– Зачем все это? – пробормотал Г. Кэррол. – Я куда то летел. Погода испортилась. Я оказался здесь. Вы подходите ко мне… Почему?
И вдруг Д. Сауту стало легче. Действительно, что он привязался к несчастному «тюфяку»? Что он требует от него какого то отпущения? Он высказался. Это Главное. Неужели он подсознательно ждет, чтобы Г. Кэррол пожал ему руку и сказал, что все чепуха, что все дело прошлое, что не стоит вспоминать?.. Но ведь именно тогда Г. Кэррол остался бы в глазах Д. Саута прежним «тюфяком» Нет. Все правильно. И все справедливо. Главное, что он высказался. И вот почему наступило облегчение. К столику подошел официант:
– Г. Кэррол, погода наладилась. Вам пора. Он протянул Г. Кэрролу счет. Тот взглянул на счет, вынул из бумажника деньги и стал рыться в карманах, выгребая оттуда мелочь, как это делал некоторое время назад мужчина с нахальным выражением лица. Затем он встал и, не глядя ни на кого, направился к выходу в сопровождении официанта.
Едва Д. Саут сел за свой столик, как в оркестровой нише появился средних лет мужчина во фраке и произнес поставленным, но безучастным, усталым голосом:
– Уважаемые дамы и господа! Мы рады предложить вам наш фирменный сюрприз! Оставшееся время каждый из вас проведет с человеком, о котором он сознательно или подсознательно мечтал всю свою жизнь! Только сегодня! Никогда раньше и никогда больше! Женщина ваших грез! Мужчина вашего воображения! Через мгновение состоится парад мечтаний. У каждой мечты на спине номер, который соответствует номеру вашего столика! Никакой путаницы! Вашему – ваше! Мы гарантируем полную конгруэнтность, абсолютное совпадение! Прошу!
И под звуки болезненно узнаваемого и в то же время незнакомого марша в зал вошли двадцать восемь человек – пятнадцать мужчин и тринадцать женщин. Теперь Д. Саут распознал в музыке знаменитый бетховенский похоронный марш, извращенный мажором. Шествие открывал генерал лет семидесяти, при регалиях и с апоплексическим затылком. За ним шла горбунья лет сорока с ярко напомаженными губами. Затем широкоплечий, узкотазый красавец с четким пробором. Невзрачная девушка в очках. Голый подросток. Негритянка в белых шортах… Взгляд Д. Саута заскользил дальше и остановился на высокой загорелой девушке с прямыми соломенными волосами в голубом и коротком пляжном халате.
Он почувствовал, легкое головокружение, и ему показалось, что когда-то он уже видел эту девушку, хотя прекрасно сознавал, что видит ее впервые. Но эти прямые соломенные волосы, этот голубой халат, этот загар… Что-то далекое и щемящее всплыло в памяти Д. Саута… Часов шесть утра. Лето. Куда-то они едут с отцом на машине. И неожиданно, как смена кадров в кино, открывается перед ними залив, пустынный песчаный берег и единственная фигурка, стоящая на чуть расставленных длинных ногах, лицом к морю, с прямыми соломенными волосами, в коротком голубом халатике. И он, пятнадцатилетний мальчишка, прокричал ей что-то, и, может быть, она услышала и обернулась, но дорога свернула резко влево, а Д. Саут поклялся себе, что непременно разыщет эту девушку, но вскоре в загородном парке, полном комаров, стал взрослым, столкнувшись со жгучей брюнеткой на коротких упругих ногах, с хриплым низким голосом.
С последним аккордом странного марша участники парада повернулись спинами к посетителям, и Д. Саут увидел на ее халатике No 18. Его столик имел тот же номер…
Оркестр в нише сменился. Снова появилось тихое трио, и мечты стали расходиться по соответствующим номерам. Д. Саут встал, когда она подошла к нему. Сердце его бешено колотилось.
– Ты когда-нибудь стояла лицом к морю? – спросил он.
– Сегодня, – сказала она. – Рано утром. Потом я услышала, как кто-то крикнул, обернулась, но никого не было. – Она смотрела на Д. Саута спокойно, без робости, но все с той же грустной отсутствующей улыбкой.
– Это был я, – сказал Д. Саут.
– Я поняла.
– Откуда?
– Не знаю. Я уверена, что это был ты. Я сегодня утром думала о тебе.
– Но вечером за этим столиком мог оказаться другой.
– Нет. Только ты.
– Ты всем так говоришь?
– Нет. Только тебе.
– Но ведь это твоя работа.
– Значит, это не ты видел меня сегодня утром?
– Я! – испуганно произнес Д. Саут. – Только я!
– Тогда какая разница, что было вчера, – устало сказала она.
В зале появился человек во фраке.
– Нам надо переодеться, – сказала она, словно извиняясь.
Д. Саут провел рукой по ее прямым волосам.
– Ты вернешься?
– Я никуда не денусь до самого конца.
Он закрыл глаза.
Ему вдруг захотелось, чтобы этот вечер, его финальный вечер, не кончался. В последние годы он все чаще и чаще пытался представить себе свой последний момент. Свою последнюю кровать, последнюю рюмку, последнюю женщину… Он видел себя усталым и старым, недопившим последний стакан, недотронувшимся до последней женщины, обессилено падающим на последнюю гостиничную кровать, запутавшимся в сумеречном лабиринте угасающего сознания. Но он и не предполагал, что последний вечер принесет ему столько облегчения, столько невероятного блаженства, столько желания продлить этот последний вечер до бесконечности. И Д. Саут просто физически ощутил то самое вселенское равновесие, по которому все минусы в конце концов обязательно соберутся в одной чаше весов, а все плюсы – в другой. И ни одна чаша не будет перевешивать. Это закон. Его жизнь тоже разместилась в двух чашах. В одной – сегодняшний вечер, в другой – все остальное. И еще он почувствовал, что первая чаша начинает переполняться и что в его силах не явиться утром к З. Гроунду и превратить, таким образом, свой последний вечер в первый.
Ее пальцы осторожно дотронулись до его лба. Д. Саут открыл глаза. Она была рядом. Во всем черном. Он опустился на колени и положил свою голову в ее прохладные, пахнущие морем ладони. Старый генерал мирно дремал на коленях сухой длинной старухи. Негритянка в шортах извивалась в танце на столе, а молодой бизнесмен смотрел на нее вялым взглядом и безразлично похлопывал в такт музыке. Широкоплечий узкотазый красавец с пробором играл мускулатурой. Горбунья с ярко напомаженным ртом раздевалась. Голый подросток рыдал на плече коммивояжера, а невзрачная девушка в очках вульгарно хохотала, увлекая куда-то толстого майора.
– Я хотел завтра улететь, – проговорил Д. Саут.
– Пойдешь со мной? – спросила она и сделала движение головой в розовую глубину зала.
– Нет. Ты пойдешь со мной, – твердо сказал он.
Чаша последнего его вечера перевесила.
– Куда?
– Куда угодно. Не знаю. Мы будем идти, пока не останемся одни, и тогда остановимся и никуда больше не пойдем.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
