Эта прогулка вокруг квартала привела меня к некоторым очень важным выводам. Так, было очевидно, что на самом деле источником удовольствия для девочки было вовсе не то, с чем мы сталкивались, само по себе. Картины, звуки, предметы — все это было для нее лишь поводом выразить то чувство, которое уже присутствовало в ней. Чувство это не происходило от чего-то находящегося во внешнем мире; наоборот, оно проецировалось на мир из ее сердца и души. По-моему, счастье — это именно то слово, которое наилучшим образом характеризует такое состояние самозарождающегося наслаждения.
Большинство людей, по крайней мере взрослых, не переживают счастья, гуляя вокруг квартала, и тому есть вполне понятные причины. Дети живут в мире чистого созерцания. Для них зрительные образы, звуки и предметы существуют затем, чтобы получать от них удовольствие, играть с ними, а вовсе не для того, чтоб ими пользоваться. А вот в жизни взрослых все подчинено обязанностям. Гуляя в солнечный день, мы воспринимаем окружающий нас мир как неразборчивую мозаику цветов и узоров, а сознание наше при этом сосредоточено на той или иной проблеме, которую мы в данный момент считаем наиболее острой. Как бы ни называлось такого рода переживание, это что угодно, только не счастье.
Но представим себе, что такой вот озабоченный взрослый, гуляя, уставившись в тротуар, вдруг обнаруживает в поле своего зрения что-то совершенно необычное. Стодолларовую купюру! Эффект будет почти что магический! Проблемы, казавшиеся до сих пор столь всепоглощающими, от подобной удачи сразу же — по крайней мере на какое-то время — куда-то деваются. Случись такое с вами, у вас перед глазами тут же замелькал бы перечень того, что можно с этой стодолларовой купюрой сделать. Быть может, вы не отнесетесь к этому случаю как к чему-то преобразившему вашу жизнь, но наверняка станете думать о нем как о чем-то очень хорошем — и состояние вашего сознания разительно преобразится. Что вы почувствуете? Я уверен, вам тут же пришло в голову это слово: радость.
Найдя сто долларов, вы обрадуетесь. Деньги — это внешняя причина, а ощущение радости — внутренний на нее отклик. Счастье же можно описать как ощущение радости без причины. Счастье — это изначально наличествующее внутреннее состояние, которым определяется наше восприятие мира. Счастье есть причина, тогда как радость — следствие.
Я не хочу сказать, что мы, взрослые, всегда должны стремиться вести себя так, будто мы маленькие дети, однако нам необходимо помнить о том счастливом состоянии бытия, что некогда было нам свойственно. Оно всегда достижимо, хотя его часто путают с совершенно иным состоянием, которое я назвал ощущением радости. Радости — это то, чего мы ищем, к чему стремимся, быть может, даже то, за что боремся. Радости — это что-то такое, что мы пытаемся отыскать или, скорее, купить. Счастье же — это то, что мы есть.
Люди стремятся избежать страдания и получить удовольствие, и они берут себе удовольствие в любой из доступной им форм. Если человек утратил связь со своими внутренними источниками счастья, если радость, приходящая к нему из внешних источников, — это единственное знакомое ему счастье, то он ищет именно такого переживания. В зависимости от обстоятельств, этот поиск может оказаться весьма ценным и плодотворным. Но, к сожалению, он может также вылиться в пристрастие в каком-либо из множества его обличий.
Давайте заменим в нашей истории нахождение стодолларовой купюры какими-нибудь другими открывшимися возможностями. Предположим, некий живущий в мире страданий и жестокости молодой человек находит субстанцию, способную мгновенно перенести его, пусть лишь на короткое время, в совершенно иную жизнь. Предположим, некий другой молодой человек, чье продвижение по службе затормозилось, а семья испытывает финансовые затруднения, получает облегчение оттого, что, отправив жену спать, выпивает бутылочку пива, — а выпив полдюжины, чувствует себя еще лучше.
Еще кто-то отыщет подобный выход в чем-нибудь другом из бесконечного разнообразия веществ, вызывающих зависимость, и аддиктивных типов поведения. Каков бы ни был опыт, если он доставляет удовольствие, его, естественно, всегда хочется повторить. Такое повторение, по крайней мере поначалу, есть вопрос выбора. Но когда человеком действительно овладевает пристрастие, оно превращается в потребность и даже в необходимость.
Аюрведа весьма четко определяет подобные психологические и физиологические механизмы. Когда мы совершаем какое-либо действие, скажем, берем в руку карандаш или преодолеваем на резиновой лодке речной порог, мы внутренне устанавливаем его место в спектре нашего опыта. На одном краю этого спектра находится невыносимое страдание, а на другом — высшее наслаждение. Завершившись, действие продолжает существовать в нашем сознании — равно как и в нашем теле — в виде воспоминания, которому приписывается та или иная степень страдания или же наслаждения. Если уровень «страдания» достаточно высок, мы будем делать все от нас зависящее, чтобы избежать повторения этого действия. Если же действие принесет нам большое наслаждение, мы будем столь же отчаянно стремиться совершить его вновь.
Санскритское слово карма означает действие. Оно может относиться как к физической деятельности, так и к тому или иному ментальному процессу, скажем, к мышлению или чувствованию. Всякое действие содержит в себе семена воспоминания, называемые на санскрите санскарой, и семена желания, именуемые васаной. По существу, различие между этими двумя понятиями состоит в том, что одно из них обращено назад, а другое — вперед. Если воспоминание о действии приятно, оно порождает желание совершить новое действие, доставляющее по меньшей мере такое же удовольствие. Новое действие может как просто повторять совершенное ранее, так и представлять собой попытку получить еще большее наслаждение.
Сущность этой парадигмы была признана истинной даже в философских традициях, весьма далеких от индийской. Французский писатель Оноре де Бальзак заметил, что в жизни некоторых особо эмоциональных людей — он говорил об игроках и любовниках — часто присутствует некое в высшей степени острое переживание, которое начинает тяготеть над всеми их последующими поступками, порождая стремление воспроизвести однажды испытанное возбуждение. Быть может, даже сам того не сознавая, Бальзак дал прекрасное описание аддиктивного поведения, ведь пристрастия к азартным играм и сексу относятся к числу наиболее широко известных зависимостей.
Аюрведа особо подчеркивает, что после того, как мы совершим то или иное действие, оно навсегда запечатлевается в нас наряду со столь же неустранимыми элементами воспоминания и желания. Что бы мы ни делали, ни говорили и даже ни думали, триада «действие — воспоминание — желание» оказывается закодированной в наших клетках, и код этот попросту невозможно стереть. Это имеет важнейшие последствия с точки зрения предлагаемого в этой книге подхода к вредным привычкам. Мы не будем стремиться к тому, чтобы «избавиться» от воспоминаний и желаний, стоящих за аддиктивным поведением. Вместо этого мы сосредоточимся на создании новых, в высшей степени позитивных ощущений, которые окажутся сильнее разрушительных побуждений пристрастия и сделают эти побуждения бессильными.
Пожалуй, лучше всего проиллюстрировать это на примере одной из пациенток, несколько лет назад пришедшей в наш коррекционный центр. Я уверен, что этот случай свидетельствует об эффективности позитивного подхода к пристрастию, приспособленного к индивидуальным потребностям человека. Моей пациенткой была семнадцатилетняя девушка; назовем ее Эллен.
С первого взгляда на Эллен мне стало ясно, что у нее серьезные проблемы со здоровьем. Впоследствии выяснилось, что происходят они от употребления наркотиков и другого рода саморазрушающего поведения, возобладавшего в ее жизни с четырнадцатилетнего возраста. Проще говоря, Эллен пристрастилась к героину, в результате чего оказалась вовлечена в другие опасные и пагубные занятия, такие, как воровство и проституция.
Я решил поначалу не затрагивать в разговоре с Эллен тему ее пристрастий. Этими разговорами она была уже сыта по горло. В сущности, почти каждая минута ее жизни оказывалась тем или иным образом с ними связана, то ли в форме ее в этом участия, то ли в виде терапевтического вмешательства. И до сих пор все попытки такого вмешательства были по большей части безуспешными.
— Давай пока что не будем обсуждать твои нынешние проблемы, — предложил я Эллен в одну из наших первых встреч. — Поговорим о том, чем ты занималась до их появления. Было ли что-нибудь такое, что тебе особенно нравилось делать, когда ты была маленькой девочкой? К чему ты на самом деле тогда стремилась? Что тебя интересовало больше всего?
Эллен задумалась, словно пытаясь вспомнить некую дату из курса древней истории, а не события своей собственной жизни всего-то двух- или трехлетней давности.
