– О господи, Медведь, ты что же, стал бояться?
Торн отвел глаза.
– Ты будешь летать ведомым у командира второй эскадрильи. Он у нас уникум, закончил то ли Гейдельберг, то ли Гессен по кафедре философии. Этакий буддист, понимаешь ли… но летает прекрасно, я уверен, что вы с ним сработаетесь. У вас будет своя боевая задача, я не стану гонять вас по мелочам.
– А тебе это простят?
– Мне – простят. Тут не все так уж просто, как ты думал. Чертовы макаронники совершенно не хотят воевать, они сдаются в плен пачками, а нас слишком мало, чтобы решить все стоящие перед нами проблемы. Англичане шныряют над заливами, как у себя дома…
– Я уже видел.
Торн понимающе усмехнулся и поднялся из кресла. Подойдя к стоявшему в углу палатки ящику из-под радиостанции, он поднял трубку находившегося на нем полевого телефона и нервным движением крутнул ручку.
– Гауптмана Больта – ко мне. Я и в самом деле стал побаиваться, – повернулся он к Винкельхоку, – проклятая арифметика сделала меня отчаянным фаталистом, вроде как в восемнадцатом году. Правда, тогда я был моложе и счет не в нашу пользу представлялся мне не таким ужасным.
Дирк вспомнил разговор, происшедший между ними четвертого сентября тридцать девятого, в небольшом польском местечке, куда Торн прибыл в состава инспекции министерства авиации, – дело было на следующий день после вступления Англии в войну, и старый Медведь был мрачнее тучи. «Франция, в сущности вздор, – говорил он, – но вот проклятые англичане! Их слишком много, гром и молния, и я это уже видел!» Оглядев полк, в котором служил Винкельхок, Медведь напился. Возглавлявшие инспекцию чиновники смотрели на него неодобрительно, эйфория польской кампании воспринималась в Берлине как нечто само собой разумеющееся, и пораженчество опытного аса было им непонятно. Торн хорошо знал арифметику. Восемнадцатый год был прекрасной школой, и все прошедшие через нее навсегда запомнили кошмар собственной беспомощности, накрывший их тогда липкой кровавой волной, – повторение казалось слишком страшным.
Винкельхок тоже не сверкал энтузиазмом, хотя, впрочем, и не ударялся в особую депрессию. Как и Торн, Дирк весьма реально представлял себе ситуацию, но ему на нее было плевать. У него были причины. К мыслям о собственной смерти Синий Дирк относился с полнейшим равнодушием, удивлявшим Медведя еще в тридцать шестом, когда они только познакомились.
– Гауптман Больт, герр оберст-лейтенант!
Винкельхок повернулся, но оторвать зад от кресла и не подумал. В палатке стоял высокий тощий мужчина лет тридцати, весь наряд которого составляли форменные шорты и какие-то немыслимые коричневые сандалии явно невоенного образца. На узкой яйцеобразной голове покоилась смятая по английской моде песочная фуражка с летными очками над козырьком. Дирк улыбнулся – голубые глаза гауптмана Больта показались ему добрыми и то же время немного растерянными, словно у близорукого.
– Присаживайтесь, дружище. – Торн чуть приподнялся и вытащил правой ногой спрятанный под столом брезентовый стул. – Виски хотите?
– А… гм, – сказал Больт. – В общем-то, можно…
– Вы пока познакомьтесь, – утробно бухнул Торн, – это – обер-лейтенант Дирк Винкельхок, он только что прибыл из северной Франции. С сегодняшнего дня он ваш ведомый.
Дирк поднялся.
– Весьма рад, – очень цивильно улыбнулся Больт, протягивая длинную жесткую ладонь, – надеюсь, мы с вами поладим. Я вижу, вам случилось воевать в Испании?
Винкельхок покосился на украшавшую рукав синюю ленту и коротко кивнул. Больт ему нравился.
– Вот именно, что случилось, герр гауптман. Это не лучший эпизод в моей биографии. Я делал там слишком много ошибок.
Больт понимающе кивнул и уселся на придвинутый Торном стульчик. Следом за ним опустился и Винкельхок. Подполковник с неожиданным проворством нагнулся и, незаметно морщась, извлек из-под стола третью рюмку. Разлив остатки виски, Торн кривовато усмехнулся и щелкнул пальцами:
– Прозит, господа… Вы у меня вроде последней надежды на спасение грешной души. Проклятая жара!
Больт причмокнул. Его пальцы стиснули рюмку с трепетом испытанного пьяницы – широко раскрыв пасть, гауптман влил в себя ароматный напиток, шумно сглотнул и выдохнул в сторону. Голубые глаза довольно блеснули.
Дирк протянул ему раскрытый портсигар.
– Прошу, герр гауптман.
– Гюнтер, с вашего позволения, – представился Больт, задумчиво шевеля носом. – Если я правильно понял ситуацию, вы займете вакантную должность моего заместителя?
– А Медведь меня выше и не пустит, – усмехнулся Винкельхок.
– Вам придется тянуть свободное патрулирование, – сообщил Торн, – кроме вас, этим заниматься некому. Ведомым у Больта был фельдфебель Мюкке, но его свалил стрелок египетского «Галифакса» – бедняга упал в залив, и больше мы его не видели.
– Увы, – гауптман развел руками, – я не успел заметить, что негодяй слишком быстро разворачивает башню.
– Вы атаковали парой? – быстро спросил Винкельхок. – Порочная практика.
– Вот как?..
– Синий Дирк привык иметь свое мнение по любому вопросу, – поспешил перебить Торн, поворачиваясь к Больту. – Самое странное то, что в большинстве случаев он оказывается прав. Я до сих пор не могу выяснить, где его научили этакому… хм, оригинальному мышлению.
– Если я правильно понял, Мюкке был сбит стрелком соседнего бомбардировщика, – мрачно усмехнулся Винкельхок. – Я тысячу раз видел это над Францией. Почему, атакуя, мы не желаем принимать в расчет угол обстрела башен самолета, идущего где-то рядом? Неужели это настолько сложно? Что за героизм – подставиться под прицельный огонь какого-то британского парня?
– Вы ясновидящий, Дирк? – поразился Больт. – Или вы хотите сказать, что там, в горячке боя, вы способны мгновенно просчитать все секторы возможной опасности?
Винкельхок предпочел промолчать. Объяснять собеседнику, что воздушный бой должен быть не горячкой, а скорее головоломкой, ему отчего-то не хотелось. Сможет – поймет сам, не сможет – значит, такова его доля… Сражаясь с первого дня войны, он научился четко различать летунов, пусть даже летунов прекрасных, и настоящих воинов воздуха, расчетливых и хладнокровных. Летунов, к сожалению, было подавляющее большинство. Ни в Польше, ни во Франции, ни даже в Англии настоящих асов он так и не встретил: все сбитые им пилоты были суматошными и излишне эмоциональными летунами. В рядах Люфтваффе асы иногда встречались, но их было слишком мало, чтобы всерьез говорить о настоящей боевой работе. Больт, по всей видимости, летал так же, на своих эмоциях. Дирк считал, что эмоции следует беречь для более приемлемых ситуаций. Он не стал спорить – эти дискуссии осточертели ему довольно давно и возвращаться к ним не имело никакого смысла.
– Синий способен преподнести вам некоторые сюрпризы, дружище, – буркнул в сторону Больта Торн, – скоро вы убедитесь в том, что он ничего не говорит просто так.
– Я побаиваюсь сюрпризов в воздухе, – кисло улыбнулся Больт.
– Этих тебе бояться не стоит!.. Идите, господа. Гауптман, покажите коллеге его машину и познакомьте с механиками. Завтра вы вылетаете в вывозной – прямо с утра.
Выходя вслед за Больтом из палатки, Дирк успел заметить, что из укрытого под столом ящика появилась новая бутылка.
Глава 2
Он лежал на спине, глядя в бездонно-черное африканское небо, и радовался его бескрайнему, бисером сверкавшему узору, так не похожему на ставшую уже привычной скупую на звезды ночь северных широт. Он успел позабыть это ощущение сверкающей пропасти, властно зовущей к себе, поющей мириадами негромких голосов, – казалось, что здесь нет вечной пелены плотной атмосферы и звезды смотрят тебе прямо в лицо.
Ему казалось, что память, бессмертная и неотвратимая, вновь швыряет его туда, в эту бесконечную черную пропасть, заставляя опять, в сотый уже раз, пережить ощущения далекой и давно забытой им войны. Войны, которая разорвала его сердце.
Коротко вздохнув, Дирк сел, поправил наброшенную на плечи шинель и потянулся в карман кителя за портсигаром. Небо на востоке начало наливаться светом.
В десятке метров от него песок зашуршал под чьими-то мягкими шагами. Скосив глаза, Дирк увидел Больта, мокрого после недавнего умывания.
– Далеко вы забрались, дружище, – приветствовал его гауптман. – Любуетесь звездами? Я, признаться, первые ночи тоже выползал из палатки заглянуть в эту пропасть…
Винкельхок неторопливо раскурил сигарету.
– Когда мы вылетаем?
– Уже сейчас. Я, собственно, за вами. Если мы успеем добраться до залива раньше, чем окончательно рассветет, то можем успеть поймать парочку ночных британских мышей.
Дирк сосредоточился.
– Да, может быть, – согласился он после короткого размышления. – Идемте.
Из-за рядов офицерских палаток раздался рев запускаемого мотора. Прогазовав, техник заглушил движок – следом за ним сипло взревел еще один. Ярко вспыхнули поднятые на ажурных мачтах прожекторы.
