Изменило бы это меня?
Я вздохнула. Что-то мне подсказывало, что прической моему делу не помочь. И уж конечно этим не разбудить мою чувственность, не превратиться из бревна в неутомимую любовницу.
И, естественно, снова за тем… за той большой серой штукой я не пойду. Во второй раз мне не найти столько смелости, не пересилить себя, не заставить себя произносить все эти слова, стоя в окружении… в окружении разных вещей, назначение половины из которых я даже не знала, но чувствовала их развратно-пошлую суть.
Не говоря уже о фотосессии. Прийти туда вновь и, возможно, вновь стать свидетельницей, как люди… с таким бесстыдством… с таким развратом… Я подавила судорожный вздох от воспоминаний.
Похоже, быть мне бревном.
Егор
Я не был бы профессиональным фотографом, если бы на следующий день после во всех смыслах изматывающей фотосессии не смог бы проснуться рано. Вечером я почти не пил – как и другие присутствующие – и, хотя остался ночевать в своей спальне при студии, чувствовал себя вполне хорошо. В постели рядом тихо спала птичка – та, которая делала сногсшибательные минеты. Она в очередной раз доказала своё мастерство, и я был доволен своим выбором цыпочки на ночь.
Приняв душ, я оделся в спортивный костюм и быстрым шагом отправился в центральный парк. По субботам мы с братьями бегали – это было нашей многолетней традицией, прерванной лишь однажды, когда командос – старший брат – не на шутку увлёкся одной сексуальной любительницей матросов (1). Черт знает, как ему удалось приручить ее (потому что он любил подчинять, а она была слишком свободолюбива), но тем не менее эти двое уже пару лет были вместе, периодически доводя друг друга до белого каления.
Мой младший братиш – Никитос – ничем подобным похвастаться пока не мог. Как собственно и я сам. Но жизнь была хороша в своём разнообразии, и лично я от души наслаждался таким положением дел.
Когда я пришёл на место встречи, то увидел привычную картину. Командос разминался, делая уж очень резкие выпады в стороны с сосредоточенным лицом, а Никитос сидел, развалившись на скамейке, и попивал воду из запотевшей от жары бутылки.
– Все в сборе? – вместо приветствия проговорил старший. – Тогда побежали.
– Что, даже без обнимашек, братиш? – хмыкнул я, удивляясь его торопливости.
– Заткнись, – бросил командос и побежал.
– Лучше не доставай его сегодня, – посоветовал младший, вставая со скамейки.
– А что с ним?
– Да черт его знает. Может опять со своей стриптизершей поссорился.
Я ухмыльнулся. Никитос как всегда с видимым удовольствием называл жену командоса стриптизершей – разумеется, не в присутствии самого командоса. Кажется, в тайне он надеялся, что она и впрямь была настоящей стриптизершей, а не то что бы Костяныч просто дал ей такое прозвище за ее склонность к излишнему оголению.
Старшего брата я догнал через минуту и сразу спросил:
– Какие-то проблемы?
– Заткнись, – снова ответил он.
Ничего необычного, в этом был весь командос, и я продолжал наседать.
– Проблемы в школе?
– Нет.
– Значит точно дело в стриптизерше.
Командос без предупреждения круто повернулся ко мне и зарядил кулаком в мою скулу. Я даже толком увернуться не успел.
– Эй-эй, полегче! – рассмеялся я. – Мог бы просто сказать “да”!
– Не смей называть ее так! – прорычал он. – Особенно теперь! Когда она… Да пошёл ты нахрен!
Командос прервал сам себя и, припечатав меня злым взглядом, вновь побежал вперёд.
– Когда она – что? – кинул я ему в догонку, но увидел лишь взмах руки и средний палец.
Я снова ухмыльнулся. Как бы командос ни старался, но я всегда умел докапываться до сути, пусть даже выведя его из себя. Любительница матросов встряла в очередную порцию проблем, и я решил узнать подробности у неё самой. В конце концов, я мог бы ей помочь, кто знает.
Оставшаяся тренировка прошла под болтовню Никитоса. В учебе он пошёл по стопам наших родителей, и теперь работал в дипломатической службе, горя желанием перевестись в посольство куда-нибудь в Латинской Америке.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Держу пари, там самые горячие птички мира, – поддел его я.
– Вряд ли там будет кто-то, горячее стриптизерши, – задумчиво пробормотал он, но тут же одернул себя. – И вообще я там нормально работать собираюсь! А не как ты…
– Братиш, у меня самая нормальная работа в мире, – насмешливо заверил его я. – Смотришь на красивых птичек, трахаешь их и получаешь за это деньги!
– Это потому что ты всегда только членом своим и думаешь, – парировал мелкий.
– Завидуешь мне, да? – ухмыльнулся я.
– Как попадёшь в КВД (2), так сам себе и будешь завидовать, – отбил он, посмеиваясь.
Так препираясь и перебрасываясь колкостями, мы пробежали за мрачным командосом весь наш маршрут, и только в самом конце пробежки я внезапно вспомнил – на сегодняшнее утро была запланирована фотосессия! Стоило поторопиться, чтобы не опоздать. Так что до своей студии я мчался в два раза быстрее, чем на пробежке, и прибежал весь взмокший.
– Клиент уже на месте? – спросил я Снежану, пытаясь отдышаться.
Снежка сидела за столом ресепшн и выглядела по-настоящему свежо – коричневое то ли платье, то ли рубашка (со случайно или неслучайно расстёгнутой пуговицей, благодаря которой сложно было не нырнуть взглядом в ее декольте), длинные русые волосы и нежный блеск на пухлых губах. Эти три детали я выхватил первым делом и в очередной раз порадовался, что у моего друга была такая сладкая птичка-сестричка
– Клиент? – удивленно переспросила она, хлопая густыми ресницами. – Но на это время у тебя нет записи.
– В смысле?
Я отчетливо помнил, что кто-то там должен был прийти на стандартную фотосессию. Быстрыми шагами я пересек холл и навис над Снежаной, оперевшись руками о стол с двух сторон от неё. Взглянув на экран монитора, я и сам убедился – записи не было. Бросив взгляд ниже, я узнал ещё кое-что – на Снежке был лифчик с тигровой расцветкой, а длина платья заставляла думать, что это таки рубашка. Девушка тем временем дышала полной грудью и слегка опёрлась головой о мое плечо.
– Только с пробежки? – мягко спросила она.
– Постой, но ведь запись была здесь, ещё пару дней назад, – я вопросительно взглянул в глаза девушки.
– Была, – кивнула Снежка. – Клиентка позвонила и перенесла на вечер пятницы. Вчерашний вечер. Разве она не пришла?
– Но… – я выпрямился, пытаясь сообразить. – Почему ты согласовала этот перенос? Вчера вечером была… другая фотосессия.
– Ты сам согласовал, – Снежка пожала плечами. – Забыл?
Это было странно, я не мог согласовать такой перенос, я же не идиот. Если только Снежка не уточняла этот момент, когда я был занят обработкой фотографий и отвечал ей на автомате. Такое иногда случалось… и всё же это было странно.
– Ладно, – махнул рукой я. – Что за клиентка-то была?
Я снова наклонился над Снежаной, заглядывая в монитор.
– Некая Мила Рейниц, – сообщила девушка, щёлкнув мышкой пару раз. – Позвонить ей с извинениями и послать цветы?
Такова была наша практика для подобных случаев, и я чуть было не кивнул, когда вдруг понял – та девушка в сером! Она не выслеживала меня, она пришла на фотосессию! На стандартную фотосессию, а попала прямиком в сердце разврата – она, застеснявшаяся взять оброненный фаллоимитатор! А я, придурок, ещё и пошутил над ней.
Дерьмово.
Глазами я нашёл адрес, указанный в ее карточке.
– Нет, я сам это решу, – ответил я наконец.
Что-то было в той девушке, что заставило меня изменить привычную схему действий, – возможно, жалость к ней? Или к ее зажатому серому миру?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Как знаешь, – пожала плечами Снежка и мягко добавила. – Пойдёшь в душ?
Она смотрела на меня снизу вверх с такой откровенной надеждой, что я ухмыльнулся и, оперевшись бедром о стол, сообщил:
