Вздохнув, я дёрнула за ручку чемодана. И даже успела сделать два шага, прежде чем моя лодыжка подвернулась и каблук отвалился от долбаной туфли. Двести баксов за кусок дерьма. Глушитель, на который я заглядывалась, и то дешевле, или граната с чёрного рынка, что могла пополнить мою незаконную коллекцию… «Не думай об этом».
Я подняла сломанный каблук, стянула обе туфли и бросила их в грязный поток, бегущий вдоль города прямо за «убейте-и-съешьте-их» магазинами. Вот и ещё одна пара модных и переоценённых башмаков, которые Хедли никогда не наденет.
– Не хотелось бы, чтобы в первый же день в городе вас арестовали за загрязнение байю [1], – раздался за спиной мужской голос.
Я в ярости развернулась. Кто-то подобрался ко мне так близко, а я даже не заметила! И то, что сидел он за рулём огромного внедорожника с неприлично большими колёсами, только укрепило мои подозрения: пять минут в Луизиане – а я уже потеряла сноровку.
Я быстро оценила незнакомца. «Лет тридцать пять, метр девяносто, около двенадцати процентов телесного жира и слепое пятно слева на сорок пять градусов от центра». Слабость, которую можно использовать.
– Загрязнение? – переспросила я. – Я лишь подняла стоимость этого грязевого потока.
Он улыбнулся – одной из покровительственных фальшивых улыбок, что мужчины используют на тех, кого по ошибке принимают за слабый пол.
– Этот грязевой поток кормит половину жителей города.
– Я на диете.
– Вы, должно быть, племянница Мардж Будро.
Потребовалось какое-то время, чтобы понять: вылетевшее из его рта «Бу-у-дроу» – не что иное как фамилия, которую я вычитала в некрологе. Иначе никогда б не догадалась.
– Да.
– Спорю, вам интересно, как я узнал.
– Хм, весь город состоит человек из пятнадцати и того, что они там вчера подстрелили. И поскольку никто больше не вышагивает по центральной улице с розовым багажом – по крайней мере, я на это надеюсь, – то я не очень удивлена, что вы распознали во мне чужачку.
Мужчина вскинул брови:
– А Мардж описывала вас куда более милой. Полагаю, имелось в виду по сравнению с ней. Ну, раз уж вы здесь… и босиком, буду рад подвезти. Гравий губит ноги.
Я глянула вниз и только теперь сообразила, что стою вовсе не на тротуаре, а крепко так увязла в странной смеси грязи и ракушек. Слава богу, педикюр не сделал мои ступни нежными цветочками.
– Я в порядке. Правда.
Незнакомец не выглядел убеждённым, но, кажется, решил, что выполнил свой долг гостеприимного южанина.
– Ладно. Что ж, до встречи.
Он сорвался с места, смехотворно огромные колёса крутанулись, поднимая больше пыли, чем песчаная буря.
За рюмку виски и пару армейских ботинок я бы зацепилась за багажник его зверя и проехалась на другой конец города верхом на чемодане. Но, наверное, это привлекло бы внимание. Вероятно, библиотекарши-бывшие-королевы-красоты не катаются на собственном багаже.
Двадцать минут спустя я уже шла по подъездной дорожке к своему новому жилищу. Это был большой дом в викторианском стиле, и я вздохнула с облегчением, увидев его адекватную тёмно-синюю расцветку и отсутствие каких-либо цветов в горшках или на клумбах. Иначе б точно не выдержала. А так, если только внутри всё не заросло плющом или папоротником – жить можно.
Ещё пятнадцать шагов – и я окажусь внутри, подальше от посторонних глаз. Переоденусь в привычные шмотки и сожгу чемоданы на заднем дворе, не дожидаясь полуночи. Я уже практически ощущала запах дыма. Но стоило поставить ногу на крыльцо, как дверь распахнулась, и наружу выпорхнула маленькая седовласая старушка.
«Метр пятьдесят семь, пятьдесят килограммов вместе с сумкой, старше самого Христа, и слишком много слабых мест, чтобы все перечислить».
– Ты, наверное, Сэнди-Сью. – Женщина шагнула вперёд и схватила меня за руки. – Какое счастье наконец-то с тобой познакомиться! Я боялась, что автобус задержится.
– Не-а. Точно по расписанию.
«Будто спешил навстречу смерти».
– Чудесно. Я Герти Хеберт, одна из старых подруг твоей тётушки.
Я кивнула. Что старая – это точно.
Герти залезла в безразмерную сумку, на вид словно сшитую из гобелена, и достала вакуумный пакетик для продуктов.
– У Кэролайн дома случилась неприятность с курицей, и она не сумела подготовить приветственную корзину, так что мне пришлось импровизировать. – Она протянула мне пакет: – Чернослив?
– Может, позже.
«Например, когда мне стукнет девяносто».
– Что ж, тогда давай зайдём, Кости тоже жаждет с тобой познакомиться. И вдруг сумеет откопать в твоих занятных чемоданах пару обуви. Знаешь, вообще-то, в Греховодье женщины уже лет сорок как не обязаны ходить босиком.
Я уставилась на неё:
– Но по-прежнему должны быть беременными?
– Только если родились в первый вторник фестиваля раков, – махнула рукой Герти, – и только если тогда было полнолуние. Но ты, возможно, исключение, так как из другого города и всё такое.
Развернувшись, она вошла в дом.
Впервые в жизни я почувствовала, как по спине тонкой струйкой бежит страх. Мне предстояло ступить на вражескую территорию, и дёрнул же черт выбросить единственное оружие в мутную речушку.
Протиснувшись в дом, я порадовалась отсутствию антиквариата и стекла и с удивлением отметила сдержанную мебель и светло-коричневые стены. Никаких кружев и бахромы. Такое мне по силам.
– Здесь славно, – сказала я.
– Ты, кажется, удивлена.
– Да… нет… Ну, учитывая, что весь город словно нарисован пастелью…
Герти кивнула:
– Мардж не следовала общим правилам. Она не любили садоводство и уборку, потому не собиралась держать при себе «дерьмо, которое необходимо чистить и поливать». – Она усмехнулась. – Мардж была немножко феминисткой. Впереди своего времени, вообще-то, но для тебя это не новость.
Настроение слегка повысилось. Возможно, всё не так уж скверно.
– Я приготовила кофе, – продолжила Герти и жестом велела мне следовать за ней через гостиную и дальше по коридору. – Мардж всегда очень беспокоилась о тебе, дорогая.
– Обо мне?
Мы вошли в яркую солнечную кухню, и я остановилась, оглядываясь. Бежевые стены, дубовые шкафы – из настоящего дерева, а не поддельная хрень, как в моей квартире. Километровая рабочая зона буквой «Г» с гранитной столешницей.
– Да, дорогая. – Герти наполнила чашку и опустила на стол передо мной. Затем поставила рядом сливки и деревянную коробочку с сахаром.
Проигнорировав добавки, я сделала большой глоток и удовлетворённо вздохнула. Эта старушка сотворила кофе, от которого краска с бампера слезет.
Она понаблюдала за мной и налила кофе и себе.
– Мардж переживала, что ты не реализуешь весь свой потенциал как женщина. Она думала, твои представления о жизни несколько старомодны. – Герти глянула на неиспользованный подсластитель, потом снова на меня и улыбнулась. – Возможно, она ошибалась.
О-ё-ёй. Я судорожно искала объяснения. Ещё и получаса в Луизиане не провела, а уже раскрыта. Если я даже ровесницу динозавров не смогла одурачить, то как обману кого-то другого?
– Моя, эм, мама смотрела на всё иначе, чем тётя Мардж.
Герти понимающе кивнула:
– И как хорошая дочь ты согласилась с ней. Конечно, милая, я всё понимаю. У моей матери тоже имелось обо всём собственное представление. Я была для неё постоянным испытанием.
– Вы? Да что такого вы могли натворить?
– Не вышла замуж и не родила ей внуков. Для матерей это почему-то смертный грех. Женщина, не сумевшая найти мужчину, вызывает жалость.
– Вы не кажетесь мне той, кого стоит жалеть.
Глаза Герти блеснули.
– Самое умное, что я сделала, – не связалась с мужчиной. И семьдесят два года жила в своё удовольствие. – Она похлопала меня по руке. – Мы с тобой прекрасно поладим.
Я почувствовала, как во Вселенной что-то сдвинулось, и улыбнулась Герти. Возможно – всего лишь возможно, – всё, в конце концов, не так уж плохо. Я как раз собиралась попросить вторую чашку кофе, когда груда одеял в углу кухни зашевелилась и поднялась из коробки, в которой лежала. Я с трудом удержалась, чтобы не выхватить оружие (коего при мне не было) и просто ткнула в ту сторону пальцем.
Герти глянула на коробку, затем на часы.
– Пять часов, минута в минуту. Кости должен чуток размяться.
Она прошла в угол, потянула за одеяло, и оттуда наконец высунулась голова хаунда. Он уставился на меня, и я задумалась, а вдруг это обученный служебный пёс, но тут он сделал первый шаткий шаг, и его старость стала очевидна.
– Кажется, я знаю, почему его Костями кличут, – заметила я, осматривая худое костлявое тело.
– О, нет, не поэтому. В своё время он был великолепным представителем породы, а всё те же Кости. – Герти открыла заднюю дверь кухни, пёс выскользнул на улицу, и мы направились следом.
