Утро совсем непохоже на утро. Какой-то тревожный полет. Дрожь веранды. Дым, а не снег за окнами. Словно тебе несет, а Земля далеко. Ее не видно, только знаешь ты, что Земля тоже летит и по ней клубятся не то моря, не то облака, не то континенты. И там, на Земле, все смотрят в небо, все за тобой следят, и в каждом за тебя бьется сердце. И ветки в стекла бьют. И хлопает соседская дверь. И сосед что-то напевает себе под нос довольно бодрым голосом.
Андрей вышел на крыльцо. Метель проносила над холмами мутные могучие облака. Порой облака разрывало, и на мгновение показывались дали. Но только на мгновение. Тогда проглядывало вдалеке Тригорское. Но потом исчезало снова. Не было вообще никаких его признаков. И страшно делалось; может быть, его нет и никогда не было? Только были блистательные дали поэмы, удивительные, полные листопада и ветра. И ночная карета в Михайловское, и аллея, и ветка гелиотропа. Слышно, как там вокруг парка гудит вьюга. Там не метель, а вьюга.
- Вот это завьюжило! - раздался на крыльце голос, и шаги остановились рядом с Андреем.
Андрей обернулся.
Перед ним стоял высокий старик. Ровными гладкими веками были полуприкрыты его серые глаза. Старик попыхивал сигаретой. Старик попыхивал и прислушивался к тому, что звучало за окнами его квартиры. А там деловито рассуждал телевизор и грохотал приемник.
- Зима кончается, - сказал сосед уверенно, - со дня на день весна распахнется.
- Да, верно, - согласился Андрей.
И ушел в комнату. Он растопил печку и присел у огня. Кто-то вроде постучал в окно.
- Ау, - послышалось Андрею.
Он оглянулся. Кто-то за окном стоял. Но разглядеть его среди метели было трудно.
- Ау, - повторил голос.
Андрей выбежал на крыльцо. Метель бросилась ему навстречу и хлопнула дверью комнаты. Андрей прибежал под окно. Здесь никого не было. Вышел за калитку. Там высокими дымными столбами гуляла вьюга. И кто-то в коротком пальто шел впереди, среди вьюги. Оглядывался и махал рукой. Андрей поплотней запахнулся и пошел следом. Но впереди уже ничего нельзя было разглядеть. Через некоторое время Андрей опять заметил человека. Человек шагал в сторону Тригорского. Он снова оглянулся и помахал рукой.
В открытом поле гуляла метель. И Андрей чувствовал, что сбивается с дороги, что кто-то ходит вокруг него, но никак не может подойти.
"Где же тут дорога?" - думал Андрей, проваливаясь и оступаясь в сугробах.
- Там, впереди, Тригорское, - услышал он сквозь ветер знакомый голос. А я здесь.
- Но я не могу разглядеть вас, - сказал Андрей.
- Да и мне трудно вас найти в этой сумятице.
- И Тригорского вроде бы нет.
- Почему же? Тригорское впереди. Там сейчас тоже вьюга. Но деревья поют. Слышите голоса кленов?
- Не слышу.
- Ну как же? А вот ели... Хорошо слышно даже отсюда.
- Кажется, слышу, - сказал Андрей.
- Вот и слушайте. А это голоса лип, что стоят вокруг "Зеленого зала".
Андрей прислушался.
- Там, в "Зеленом зале", - напевно заговорил голос девушки, - шелестят просторные платья. Танцуют, подняв над головами широкие хрустальные чаши. Танцуют, кружась и глядя друг на друга. Листва полна лунного света. Со дна каждой чаши бьет невысокий родник. Танцуя, подносят чашу к губам и пьют из родника. Под крышей дома ласточки. В гостиной фортепьяно. И две свечи на нем в подсвечниках. На фортепьяно медленно играют. Фортепьяно как бы произносит не звуки, а слова:
...Устав от долгих бурь, я вовсе не внимал
Жужжанью дальнему упреков и похвал,
Могли ль меня молвы тревожить приговоры,
Когда, склонив ко мне томительные взоры
И руку на главу мне тихо наложив...
Свечи колеблются. Бьют высокие английские часы, звон уходит высоко. Сквозь тихий сон внимают звону ласточки. Луна колеблет чаши. Танец среди лиц... Слова фортепьяно...
...И ныне
Я новым для меня желанием томим:
Желаю славы я, чтоб именем моим
Твой слух был поражен всечасно, чтоб ты мною
Окружена была, чтоб громкою молвою
Все, все вокруг тебя звучало обо мне,
Чтоб, гласу верному внимая в тишине,
Ты помнила мои последние моленья
В саду, во тьме ночной, в минуту разлученья.
А ниже ручей. Вода стекает по колоде и бормочет. Словно кто-то торопливо старушечьим голосом отчитывает какое-то беспечное существо. А в "Зеленом зале" танцует девочка. Теперь здесь пусто. Девочка одна, продолжал напевно голос девушки, - девочка в короткой юбке и в матросской куртке. Она танцует с матросской шапочкой в руке. И прислушивается к фортепьяно...
Когда Андрей вернулся домой, дверь в комнату была прикрыта. В комнате тепло. Дверца печки подперта маленькой кочережкой. Андрей снял шубу. В дверь без стука вошел сосед.
- Не следует, молодой человек, огонь оставлять в раскрытой печке.
- Извините, - сказал Андрей, - я забыл.
- Нельзя забывать, когда топится печка, - сказал сосед, стоя у порога с сигаретой в руке. - Так весь дом спалить можно.
- Я вышел в поле и заблудился в метели.
- Кто же в поле ходит в такую метель? - наставительно сказал сосед.
- Я в Тригорское хотел пройти.
- Чего в Тригорском смотреть в такую погоду, - сказал сосед снисходительно.
- Да так уж...
- Лучше посмотрите хоккейный матч, - предложил сосед.
- Спасибо.
- Приходите. Теперь не скоро погода уляжется. Не на один день закрутило. Весной пахнет.
- Да, - согласился Андрей.
- Будет время, приходите, - еще раз пригласил сосед и вышел.
По тому, как шумело за стеной, гудело в трубе и какой мокрый снег лепил в окно, было видно, что непогода не собираете; затихать.
Сегодня солнце долго стояло над парком Тригорского. Солнце поставило над парком два огненных столба, справа и слева. Солнце не то чтобы ликовало, солнце любовалось природой и совсем не хотело спускаться за горы.
Андрей вышел знакомой дорогой в сосняк и увидел, что лес улыбается ослепительным светом сугробов. Но глазам легко. Сосны алеют прямо на глазах. Повсюду горят зеленые спокойные костры можжевельника. Их пламя неподвижно Впереди под сосной вроде кто-то сидит. Сидит парнишка в полушубке и наводит из рукава на дорогу полоску света. А потом кладет на нее тень от сосны. Андрей подошел ближе и увидел, что это просто пень, высоко засыпанный снегом. Андрей улыбнулся, остановился, сложил глухой пригоршней руки возле рта и сказал в пригоршню тихо, чтобы никто не слышал:
- Ау...
Ничто нигде не колыхнулось. Все продолжало молчать и цепенеть в звонком свете зари. Андрей зашагал дальше. Под горой у самой дороги сидел на повороте медведь. Медведь сидел белый. Он уперся лапами в дорогу и склонил голову, будто спал. Или, может быть, у медведя болели зубы. Андрей приблизился. Это был совсем не медведь, это был камень под сугробистым наметом. И можно было на камне прочитать: "Дорога в Савкино".
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
