Я подошел к первой стайке и стал слушать, о чем говорит седой, очень похожий на нашего учителя географии капитан.
— Ну, а кроме авиамоделизма и легкой атлетики ты чем-нибудь еще занимался? — спрашивал он худенького остроносого парнишку.
— Еще шахматами…
— В лапту он еще играет, — подсказал кто-то. — В чижика может, И в чехарду…
— Разговоры! — постучал рукой по столу капитан. — Я вас серьезно спрашиваю, Техникой увлекались?
— Не… — ответил остроносый. — Техникой не увлекался.
— Что ж, тогда в пехоту, — сказал капитан и сделал какую-то пометку в списке, лежащем перед ним на столе.
Мальчишку вытолкнули из стайки.
— Иди, инфантерия, не оглядывайся! Гордись! Пехота-матушка — царица полей! — крикнул ему вслед тот же шутник.
Мальчишка растерянно оглянулся, почесал затылок и побрел в здание.
— Только сейчас пришел? — спросил меня капитан. — Как фамилия? Пономарев? Это к четвертому столу.
За четвертым столом сидел гражданский. Я отдал ему приписное свидетельство, он быстро нашел в списке мою фамилию и, уперев в нее карандаш, спросил:
— В школе или во Дворце пионеров в каких-нибудь кружках занимались?
— В радиотехническом, — ответил я. — Только давно это было, Два года назад.
— Не имеет значения, — сказал гражданский. — Пойдете в связь. Он вывел против моей фамилии крупными буквами СВЯЗЬ, порылся в бумагах на столе и протянул сложенный вдвое листок.
— На медицинское освидетельствование. Вот ваша карточка.
— Где это? Куда идти? — спросил я.
— В помещение.
В здании было прохладно и тихо. После яркого сияния дня комнаты казались сумрачными. Только приглядевшись, можно было заметить, что здесь тоже работают, В одной из комнат на длинных столах с металлическими бортиками несколько военных чистили и смазывали винтовки, У окна рядком стояли ручные пулеметы на сошках. У самого входа — раскрытый ящик с патронами. Какой-то парень, сидя на корточках, набивал пулеметный диск. Заметив меня, он поднял голову.
— Из какой команды, приятель?
— Еще не из какой. Мне на комиссию, — сказал я.
— Направо по коридору, в самый конец, — ткнул он патроном в коридорные сумерки.
Не успел я войти в зал, где заседали медики, как меня окликнули. Это был Лева Перелыгин.
— Ларька, ты? Тоже повестка? Ну, брат, здорово; Знаешь, сколько здесь наших Восемь! Витя Денисов, Вася Строганов, Вовка Никонов, Генка Яньковский, Мишка Усков… Они там, во дворе, разве не видел? Тебя куда определили? В связь? Красота! Вместе будем, хотя все это очень условно. Давай раздевайся быстрее. Они тут пропускают, как по конвейеру.
Действительно, тут не медлили. Через десять минут, обслушанный и обстуканный со всех сторон, взвешенный и выверенный по оптическим таблицам, я уже одевался, и в графе «Заключение медицинской комиссии» на моей медицинской карточке стояло; «Годен к строевой службе».
Печальные дети, что знали мы,Когда у больших столовВрачи, постучав по впалой груди,— Годен! — кричали нам, —
шутовски продекламировал Левка, и мы выкатились на зной и солнечный свет.
— Вот они!
— Привет новобранцам!
— Гвардейцам ура!
— Нет, ты на Левушку посмотри! Маршал! Генералиссимус!
— Посмотрела бы на него сейчас Галочка Щеглова!
— А Внучек-то, Внук!
— Вперед, и громче музыка играй победу!
Нас окружили ребята, задергали, затормошили. На минуту мне показалось, что мы не на призывном пункте, а во дворе нашей школы перед началом какого-нибудь большого похода в горы. У всех рюкзаки или вещевые мешки. Мишка Усков в спортивном костюме, с фляжкой на боку и с палкой в руке, У Витьки Монастырского на ногах мягкие синие тенниски.
Шумно, весело.
— Ребята, а что теперь?
— Ждать. Был приказ никуда не отлучаться. Ни на одну минуту.
— Это почему?
— Потому, что мы уже наполовину солдаты. И потому, что сегодня выходим.
— Куда?
— Черт его знает!
— Хлопцы, да мне ж отсюда рукой подать до дому! Всего две минуты.
— Попробуй, Попросись у тех, что стоят у калитки, может, выпустят. Слезу пусти, мамочку вспомни…
— Шутки шутками, ребята, а кто слышал сегодняшнюю сводку Информа? Наши оставили Георгиевск и Минеральные Воды.
— Отплюнься!
— Вот тебе и отплюнься. Официальное сообщение.
И сразу веселое настроение уносит, словно порывом холодного ветра.
— Ребята, ведь от Минвод до нас по шоссе что-то около сотни!
— Сто десять точно.
— Так какого же черта нас здесь с утра маринуют? Сразу бы оформили взводы — и айда!..
— Спроси у военкома. Он тебе все по-дружески выложит. От души.
— А кто там сейчас воюет, под Минводами?
— Тридцать седьмая армия.
— Какая тридцать седьмая? Там Девятая. Тридцать седьмая давно под Орджоникидзе.
— Откуда ты знаешь?
— Просто знаю, и все.
— Он племянник начальника генерального штаба. Ему дядюшка все секретные сводки по дислокации частей докладывает.
— Ну и дурак!
— А ты круглый, да еще в квадрате.
— Хватит, мальчишки! Мы не в классе, а на военной службе. Стыдно!
Это Витя Денисов. Тихий, миролюбивый Витька по прозвищу Голубчик. Комсорг нашего класса. Он и в школе всегда призывал к благоразумию и гасил самые горячие споры. Вот и сейчас после его слов мы сбиваемся в кучку и бредем к забору, в жидкую тень акаций. Плюхаемся в траву. Отдуваемся.
Ну и денек выдался сегодня! Как в Африке.
— Закурим, что ли? — предлагает Вася Строганов. — У меня есть «Пушка».
Мне почему-то не хочется курить. Да и не курю я по-серьезному. Просто балуюсь. После первой же затяжки у меня начинает кружиться голова и горло схватывает тошнота.
Я лежу на траве, привалившись спиной к забору, и думаю.
Если немцы заняли Минводы и Георгиевск, то теперь понятно, почему нас досрочно забирают в армию. Ведь почти всем ребятам нашего класса, как и мне, еще не исполнилось восемнадцати. Кто не дотянул месяца, кто двух или трех. Нас или бросят на оборону города, или, наоборот, выведут из города куда-нибудь подальше. Вероятнее всего последнее, потому что в городе есть гарнизон, а мы еще ни на что непригодны. Мы даже не знаем, как действовать в обороне или во время боя. Мы только умеем стрелять да чистить винтовки… Немцы будут наступать на город по двум самым удобным дорогам. Не дураки они, чтобы сунуться в горы. Из Георгиевска они пойдут, конечно, на Ново-Павловскую, а из Минвод на Пятигорск и на Баксан. За нашими спинами только одна удобная дорога — на Старый Лескен, Оттуда по шоссе можно добраться до Эльхотова или лесами пройти на Чиколу. А там прямой путь через Ардон на Орджоникидзе. Нет никакого сомнения, что в Орджоникидзе стоят наши части для обороны Крестового перевала. Наверное, к ним нас и припишут. Хотя… Странно, для чего нас распределяют по командам — кого в связь, а кого в пехоту? Наверное, правильно сказал Левка, что это условно. Нет, все-таки нас эвакуируют из города куда-нибудь и будут учить. Какие из нас солдаты без знания тактики и без всякого военного опыта?
Я высказываю свои соображения ребятам.
— Конечно эвакуируют. Ни шиша мы не стоим без обучения, — говорит Лева Перелыгин.
— Учить могут прямо в части, — предполагает Витя Денисов.
— А уведут, наверное, в Орджоникидзе. Там есть пехотное училище.
— Так тебя сразу в училище и определили. Держи карман!..
— Конечно в Орджоникидзе! На север пути нет, там везде фрицы, — говорит Миша Усков.
— А добровольцы, наверное, уже все под Ростовом солдатами стали. Не то что мы…
— Братцы, а на чем они нас повезут? — спрашивает вдруг маленький Гена Яньковский.
Гена очень не любит ходить пешком. Даже в школу, которая находится на той же улице, где он живет, он всегда приезжал на велосипеде.
— Мы поедем в голубых туристских автобусах с желтыми кожаными сиденьями. Если не веришь, сходи посмотри. Они стоят за туалетом. Четыре новенькие машины, — говорит Вова Никонов.
— Ребя, я уже два раза ходил и ничего не видел, — удивляется Генка. — Может, их перегнали в другое место?
— Сходи еще разок, может, увидишь.
Мы хохочем.
Все знают, что несколько дней назад Девятая армия, проходившая через город, реквизировала весь транспорт для перевозки раненых. Осталась только полуразбитая «эмка», принадлежащая горисполкому.
— Ребята, сколько от нас до Старого Лескена?
— Километров шестьдесят.
— А до Орджоникидзе?
— Напрямую сто тридцать пять.
— Если по тридцать километров в день, это будет четыре с половиной дня… — подсчитывает Вася Строганов.
— Ты что — по тридцать! Да у тебя через пятнадцать километров язык через плечо висеть будет!
