городе.
— Не нашли, значит, плохо искали! — позади спорщиков прозвучал звонкий голос бабушки и я облегчённо вздохнула. — Что на мою Марику напраслину возводить?
Толпа раздвинулась. Я увидела бабушку, та легко соскочила с козел легкой повозки, мимоходом потрепала по длинной шее ласкавшегося к ней ящера, и накинула вожжи на ветку дерева, после чего повернулась к топтавшимся в молчании мужчинам.
— Светлого дня вам, господа! Чем обязана?
Моя бабушка — все еще красавица. Она маг средней силы, потому в девяносто выглядит лет на тридцать пять. При этом одевается сельская целительница всегда по-городскому в строгие платья темных тонов. Разумеется, не только внешность, но и лекарское искусство заставляет селян относиться к ней с особым почтением. Цвет деревенской элиты начал кланяться, стыдливо пряча колья за спиной.
Вперёд выступил отец Вилая.
— Светлого дня, госпожа Эдельвейс! Сын мой ногу повредил, а все через вашу девку. Вот общество и требует: выдайте нам вашу внучку. Надо извести заразу!
Я заскрипела зубами от ярости. Если правда про мой глаз, мельнику несдобровать уже!
— Ногу повредил, говоришь, — задумчиво проговорила бабушка, словно обо мне не было сказано ни слова. — Значит, тебе я нужна, а не моя внучка. Я знаю, что Марика и не посмотрит на вашего Вилая, значит, он сам виноват, что полез к ней.
Мельник задумчиво почесал бороду.
— Так-то оно, может, и так, — признал он. — Только что тут сделаешь, девка в соку! Все парни гоняются за девицами, но, кроме вашей заразы, ни у кого дурного глаза нет. А раз так, значится, такая девка и не потребна нам здесь. Либо отошлите её, госпожа Эдельвейс, либо мы… того… э-э-э… Сами ее куда-нибудь сошлем.
Толпа за его спиной одобрительно зашумела.
— Уж не прогневайтесь, госпожа целительница, но мочи нет терпеть ведьму с дурным глазом вблизи деревни. То одно, то другое… Ладно, когда была ребенком, но такая видная девка…
— Понимаю, господа. Можете расходиться.
Бабушка сняла с повозки кожаный лекарский чемоданчик, холодно кивнула селянам и вошла в распахнутую Нилом калитку, направляясь к крыльцу.
— Э-э-э, госпожа Эдельвейс, а ногу-то Вилая посмотрите? Бедолага лежит и стонет…
Я заметила, как окаменело лицо бабушки в ответ на эту просьбу. Видно было, что она устала и что желания оказывать услугу негодяю, который только что угрожал смертью внучке, у нее нет. Но целитель есть целитель.
— Хорошо, приеду через полчаса. Нужно инструменты и снадобья приготовить.
Я услышала, как хлопнула входная дверь, и выбежала в прихожую, бросаясь в родные объятия. С наслаждением вдохнула любимую с детства легкую смесь ароматов целебных трав и лимона.
— Бабуля! Как же вовремя ты вернулась! Этот Вилай подкараулил и погнался за мной. Я всего-то один разочек оглянулась, а он как раз мост переходил…
Бабушка погладила меня по голове и, отпустив, прошла в свой кабинет. Помыла руки и тут же стала собирать какие-то склянки.
— Не вовремя все это, дитя, — говорила она, перебирая фиалы. — Мне ночью опять к пекарю надо. Повивальные бабки затянули роды, и у роженицы горячка началась. Ребеночек родился слабым, но, думаю, выхожу. Но тебя-то как я одну оставлю, моя егоза? Может, снова придут толпой? Нил один с ними не справится. Мельника я постараюсь задобрить, но остальных он уже накрутил, раз с кольями да факелами пришли. Хоть в город за стражей посылай!
Застыв в дверях, я молча смотрела на нее, а бабушка оставила свой лекарский саквояж и что-то лихорадочно искала в сундучке. Перебирала какие-то старые письма. Я и сама испугалась угроз, но теперь, видя, как встревожена бабушка, вдруг поняла, что все очень серьезно. До сих пор меня здесь терпели, чтобы не потерять умелую целительницу, но теперь ничто не останавливает суеверных жителей от расправы.
— Что же делать? — напряженно спросила я у той, на кого привыкла полагаться всю свою жизнь.
Бабушка нашла какое-то письмо и села за секретер.
— Спокойной жизни нам не видать. — Она горестно вздохнула, на что-то решаясь. — Вот что. Тебе нужно уехать, дитя. Я буду скучать, но так действительно лучше. Зачем тебе прозябать в этой глуши? Ты поедешь к двоюродному брату деда — это единственная наша родня, способная принять тебя. Я не слышала о эйсе ди’Бора уже лет двадцать, но тот занимал видную должность при дворе короля Зангрии. — Бабушка показала старый, пожелтевший от времени конверт. — Я напишу ему, и он поможет тебе устроиться в столице. Возможно, найдет работу секретаря или приказчицы в лавку — это достойные профессии.
— Но как же мой дар, ба? — пролепетала я. Сердце стучало сильно и тревожно, вспотевшими ладонями я комкала подол юбки.
Бабушка взяла стилос и лист бумаги и ободряюще улыбнулась мне:
— В больших городах никто никого не знает, детка, и твой дар будет не так заметен, как в нашей округе. Жаль, что твоя магия земли отрицательная, и тебя не примут учиться даже в школу зельеваров. Мое сердце было бы спокойнее, если бы ты получила диплом мага. Но я буду посылать деньги каждый месяц, так что бедствовать в столице тебе точно не придется.
4
Что вы чувствуете на пороге больших перемен в жизни? Волнение, трепет, воодушевление? Я с тревогой вглядывалась в разгорающееся вокруг портала голубое свечение. Нельзя сказать, что прежде не задумывалась о том, чтобы уехать из родных мест. Напротив, всегда знала, что уеду. Как только я подросла достаточно, мы с бабушкой каждый год строили планы переезда в город, и каждый раз почему-либо откладывали столь грандиозные прожекты. И уж, конечно, не помышляли, что все случится так внезапно. Еще в полдень, уходя из Солтенборо, я и не подозревала, что в четыре пополудни снова окажусь здесь, да еще и в Портальной башне.
— Пусть Светлые девы хранят вас, барышня! — пробасил старый Нил, который доставил меня в город. Единственный глаз на изуродованном шрамами, но таком добром лице, подозрительно поблескивал.
Я порывисто обняла бывшего кузнеца и взбежала по высоким ступеням на портальную платформу.
— Конечный пункт — главный портал города Триеста, королевство Зангрия, — деловито объявил долговязый оборотень-портальщик и принялся нажимать какие-то кнопки на светящейся панели в основании платформы. Голубое свечение поднялось, стало ярче, напоминая колеблющееся пламя. За его всполохами я все еще видела Нила и помахала ему, выдавив сквозь слезы слабую улыбку.
А боль разлуки уже мешалась с нетерпеливым ожиданием чего-то нового. Начинать жизнь на новом месте так страшно, но в то же время и интересно. Таков уж у меня характер — не могу долго грустить. Я обязательно найду работу
