января 1649 года он торжественно въехал в Киев, где вскоре начался новый раунд его переговоров с польской стороной. Причём, по информации ряда авторов, в том числе Г.А.Санина и Н.И.Яковенко, которые ссылаются на свидетельства главы польской делегации, киевского воеводы Адама Киселя, перед их началом Богдан Хмельницкий заявил всей казачьей старшине и польской делегации, что ныне он, малый человек, ставший по воле Бога «единовладец и самодержец руський», выбьет «из лядской неволи весь руський народ» и отныне будет «воевать за нашу веру православную, потому что Лядская земля згинет, а Русь будет панувати» [15].
Уже в марте 1649 года Б.Хмельницкий, давно искавший надёжных союзников в борьбе с польской короной, по подсказке иерусалимского патриарха Паисия, остановившегося в Киеве на пути из Москвы домой, послал к царю Алексею Михайловичу сечевого полковника Силуяна Андреевича Мужиловского с личным посланием, в котором просил его взять «Войско Запорожское под высокую государеву руку» и оказать ему посильную помощь в борьбе с Польшей [16]. Это послание было благосклонно принято в Москве, и по царёву приказу в Чигирин, где тогда размещались ставка и канцелярия запорожского гетмана, выехал первый русский посол — думный дьяк Григорий Яковлевич Унковский, — который подписал с Богданом Хмельницким следующее соглашение: 1) поскольку Москва в настоящий момент вынуждена соблюдать условия Поляновского мирного договора 1634 года, то она пока не сможет начать новую войну с Польшей, но окажет посильную помощь запорожскому гетману финансами и оружием; 2) Москва не будет возражать, если по просьбе запорожцев донские казаки примут участие в боевых действиях против польской короны.
Между тем Ян Казимир под жёстким давлением Вального сейма, объявившего сбор нового Посполитого рушения, неожиданно возобновил боевые действия против армии Б.Хмельницкого, осаждавшей Збаражский замок. Однако уже в начале августа 1649 года коронная армия под водительством самого короля оказалась полностью разбита под Зборовом, и он был вынужден сесть за стол переговоров. Правда, не с самим Б.Хмельницким, которого в Варшаве де-юре признали бунтовщиком, а с равным по статусу монархом — крымским ханом Исламом III Гиреем. Тем не менее в рамках Зборовского договора была дана «Милость Его Королевского Величества Войску Запорожскому на пункты, предложенные в их челобитной». Суть этих милостей состояла в следующем: 1) Варшава официально признала Б.Хмельницкого гетманом Запорожского войска и передавала ему в управление Киевское, Брацлавское и Черниговское воеводства; 2) на территории этих воеводств запрещалось расквартирование любых польских коронных войск, хотя местная польская шляхта получила право возвращения в свои владения; 3) численность реестровых казаков, находящихся на службе у польской короны, увеличивалась с 20 до 40 тыс сабель и т. д. [17]. Однако этот договор был крайне отрицательно встречен как в Польше, так и в Малороссии. Вальный сейм отказался его ратифицировать, а малороссийское селянство и казачество самочинно восстало против польской шляхты и магнатов, которые стали возвращаться в свои утерянные имения и восстанавливать прежний режим крепостного права в отношении местного населения.
Между тем Б.Хмельницкий попытался максимально использовать возникшее перемирие для поиска новых союзников в борьбе с польской короной. Заручившись поддержкой Москвы, где идею союза с запорожским гетманом в феврале 1651 года поддержал Земский собор, и Бахчисарая, заключившего новый военный союз с запорожцами, Богдан Хмельницкий возобновил боевые действия против Польши. Но в июне 1651 года под Берестечком из-за гибели Тугай-бея и предательства крымского хана Ислама III Гирея, бежавшего с поля боя и насильно задержавшего Б.Хмельницкого и И.Выговского в своём лагере, запорожские казаки потерпели сокрушительное поражение и вынуждены были вновь сесть за стол переговоров. В сентябре 1651 года воюющие стороны подписали Белоцерковский мирный договор, по условиям которого: 1) запорожский гетман лишался права внешних сношений; 2) в его управлении оставалось только Киевское воеводство; 3) численность реестровых казаков вновь сокращалась до 20 тыс. сабель и т. д.
В это же время самому Богдану Хмельницкому пришлось пережить и тяжёлую личную драму. Его вторая жена Гелена (в православии Мотрона), с которой он обвенчался в 1649 году, заподозренная в супружеской неверности с войсковым казначеем, по приказу Тимофея Хмельницкого, не любившего мачеху, была повешена вместе со своим вороватым любовником. А буквально через пару месяцев в лучший из миров ушли И.Вишневецкий и Н.Потоцкий, которые побили казаков под Берестечком. И уже в конце апреля 1652 года в Чигирине состоялся тайный военный совет Б.Хмельницкого со старшиной, где было принято решение готовиться к новым боевым действиям против Варшавы.
Новый мир с Речью Посполитой оказался ещё менее долговечным, чем прежний, и вскоре боевые действия возобновились с новой силой. Причём предотвратить их не смог даже глава русской посольской миссии боярин Борис Александрович Репнин-Оболенский, обещавший «забыть» нарушение поляками условий Поляновского договора, если Варшава будет в точности блюсти Белоцерковский договор.
Уже в мае 1652 года Б.Хмельницкий со своим старшим сыном Тимофеем в пух и прах разгромил под Батогом армию коронного польного гетмана Мартина Калиновского, павшего в этом сражении вместе со своим сыном, коронным обозным Самуилом Ежи. А в октябре 1653 года он разбил 8-тысячный отряд полковников Стефана Чарнецкого и Себастьяна Маховского в битве под Жванцем. В результате Ян II Казимир вынужден был пойти на новые переговоры и подписать Жванецкий мирный договор, который в точности воспроизводил все условия «Зборовской милости», дарованной им казакам в августе 1649 года.
Между тем ещё в конце марта 1653 года Б.Хмельницкий направил из Чигирина в Москву новое посольство во главе с природным шляхтичем Силуаном Андреевичем Мужиловским и полковником Кондратом Дмитриевичем Бурляем «с двойной задачей — установить связь со Швецией и уладить «украинское дело» в Москве». Как считают ряд историков, в частности В.К.Липинский, К.Д.Бурляй был приставлен к шляхтичу С.А.Мужиловскому для осуществления казацкого «военного контроля» над ним [18]. Однако вряд ли это так, так как в практике формирования Б.Хмельницким руководящего состава подобного рода посольств не наблюдалось соблюдение пропорции «шляхтич — казак». К тому же сам С.А.Мужиловский не нуждался в каком-либо контроле, поскольку гетман ценил его как «надежного дипломата, неоднократно выполнявшего его поручения в Москве, Литве, Турции и Крыму» [19]. Судя по всему, именно это посольство готовилось очень тщательно, так как самому Б.Хмельницкому была крайне важна поддержка Москвы, о чем зримо говорят его личные послания к трем ближним царским боярам — Борису Ивановичу Морозову, Ивану Ильичу Милославскому и Григорию Гавриловичу Пушкину. Поэтому именно К.Д.Бурляй, которого известный советский историк И.П.Крипякевич прямо называл главой «промосковской партии» в окружении Б.Хмельницкого, и был послан в Москву [20]. Он же в апреле того же 1653 года сопровождал в Чигирин и «ответных» московских послов Артамона Матвеева и Ивана Фомина.
Тем временем в октябре 1653 года в Москве состоялся новый Земский собор, который по очередному, уже пятому по счёту, прошению гетманских послов Кондрата Бурляя, Силуяна Мужиловского, Ивана Выговского и Григория Гуляницкого наконец вынес твёрдое решение о принятии Запорожского войска под «высокую руку» русского царя и начале войны с Польшей.
Для оформления этого решения в ставку Богдана Хмельницкого
