убежать с лекции об Индии, которую должна была читать им какая-то индианка. И если она все-таки и выслушала до конца грустный рассказ Пундиты Рамбаи о жизни ее сестер на родине, то лишь потому, что так понимала свои ученические обязанности. Но история разбередила всем душу, и девушки, собирая пожертвования для несчастных, умоляли о милосердии к ним и произносили чудные, трогательные речи; после лекции все благоговейно притихли и всё ходили по коридорам школы, сочувственно причитая и перешептываясь, пока чье-то нервное хихиканье не разрядило, наконец, напряжение и девушки не вернулись к привычной легкомысленной болтовне.
Когда Кейт выходила из зала, ее неподвижный взор, казалось, был обращен внутрь себя, щеки пламенели, она не чувствовала под собой ног, как человек, на которого снизошел дух святой. Она быстро прошла в школьный сад, чтобы остаться в одиночестве, и мерила шагами дорожки между клумбами, воодушевленная, уверенная в себе, переполненная счастьем. Она нашла себя. Голова ее была высоко поднята. Ей хотелось танцевать, но, пожалуй, еще больше хотелось плакать. Кровь стучала в висках, горячо разливалась по жилам. У нее все пело внутри, она то и дело останавливалась, чтобы перевести дух. В эти минуты она поняла, что посвятит себя служению высокой цели. Она поклялась, что отдаст все свои силы, ум и сердце тому делу, о котором только что узнала. Ангел Господен повелел ей повиноваться ему, и она радостно подчинилась приказу.
