Бодго Квалтава было лет тридцать пять. Второму – лет на десять поменьше. А третий был безусый мальчишка, высокого роста и с повадками, по-детски развязными. Стол у них ломился от еды, вино разливалось в огромные чаши, и все их застолье казалось вздыбленным и ощетинившимся, как встревоженный еж.
Не знаю, как монах, а о себе скажу: меня все сильнее забирал страх. Я забыл про израненные ноги, про ломоту в плечах и усталость. Страх наваливался на меня, и была минута, когда я готов был вскочить и бежать на все четыре стороны. Мозг мой просверлила мысль, что Туташхиа вовсе не рад нашему обществу, что вот сейчас он встанет и пересядет за другой стол. Наверное, и монах боялся этого. Мы разом взгляну, на Туташхиа – он был спокоен и равнодушен. Его спокойствие передалось мне. «А ну их к черту,– подумал я. – Будь у них, хоть пушки, а на том шампуре шашлык из человечьего мяса, чего мне бояться, если я ничего плохого им не сделал?»
Квалтава и его приятели тоже разглядывали нас в упор, медленно переводя осоловелый взгляд с одного на другого. Потом возобновили трапезу, и этим как будто все обошлось.
А Дзоба между тем понемногу перетаскивал мои вещи. Большой тяжелый ящик они втащили вместе с Кику. Кику подошла было к нам, но тут ее настиг окрик:
– А ну, девка, поди сюда. Чего ты там не видела?
– Сейчас, батоно. Выслушаю господ и подойду. Одну минуту.
– Или ты не слышишь, что я тебе говорю,– вновь заорал Бодго Квалтава.
– Погоди, Бодго,– вступился младший, которого звали Куру Кардава. – Ты же не знаешь, что это за люди.
Но Квалтава не собирался уступать. Это поняла и Кику. Она подняла глаза, как бы прося у нас прощения и за гостей, и за себя, и поспешила к столу Квалтава.
Туташхиа, казалось, даже не заметил выходки Квалтава. И следа раздражения нельзя было уловить в нем. Он сидел с видом безразличным и отрешенным.
– Принеси нам еще кувшин вина,– сказал Квалтава Кику.– А другой подай вот тем,– он кивнул в нашу сторону.– И сыра еще давай.
Третий из них, Каза Чхетиа, все это время жадно разглядывал Кику и, когда она поспешила к стойке, не удержался:
– Ох-х-х!
В тогдашней Мингрелии этим возгласом выражали и восторг, и удивление, и страсть. Но порой – и злость.
Каза Чхетиа не мог оторваться от Кику. Было в ее глазах и во всем ее облике что-то такое, отчего казалось, будто она только-только проснулась и еще нежится в постели.
Уже совсем стемнело. Дзоба принес свечи. Кику подала кувшин вина, другой кувшин – подношение Квалтава – поставила на наш стол и снова спросила, чего бы мы пожелали на ужин.
Я и Дата заказали не помню теперь что. Монах отказался от еды и попросил принести только воду.
И снова не успела Кику дойти до стойки, как Квалтава ее окликнул:
– Убери со стола... Все убери. Оставь вино, огурцы и сыр. Вытри и принеси еще одну свечу.
Кику тут же все сделала.
Каза Чхетиа попытался заглянуть в вырез ее платья, но Кику быстро прикрылась рукой.
– Ей, видите ли, стыдно,– хохотнул Квалтава, доставая из кармана колоду карт.
Каза Чхетиа скользил глазами по шее, груди, бедрам Кику.
– Стыдно ей стало... тоже мне, богородица! За пять рублей вот здесь догола разденется, – сказал он, когда Кику отошла.
– Будет тебе,—одернул его Куру Кардава, младший из них.
– Много ты знаешь, молод еще. Женщине бабки покажи, за бабки она на все пойдет. Порода у них такая. У них у всех ноги короткие. Приглядись – увидишь,– сказал Каза Чхетиа и бросил Квалтава: – Ну, сдавай, если взялся!
– Короткие, говоришь, ноги? – процедил Квалтава. – Вот принесут свечу, тогда и сдам.
– Да, короткие, короче, чем у мужчин. Поэтому и делают женскую обувь на высоких каблуках. Чтобы ноги длинней казались.
Дзоба принес еще одну свечу. Квалтава разлил вино, все трое выпили, и началась игра.
Наконец Кику принесла ужин и нам. Монах налил себе воды, добавил немного вина из кувшина, достал из торбы хлеб и покрошил в чашку. Разбойники много пили и крупно играли. Они было заспорили, и еще немного – началась бы пьяная драка, но Куру Кардава пошел на мировую:
– Ладно! Бери четвертак и больше не зарывайся. В другой раз это у тебя не пройдет.
Каза Чхетиа сгреб деньги с таким видом, будто угроза Куру относилась не к нему. Квалтава не вмешивался и не отрываясь смотрел в нашу сторону.
– Сдавайте. Я сейчас,– он двинулся к нашему столу.
Монах перекрестился и поднял на него глаза. Поглядел ему в лицо и я, но меня замутило, и я опустил голову. Туташхиа по-прежнему не проявлял к Квалтава ни малейшего интереса, по я почувствовал, что он сжался, как пружина, и вот-вот взорвется.
– Бодго, давай сюда, играть так играть! Чего ты там потерял? – позвал Куру Кардава.
Я встретился глазами с Казой Чхетиа. Он смотрел на меня, как на Кику. Только там он зарился на плоть, а здесь на кровь.
– Сейчас приду! Играйте! – Квалтава стоял перед Туташхиа. – Хотелось бы знать, почему это вы не пьете вино, которым вас угощают?
Туташхиа и впрямь не притронулся к кувшину. Я – тоже. Ведь меня никто не приглашал. Да и настроения пить не было, хотелось только добраться до постели.
– Благодарим вас за угощение, очень сожалею, но я не пью,– сказал Туташхиа.
Левая бровь у Квалтава изогнулась и поползла вверх, будто хлыст, который тут же со свистом опустится.
На Туташхиа это не произвело впечатления. Он лениво жевал мясо, Квалтава перевел взгляд на меня, окатив наглостью.
– Пьем, как не пьем? – засуетился монах. – Вот вашим вином я ужин себе заправил.
Но Квалтава и не думал слушать монаха.
– А ты что не пьешь? – спросил он меня.
– Видите ли, мне тоже нельзя. Но за ваше здоровье – с удовольствием, – неожиданно для себя услышал я собственный голос. Я залпом выпил вино и перевернул чашу вверх дном. – Пусть так будет пусто вашим врагам.
А что мне было делать?
– Так-то, – сказал Квалтава и резко повернулся к Туташхиа: – Ты кто такой?
– Вы меня спрашиваете? – не поднимая головы, произнес Туташхиа.
– Тебя. Кого же еще?
– Путник я, – ответил Туташхиа.
Квалтава смутился и как-то осел.
– Будешь играть или нет? – раздался раздраженный голос Куру Кардава.
Перед Куру Кардава высилась куча ассигнаций. У Казы Чхетиа опять ничего не осталось.
– Дай-ка мне, Бодго, из моей доли тысячу рублей. Я проиграл,– сказал Каза Чхетиа.
Они вмешались весьма кстати. Квалтава пора было убираться, но не мог же он уходить, поджав хвост, оставив последнее слово за Датой. Он бы опять полез к нему, и к чему это могло привести – один бог знает. Из внутреннего кармана черкески Квалтава вытащил толстую пачку денег, отсчитал тысячу рублей и, надменно оглядев всех, вернулся к своему столу.
Духанщик облегченно вздохнул.
Мимо нас проскользнула Кику с постельным бельем на вытянутых руках. Как только она ухитрялась ходить, не касаясь земли!
– Ох-х-х, – выдохнул Каза Чхетиа,– не я буду, если не разденется за пятерку! – сказал он, когда Кику исчезла за занавеской.
Она тут же вернулась, и он поманил ее. Туташхиа быстро поднял глаза и тут же отвел их.
В камине затрещало сухое полено, вспыхнуло пламя и весело заплясал огонь.
Каза Чхетиа придвинул к Кику золотой червонец и, метнув взгляд в сторону стойки – не заметил ли духанщик,– сказал:
– Вот золотой. Хочешь, будет твоим? Червонца твой папаша за месяц не заработает. Разденься догола, покажись нагишом... и забирай.
– Ты что, сдурел? – Куру Кардава швырнул монету Казе.
Кику глянула на поблескивающий в пламени свечки червонец и покосилась на гостей.
– Тебе что за дело. Сиди и не лезь! – Чхетиа выскочил из-за стола.
Куру спокойно тасовал карты.
– Садись, ради бога. Ты меня сперва пугаться научи, а после пугай.
Квалтава положил руку на плечо Чхетиа.
– Пошевеливайся, девочка,– крикнул Дуру. – Пора постели стелить. А ты, Дзоба, помоги мне топчаны принести.
– Видишь ли, Куру,– сказал Квалтава, когда Кику вышла,– мне самому голая Кику ни к чему, но каждый отвечает за себя, и не твое дело встревать поперек пути. Это и есть дружба, и другой она не бывает. По совести говоря, прав ты, а не Чхетиа. Ладно б какой-никакой доход он с этой девки имел. Здесь ничего не скажешь. Деньги – это все. И женщина – это тоже деньги.
Игра пошла с новым азартом и ожесточением, Куру Кардава беспрерывно выигрывал.
– Ставлю тысячу рублей – в долг! – объявил Чхетиа.
– Нет, друг, такие обещания – пыль. Даю тебе в долг, ставь наличными, если хочешь.
Куру отсчитал деньги.
– Будешь должен мне тысячу рублей. Бодго, ты – свидетель.
Каза Чхетиа поглядел в свои карты и вывел ставку в пятьсот рублей. Куру Кардава это не понравилось, но он промолчал и дал партнеру еще две карты.
В духане воцарилась тишина.
Дата Туташхиа с любопытством следил за игроками. Когда выяснилось, что Каза Чхетиа сделал девятку и выиграл ставку, Туташхиа вновь повернулся к камину. За каких-нибудь три-четыре минуты куча банкнот Куру перекочевала к Казе Чхетиа.
