Качаясь из стороны в сторону, он с напряжением поднимал ведерко все выше и выше. Дети, затаив дыхание, следили за ним: они были убеждены, что вовсе не ведерко, а громадная гиря давит на льва своей тяжестью.
Когда он поднял над головой воображаемую гирю, «цирк» огласился ликующими криками. Бонифаций победно посмотрел вокруг, подбросил гирю в воздух, поймал на лету и снова подбросил… и снова поймал. А на лице его играла улыбка, словно для него такие гири — сущий пустяк.
На одно мгновение перед ним промелькнула рыбка — и гиря сразу превратилась в пустое ведерко. Бонифаций быстро подобрал сачок и с озабоченным видом зашагал дальше. Весь «цирк» встал и помчался за ним.
Бонифаций!.. Бонифаций!.. — кричали зрители.
Как лев ни крепился, он все-таки не смог устоять перед такими призывами. Зрители мгновенно уселись на землю, и предтавление продолжалось.
Нацепив на голову ведерко вместо колпака, Бонифаций стал носиться по «арене», спотыкаясь о собственные ноги и шлепаясь на землю. Он так уморительно показывал клоунов, что дети катались от смеха.
В этот день Бонифаций даже не дошел до озера…
И Бонифаций забыл про бананы…
На третий день Бонифаций, снова вооружившись сачком и ведерком, вышел из дому. Но малыши ожидали его возле самой калитки; их было так много, что Бонифаций подумал; уже не собрала ли девочка детей со всей Африки?
Как раз сегодня он решил во что бы то и стало поймать рыбку? Не мог же он уйти, если столько детей еще ни разу в жизни не побывало в цирке.
И лев решил показать им свой коронный номер. Публика всегда была от него в восторге.
Пока зрители рассаживались, он скрылся в кустах, взъерошил свою голову и, опустившись на все четыре лапы, приготовился к прыжку.
Малыши затихли в ожидании. Оркестр сыграл туш — и на «арену» выскочил разъяренный лев и оглушительно зарычал.
Дети с криком разбежались и попрятались кто куда.
Прорычав еще немного, Бонифаций поглядел вокруг и обнаружил, что остался совсем один.
Он стал звать детей — те не откликались.
Видимо, им этот номер совсем не понравился. Бонифайций был сильно огорчен происшедшим: он никак не ожидал такого оборота!..
Первой выглянула девочка — она была самая смелая. Убедившись, что лев совсем не опасен — напротив, он имел такой несчастный и растерянный вид, — девочка подошла к нему и погрозила пальчиком.
Бонифаций виновато заморгал. Хорошо, он больше не будет показывать страшных львов!
И в доказательство тут же придумал другой номер: вспрыгнул на длинную, как канат, лиану и стал ходить по ней, балансируя.
Малыши вылезли из своих укрытий и, забыв о неприятном случае, снова уселись в круг. Дружба была восстановлена.
Бонифаций показывал чудеса ловкости. Он бегал по канату с шестом на носу, выжимал стойку на передних лапах, прыгал, танцевал. И Лица детей расплывались в счастливой улыбке.
Так прошел еще один день, за ним — другой, третий…
Бонифаций уже забыл про бананы, про озеро и даже про рыбалку.
С утра и до вечера он давал представления детям, придумывая все новые и новые номера. Пожалуй, нигде и ни в одном цирке нельзя было увидеть таких смешных клоунов и таких искусных канатоходцев. И никто в мире не смог бы поднимать такие тяжести, скакать на лошади стоя на руках или кататься на согнутом в колесо сачке, как на настоящем велосипеде. И, конечно, нигде в мире не было таких счастливых зрителей, как эти малыши. Поэтому Бонифацию было с ними легко и весело.
Когда он приходил домой, бабушка говорила: «Ты очень поздоровел, Бонифаций. Видно, каникулы идут тебе на пользу!»
Бонифаций кивал в ответ. Он в самом деле чувствовал себя прекрасно. А время летело незаметно.
Но однажды приплыл знакомый пароходик, и Бонифаций вспомнил, что пора возвращаться в цирк. Каникулы кончились!..
Рыбка под свитером
Наскоро уложив в чемодан свой купальник и попрощавшись с бабушкой, Бонифаций помчался на пристань, где стоял пароходик.
Все дети сбежались на берег, чтобы проводить льва. Как только он взбежал на трап, они закричали: «До свидания, Бонифаций!» И лев вернулся — хотя пароходик уже сердито гудел, торопясь скорее отплыть, — и пожал каждому руку.
Кто-то крикнул: «Отдать концы!», пароходик дал последний гудок, и Бонифаций снова кинулся к трапу.
Но тут прибежала запыхавшаяся бабушка — она принесла ему теплый свитер, который вязала все лето.
Надень его, — сказала бабушка сквозь слезы, — в дороге ты можешь простудиться.
Бонифаций натянул на себя свитер, и все залюбовались — до того он был хорош!
Расцеловав бабушку, лев побежал по трапу наверх. С берега ему махали платками, он махал в ответ, и, пока дошел до края, пароходик уже отчалил.
Бултых!
Бонифаций вместе с сачком и чемоданом упал в воду… Так совершенно неожиданно он искупался в первый раз за все время каникул.
Все вскрикнули и подбежали к берегу. Но страх был напрасный: с пароходика уже бросили спасательный круг. Бонифаций схватился за него и вскоре оказался на палубе.
Бабушка и дети обрадовались и замахали еще сильнее. Растроганный Бонифаций смотрел на уходящий берег и тоже махал лапой.
Неожиданно он почувствовал странное щекотание: что-то прыгало и билось у него под свитером. Бонифаций ощупал себя спереди, сзади, потом засунул лапу за воротник… и вытащил маленькую рыбку — точно такую, как та, что плавала в озере.
Но теперь рыбка была ему уже не нужна. Полюбовавшись на солнце, исчезла в море. Лев помахал и ей на прощание.
Пароходик уходил все дальше и дальше, Африка становилась все меньше и меньше, а Бонифаций смотрел на берег и думал: «Какая все-таки замечательная вещь — каникулы!..»
Топтыжка
В глухом, дремучем лесу стояла избушка, снегом заваленная по самую крышу. И жила в той избушке Медведица со своим медвежонком Топтыжкой. День-деньской спала Медведица на печи — что ещё медведям зимой делать? А Топтыжке не спалось. Лежит в своей люльке, ледяные узоры в окошке разглядывает и думает: что это там такое яркое светится?
Стал он Медведицу будить:
— Пусти меня в лес погулять!
Медведица вставать не хочет, одеяло на нос натянула, ворчит:
— Где это видано, чтобы медведи зимой по лесу шатались? Спи!..
Сердитая была Медведица.
Решил тогда Топтыжка сам в лес пойти — посмотреть, что на белом свете делается. Кое-как слез с люльки, отодвинул дверной засов и выбрался наружу.
Вышел, смотрит — свет-то и вправду белее белого. Снег на солнце искрится, играет. Вот оно что за окошком светилось!
Захотелось и Топтыжке с солнцем поиграть. Потянулся он к нему, а достать не может. Пошёл медвежонок вслед за солнышком, да вместо него снегиря встретил. Тот на ветке сидит, грудку красную распушил: точь-в-точь, как солнце, только поменьше.
Топтыжка к нему:
— Слезай, вместе играть будем!
Ничего не сказал снегирь. Взмахнул крылышками и улетел.
Идёт Топтыжка дальше.
Видит — ворона на пне сидит, нахохлилась вся, скучает. Подкрался он к ней, только лапу протянул, а она:
— Кар-р-р!!
Топтыжка еле ноги унёс. От страха взобрался на тонкую рябину, затих. «Отчего это, — думает, — никто со мной играть не хочет?» А прямо перед ним алые ягоды висят, точно маленькие солнышки. Потянулся он к ягодам, дерево согнулось под ним, и повис медвежонок вниз головой.
Вот тут и повстречался ему зверь — ни на кого не похожий. Ушами шевелит, хвостиком подрагивает, глазищами хлопает.
— Ты кто такой? — спрашивает Топтыжка.
— Я зайчик Чернохвостик. А ты кто?
— А я медведь Топтыжка.
Подумал зайчик, почесал за ухом и говорит:
— Ну, если так — слезай, дружить будем!
Стали они на санках кататься. Сперва медвежонок зайчика покатал, потом тот медвежонка, а потом оба сели в саночки и покатили с горки, да так, что только ветер в ушах свистел. Скатились раз, скатились другой, а в третий раз саночки не выдержали и — трах! — в щепки.
Заголосил Топтыжка, очень ему жалко этих саночек стало. А Чернохвостик его утешает: «Не плачь, сейчас другую игру придумаем!» Нашёл жёрдочку, перекинул через пенёк, на один конец Топтыжку посадил, на другой сам сел. И пошло у них такое веселье, что только держись!
