В вагончике повисло характерное неловкое молчание. Такое, когда вроде любому понятно, что надо кричать «Слово и дело!», но ведь после будет очень больно сразу всем.
К гадалке не ходи, решать проблему недержания команды «стоп» в программе самоходной робот-группы сбегутся дружною толпою самые неожиданные инстанции, вплоть до КГБ. Если бригаде «закроют космос» на неопределенный срок – это, считай, повезло.
Базунов обвел свою команду взглядом. Здесь сидели десять человек, далеко не последние люди треста, который они фамильярно звали «Мосспейсстрой», и каждого бригадир слишком давно знал, чтобы не считаться с его мнением. А еще он каждого в той или иной степени любил, даже молодого оболтуса Привалова, хотя этого еще учить и учить коммунизму, и хорошо бы подзатыльниками, да жалко дурня.
– Будет очень больно сразу всем, – подытожил общее молчание геодезист Тарасенков. – А нам особенно. Ибо нахулиганили уже выше крыши.
– Больно, но справедливо, – заметил Сухов.
– В тресте – замотают, – сказал Базунов, не очень, впрочем, уверенно. – Выше партбюро это дело не уйдет. Они там не дураки, ядрена бюрократия. А с нас стружку тупым рубанком снимут. И смысл?.. Нет, ну если вы очень хотите, чтобы меня выгнали…
– Мы тебя на поруки возьмем, – пообещал Тарасенков. – И Привалова тоже. Но лично я против. Не в смысле на поруки, а в смысле вообще.
– Я устал, – сказал Сухов. – Не знаю, как вы все, а я лично устал ощущать себя аглицкой блохой, которую Левша взял за жабры и подковал без мелкоскопа. Мне это состояние давно остоелозило. Почему мне, рабочему человеку, простому энергетику, не дают нормально работать? Стройка за стройкой одно и то же – сначала едва ползем, потому что ничего не готово. Потом аврал и гонка с нарушением всех правил. Технология побоку, элементарный здравый смысл тоже побоку, только догоняй план. Дальше нам дают премию и обещают, что больше такого бардака не будет. Мы выходим на новый объект – и?.. Вот-вот… Ладно, к бардаку мы привычные, но, извини, на Луне случилась уже какая-то порнография. Дурак я старый, надо было прямо тогда поднимать шухер по партийной линии.
– Вот! – поддакнул Тарасенков. – На Луне надо было! Сейчас поздно. Сейчас мы уже главные герои в этой порнографии, и закатают нас на полную катушку.
– Мы подали с Луны докладную! – напомнил Базунов строго.
– Кстати, вот про это самое! – вклинился в разговор Малаев. – Мужики, дайте слово молвить. Вы сейчас подставляетесь. Вы совсем не учитываете, как наши претензии выглядят с точки зрения треста. А выглядят они просто нелепо! Когда бугор послал с Луны депешу – какая была реакция? Нам тут же прислали заводских наладчиков спецрейсом! Мгновенно сменили прошивку! Это ты, Сухов, называешь – не дают работать? Да во всем тресте не найти бригады, которую бы так облизывали… И если Привалов – чайник…
– Я не чайник! Ну зачем вы!.. – взмолился Привалов. – Просто на Луне я не сразу разобрался. Группа-то совсем новая.
– Прямо жалко, что обратную сторону Луны с Земли не видно… – пробормотал Малаев, сладко жмурясь. – Вот бы астрономы офигели.
– Слышь, Малаец, шел бы ты готовиться кидать оборудование на борт, а? – сказал Базунов. – Вы за временем не следите, раздолбаи, а у нас пять минут на болтологию осталось.
– Выставляешь за дверь как беспартийного? Говорят, Папанин тоже своего радиста Кренкеля выгонял с заседаний партийной ячейки на дрейфующей льдине – помнишь, чем кончилось?
Базунов вдруг опустил голову на руки. В вагончике, где почти каждый потихоньку бухтел, сразу настала мертвая тишина.
– Нет больше сил моих, – прошептал Базунов. – Батарейки сели. я тебе сейчас устрою кренкеля… Такого кренкеля, ядрена матрена…
В вагончике стало вдруг заметно теснее: это на нижней полке сел, протер глаза и сунул ноги в ботинки валявшийся до того молча стармех Ренкель, по совместительству командир воздушного судна. Такой же седой, морщинистый и обожженный, как атомщик Сухов, старый черт, только кряжистый, поперек себя шире. В бригаде его звали суперстармехом.
– Намек понял без намека, – гулко сказал он. – Транспортный оператор, добро пожаловать на борт. Мечтаю через две минуты видеть тебя у грузового пульта.
Малаев без лишних слов вскочил и потянул с вешалки куртку.
– Погоди секунду, дядя Жора, – попросил Сухов. – А твое мнение?
– Безусловно, «за», – прогудел Ренкель, вставая и с хрустом потягиваясь. – Могли бы и не спрашивать.
– За что?
– Да пофиг. – Ренкель взял у Базунова кружку, в один глоток отпил половину, крякнул, благодарно кивнул и медведем полез на выход. За ним гуськом потянулись механики Нечитайло и Полевой, показавшиеся вдруг очень маленькими.
– Не ожидал от тебя, – буркнул Сухов. – Нет, я все понимаю – вкалывают роботы, счастлив человек…
Ренкель остановился, бросил взгляд через плечо, механики карикатурно повторили его могучее движение один в один.
– Роботы в порядке, – сказал Ренкель. – Это лучшие роботы на моей памяти. Умнейшие ребята. И чертовски изобретательные, особенно храбрый маленький погрузчик. Вы их просто не понимаете. Просто они хотят вкалывать, даже когда им не дают. Если бы все люди так хотели… Эх!
Он безнадежно пожал одним плечом и протиснулся в тамбур. Сухов озадаченно глядел ему вслед.
– Храбрый маленький погрузчик… – пробормотал он. – Нормальный ход, дядя Жора…
– А что, это концепция, – впервые подал голос доктор Ленц, он же повар, он же единственный в бригаде разнорабочий. – Она многое объясняет.
– Впервые вижу, чтобы медик с ума сошел, – негромко бросил Сухов в сторону. – Ну ладно наш стармех, ему простительно, механики все по жизни с прибабахом, колесу молятся…
– Но ведь «стоп» не держится? У нас роботов по всей планете – шесть групп! И вдруг одна-единственная не подчиняется! Почему?
– По кочану! Молодая, вот и не подчиняется!
– Да, она самая молодая, и у нее самый развитый на сегодня искусственный интеллект! – не унимался доктор. – Не кроется ли за этим нечто большее?
– А может, доктор, вы еще и креститесь? Святой воды не найдется, случаем – на бульдозер побрызгать? А то в него бес вселился.
– Если этот бес хочет вкалывать – зачем ему мешать?
Базунов поднял голову и с усилием потер лицо обеими руками.
– Слышали, что говорит стармех, товарищ Привалов? – Он посмотрел на унылого программиста. – Учитесь. Мотайте на ус. Захотите наконец работать – и работайте, ядрена вошь!
– Вот ты злодей, – буркнул в спину бригадиру Сухов.
– Уволюсь на фиг, – сказал Привалов, глядя в пол. – Вы тут все действительно с ума сходите. Вслед за роботами.
– Фиг ты уволишься. Ты сейчас проверишь, держится ли точка в программе, доложишь об исполнении и поедешь с нами на кислород. Тебя там заждалась шикарная тяжелая экскаваторная группа. Мы из тебя сделаем человека, ядрена мама. Не сумеешь – научим, не захочешь – заставим. В конце концов, это тоже… Всего лишь инженерная задача.
– Вот ты злодей, – повторил Сухов, правда, уже с другим выражением.
– Кто-то мне это сегодня говорил, – сказал Базунов. – А, ну конечно, гидролог. Обидел я его слегка. Кстати, где он? Не забыть бы взять его на борт и посмотреть, чтобы сам ничего не забыл, ядреный водолаз. Ответственный за гидролога…
– Давайте я, – предложил Ленц. – Мне грузить всего ничего, я прослежу за человеком, чтобы не потерялся.
– Ответственный – товарищ Сухов. Как самый ответственный, ядрена справедливость.
– Ну вы злодей, бригадир! – сказал Ленц.
* * *
Новейшую самоходную роботизированную группу из тринадцати единиц, включая три бульдозера – легкий, средний и тяжелый, – два экскаватора, четыре самосвала, путеукладчик – «запеканку» для сыпучих грунтов, ремонтного «паука», дирижабль с прибабахом и маленький храбрый погрузчик, Базунов невзлюбил сразу по получении.
В Мосспецстрое бригада Базунова числилась «прыгающей экспедицией», она скакала с площадки на площадку, от одной группы роботов к другой, не задерживаясь нигде дольше недели. Проверить исполнение задачи, поставить новую, провести техобслуживание – и полетели дальше. Иметь дело приходилось с чем угодно, от мобильных атомных электростанций до умных бетономешалок. Очень живая интересная работа, требующая постоянного напряжения серого вещества, ну и вообще мы – почти как космонавты, ядрена пилорама, любите нас, девочки.
Более-менее теряла свой гонор бригада, лишь когда надо было лететь с планеты на планету, и тут Базунову вежливо напоминали, что в строительном тресте, пусть даже московском и очень специальном, космонавтов нет, а есть пассажиры, и от них требуется неукоснительное соблюдение дисциплины на борту.
И конечно, психологически трудно приходилось участникам «прыгающей экспедиции», когда они, горя энтузиазмом, сыпались со звездных небес на свежую площадку, выгоняли из трюма свои железные трудовые резервы – а фронт работ не подготовлен ни фига, и в космических бытовках сидят злые, как черти, космические прорабы, которым тоже психологически трудно, ведь они слишком хорошо представляют, что будет дальше, ядрена штурмовщина. Базунов хотя бы теоретически может в поисках дела для себя прыгнуть на соседнюю площадку и там вдоволь погонять роботов, а прорабу деваться некуда, и даже водки с горя нажраться советскому человеку шансов ноль, поскольку вне Земли у советского человека – сухой закон, ядрена конституция.
