За ней вошел высокий молодой человек с туманным пятном вместо лица. Сейчас Артур Белолобов мог видеть только единственное лицо.
– Здесь уже сидят, – заметил туманный молодой человек.
– Простите, вы не могли бы выйти, – утвердительно обратилась Лена Л. к Артуру, – нам нужно поговорить наедине. Пожалуйста.
Она оперлась на ту же парту, за которой сидел Артур. По парте пошли волны и оранжевые потоки внутреннего тепла. Парта вздрогнула, оживая, умно взглянула на Артура, все поняла, оторвалась от зашарканного паркета и поплыла в сторону окна, намереваясь улететь на свободу и унести влюбленных от заплесневелой обыденности.
– Пожалуйста? – повторила Лена Л. и парта вернулась на свое место.
Артур встал и вышел. Дверь закрылась за ним. Я все-таки однажды разговаривал с ней, – утешил он себя. – Не всякому ведь выпадает такое счастье.
Прийдя домой, Артур сьел курицу, выспался и взялся за книги. Когда хотелось спать, он стучал себя карандашом по лбу – глаза открывались. Когда хотелось есть, он вспоминал о героических моряках, которых унесла изрядно плавучая льдина – и есть уже не хотелось. Когда хотелось пить, он делал глоток или два из той бутылочки, из которой поливают колючку по имени Рождественник. Первой книгой, которая попалась ему под руку, была «Исповедь. Вступление к ненапечатанному сочинению.». Последней оказался «Дон Кихот». И книги дали совет.
Все последующие быстролетящие годы Артур Белолобов был привычно счастлив.
Он научился находить счастье в мелочах: например, в том, что с утра светит солнце, или в том, что идет снег. Иногда он был счастлив от того, что не опоздал на работу, иногда – от того, что подмел комнату, иногда от того, что он живет, а жить хорошо. Когда сестра Аленка наглоталась отравы, он сделал все, что мог, а потом порадовался: могло быть и хуже, но обошлось. Когда шестнадцатилетнюю Аленку чужой взрослый мужик увез на восток, Артур порадовался, что Аленка пообещала писать. Аленка написала только одно письмо, перед тем, как пропасть окончательно. Письмо заканчивалось словами: «Я теперь стала совсем серьезная, книг не читаю, рожать буду в январе, зря травилась – замужем можно жить.»
Примерно раз или два за год Артур встречал на улице Лену Л. Он опускал глаза и проходил мимо. Он никогда не сомневался в правильности решения, подсказанного Дон Кихотом. Женщина должна быть с тем, кого она любит. А раз Лена Л. любила высокого парня с туманным лицом, то пусть ее любовь освещает ей жизненный путь – примерно такими выражениями Артур затыкал рот воображаемому другу, если тому хотелось поговорить.
А годы шли. Отца не стало, матери не было давно. Иногда появлялись дальние родственники, иногда жили в соседней комнате по нескольку месяцев, иногда пропадали снова. Родственники Артура были людьми деревенскими, а в город приезжали подлечиться. В деревнях с медициной не очень.
Из всех вещей Артур любил лишь книги; из всех людей – только Лену Л. Лену Л. он благородно отдал другому, зато книги остались с ним. Теперь Артур работал в районной библиотеке. Библиотека состояла из трех громадных комнат: зала свободного доступа, книгохранилища и читального зала. Была еще одна маленькая комната, где редкие посетители снимали и вешали на крючки верхнюю одежду. Артур всегда приходил на работу вовремя, к восьми утра, и всегда задерживался до поздней ночи. В пухлом кожаном портфеле он носил фонарик и сменные батарейки: когда начинало темнеть, он запирал все двери, обходил залы, где пахло умными книгами, потом ставил фонарик на стол, включал и удалялся в темноту между стеллажами. Стеллажи стояли в шесть рядов, сквозь них просвечивалась вечерняя улица с ее собственной нереальной мигающей жизнью; Артур брал любую из книг, наугад, и возвращался к столу с ожидающим фонариком. Так проходили осени и зимы, так проходили весны и лишь на летние отпуска Артур уезжал в деревню и копал там землю лопатой – это занятие он любил так же, как сто лет назад Толстой любил косьбу. Артур не ощущал лет и не понимал времени, большего, чем дни и часы. В его комнате не было календаря, а зарплату он всегда получал с опозданием. Иногда он смотрел на себя в зеркало и силился понять, почему так изменилось его лицо, если его душа не изменилась; почему он стал шире, тверже во взгляде и в скулах, почему волосы ушли со лба, оставив лишь блестящую пятнистую шкурку. Но есть вещи, недоступные уму. Кто это глядит в глаза из светлого прямоугольника, украшенного ежедневными праздными мухами и плохопротертого прошлогодней тряпкой?
Годы летели счастиво и оцепенело. Иногда Артуром интересовалось военное ведомство, хватало и отпускало. Ведомство обычно хватало кусок больший, чем могло проглотить; так волк режет всех барашков подряд, хотя и одного не сьест.
Ведомство старалось не корысти ради, а лишь хотело показать, что оно существует и бдит. Иногда понимающие люди советовали Артуру вступить в Партию, в ту, которая с большой буквы. Иногда советовали куда-нибудь поступить и устроить себе карьеру. Иногда, а впрочем, часто напарницы Артура (все поголовно – женского пола) выскакивали замуж и библиотека находила новых на их место. Артур даже не старался запоминать имен. Все бабочки вели себя одинаково: вначале присматривались к обстановке, потом начинали наводить свои порядки (благо, Артур не препятствовал), потом нападали на Артура, упрекая его за нерадивость и укоряя собственным лучезарным примером, потом находили себе мужчину и всякие громкие слова выветривались из их маленьких головок. Артур иногда думал о том, что хорошо бы найти на их место старую-старую деву, не дряхлую, а всего лишь морщинистую, любящую книги и себя среди книг – такую, на которую не польстится уже ни один мужчина. Вот с такой можно было бы работать. Мужчины представлялись Артуру ржавчиной, которая разъедает блестящие новенькие детальки нужнейшего механизма, двигающего культуру.
Артур свое дело любил и умел делать. Он знал свои книги так, как некоторые пасечники знают своих пчел – и даже называют их по именам. Он знал, что у каждой книги есть свой характер и своя судьба. Бывали интересные книги, обреченные стоять на полках только потому, что незамечены сразу. Например, такой была «Дочь Монтесумы», в единственном экземпляре, так и не потерявшая невинности, хотя Артур сватал ее доброй сотне читателей. Бывали скучнейшие книги, которые умело обманывали читателей, притворяясь глубокомысленными.
Бывали книги легкого поведения – нарядные и пестрые, захватанные жадными руками, быстро стареющие. Бывали книги чопорные и глядящие надменно – такие редко находили почитателей, зато если находили, то настоящих. Бывали книги простенькие и прилипчивые – они мечтали найти хотя бы одного поклонника и полностью ему отдать себя, и находили, и отдавали – поклонник брал книгу регулярно, три раза в год, а оставшееся тоскливое время такие книги коротали, глядя в темное окно и вспоминая нежные руки, переворачивавшие податливую страницу. Бывали книги кокетливые – они привлекали обложкой и отталкивали первыми же страницамии, а потом снова привлекали, и так без конца. Самой кокетливой книгой был сборник приключенческих рассказов «Нить удачи». Каждый второй рассказ в этом сборнике был нечитаем. «Нить удачи» доигралась в конце концов: ей оторвали обложку и залили страницы чернилами, и поделом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
