— Ты что, говорить разучился? — проворчал отец. — Товарищ Рабас задал тебе вопрос, отвечай.
— Ну… — пытался сосредоточиться я, — я бы, конечно… мы бы… Ну, мы, значит, туда пойдем.
Потом нас распустили по домам, но, прежде чем мы оказались во дворе, нас окликнул пан Михал:
— Подождите меня на улице!
Мы стали ждать. О пане Михале нам было известно только то, что он несколько лет учился в институте в Праге, а после окончания учебы стал работать в нашем кооперативе. Титул его вызывал у нас уважение. Инженер! Один из тех, о ком пан учитель говорит, что только они — инженеры и ученые — будут владеть миром. Ну, на властелина он совершенно не похож. Носит синие техасы, такие же, как, к примеру, на нас с Мишей, обыкновенную пеструю рубашку с открытым воротом и кеды.
Когда все взрослые ушли, Михал отвел нас в сторону, сел на землю и закурил. И снова стал смотреть на нас так, будто книгу листает, пока мы один за другим не опустили глаза, уставившись в траву.
— Ну что, владельцы ранчо? Как самочувствие?
Мы промолчали.
— В общем, не очень, как я понимаю. Однако те… — Он на мгновение замялся, подбирая определение для нашей яичной битвы. — Однако убытки вы как-то должны возместить. Чем будем заниматься, определим на месте. Я и сам еще толком не знаю, что нас ждет и чего не миновать. Пусть это окажется приятным сюрпризом. — Пан Михал в упор посмотрел на меня. — Ты был за главного?
— Да, пан инженер.
— Забудь про это. Никаких титулов, предупреждаю заранее. С этой минуты я для всех Станда. Ясно?
— Ясно.
— Все поняли?
— Да, Станда.
— Вот и хорошо. Но это не значит, что я буду все вам спускать. Ты по-прежнему будешь вожаком и, как только мы тронемся, станешь моим заместителем, ответственным за порядок. Выгоды от этого никакой, только спрос. Ну как, согласен?
— Согласен.
— Отлично. В понедельник уже начнутся каникулы, а мы встретимся в восемь утра здесь, у здания национального комитета. Понятно?
— Понятно, Станда.
На том и расстались. Остаток недели мы хотели использовать по своему усмотрению и урвать себе хотя бы частичку того, чего мы лишались из-за трудовых будней в замке. Но родительский заговор был продуман до мелочей: утром мы отправляемся в школу, во второй половине дня — из школы тотчас домой. И больше никуда ни на шаг. Так что тот самый понедельник, когда поутру нам предстояло пуститься в путь, с каждым днем становился для нас все привлекательней, потому что в замке нас ждало освобождение от причитаний матерей и отцовских наставлений.
Наконец, сгибаясь под тяжестью увесистых рюкзаков, мы собрались перед зданием национального комитета, и тут наши мамы вдруг часто-часто заморгали и зашмыгали носом, а когда мы тронулись, в дорожную пыль полились потоки слез. Нас это очень удивило.
Но еще хуже было, когда мы проходили мимо пруда.
— Привет, штрафники! — орала ватага голых счастливчиков, молотивших ладонями по воде, которая гейзерами взмывала к небу.
— Айда к нам купаться! — Они из кожи лезли вон, стараясь изобразить, как им весело барахтаться.
Эта картина просто разрывала нам сердца.
— Смотреть прямо перед собой! — скомандовал Станда и зашагал вперед.
Оторвав глаза от водной глади пруда, мы ощутили себя бедуинами, которые проходят мимо оазиса, не смея утолить мучительной жажды.
5. Куда вас опять понесло?
Мы шли дальше. Дорога пролегала вдоль тихо шелестевших на ветру пшеничных полей, обрамленных зелеными межами и кое-где поросших кустарником. Под ногами шуршал асфальт. Вдруг я услышал за спиной шмыганье — казалось, кого-то мучает сильный насморк. Внимательно оглядев лица своих спутников, я увидел, что Алена не может сдержать слез. Крупные, как горошины, они катились у нее по щекам, застревая на кончике носа. Я замедлил шаг, пропуская Тонду и Мишу вперед.
— Ты что это?
Алена замотала головой так, что прядки волос упали ей на лицо, и втянула в себя вытекавшую из носа влагу.
— Тогда не реви. Что о тебе Станда подумает?
Глотая слезы, она затравленно глядела перед собой, но поток соленых капель поубавился.
— Скучаешь?
Алена кивнула, и на ресницах опять появились слезинки.
— Детский сад, чуть что — и в слезы, — сказал я. — Вы, девчонки, двух часов без мамочки прожить не можете.
— Вот и неправда, — зарыдала Алена, — и вовсе я не о маме думала.
— Тогда нечего хныкать. В позапрошлом году, в пионерлагере, ты о Градиште даже не вспомнила, — попытался я успокоить ее, но тут же сообразил, что в позапрошлом году у нас там еще не было ни нашего лесного ранчо, ни купальни, а в лагере мы купались в огромном плавательном бассейне, да и жили в палатках. А это совсем другое дело, не то что теперь…
— Она забыла дома фотографию Карела Готтика, — бросил через плечо Миша, который оказался к нам ближе других и все слышал. — Кого же теперь она будет целовать, перед тем как лечь в постельку?
— Ах, ты… — И Алена съездила ему по шее.
— Послушай, может, я тебе вместо него спою, а? — предложил Тонда и продемонстрировал мощь своего голооа, замаслившегося от кучи разных вкусностей, которыми он с самого утра набивал себе живот, опустошая карманы:
Идем со мной, я покажу тебе дорогу в рай,Идем со мной и перестань мне сниться…
— Бей его! — скомандовал Миша и не замедлил выполнить свой приказ.
Набросившись на Тонду сзади, он одной рукой закрыл ему рот, а другой отвесил оплеуху. А Тонда вдруг как заверещит — ну точь-в-точь молодой поросенок, ни дать ни взять. Мы так и покатились со смеху. И расхохотались еще пуще, когда к нам присоединился Станда.
Алена вытерла носовым платком следы слез, и в течение всего последующего пути мы занимались тем, что делили певцов на ужасных, прекрасных и ни то ни се.
— Самый лучший парень — Карел Готт, — твердила Алена, что было наивысшей похвалой, какую он мог заслужить. — Правда ведь, Станда?
Тот рассмеялся:
— Ну что ж, таких певунов немало, но я могу вас понять. Правда, мне, например, больше нравится Марио дель Монако.
Мы озадаченно замолкли. Ни о каком Марио никто из нас не слыхивал — откуда нам было знать, как он поет! Но настроение у нас здорово поднялось, и никто уже больше не приставал к Алене, из-за кого да из-за чего она ревела.
Мы прошли уже три четверти пути, как вдруг Миша с воплем подпрыгнул и, скинув рюкзак на асфальт, бросился куда-то в поле.
Мы остолбенели. В том направлении, куда помчался Мишка, не было ничего, кроме ровного поля и массы копешек, укрытых люцерной. От Мишкиных ног в молодой траве оставалась темная полоса, которая расширялась, будто след реактивного самолета, пронзившего облака. И никого кругом, одни мы в изумлении стоим посреди дороги, неподвижные, как статуи.
— Может, его кто укусил? — многозначительно предположил Тонда, но ответа не дождался.
— Бежим скорее туда! — крикнула Алена, показывая на противоположный конец поля, а там из-за шалаша показались две фигурки.
Мгновение — и Станда остался на дороге один, заваленный нашими рюкзаками.
— Что случилось? — кричал он нам вслед. — Куда вас опять понесло?
— Это снова они! — только и мог объяснить я, бросаясь следом за остальными.
И вовремя. Те два типа, что заварили кашу на птичнике, теперь с палками в руках напали на Мишку. Выдернув из-под ближайшей копны жерди, они вооружились ими, как алебардами, и теперь гонялись с ними за Мишкой по всему полю, а когда ему удалось спрятаться за копной сухой люцерны, подсунули под нее палку и повалили на него.
Но скоро обстановка изменилась. На место происшествия подоспели мы с Аленой, а некоторое время спустя нам в затылок запыхтел и Тонда. Раздобыв такое же оружие в ближайшей копне, мы развязали беспощадное сражение. И хотя мы хорошо запомнили, что подобные схватки обычно плохо кончаются, в пылу битвы все вылетело у нас из головы. Мы лупили палками направо и налево.
В результате десятка два копен было опрокинуто, а когда за спиной у тех двоих осталось только ржаное поле, они, раскрутив жерди над головами, метнули их в нас, показали языки и исчезли во ржи.
— А-а-ай… — взвыл Тонда, которому конец палки угодил по ноге.
— Назад! — долетел до нас голос Станды, едва лишь мы устремились за противником. — Назад!
За полем чернел лес, и след, который эта парочка оставляла в высоких хлебах, уходил как раз в направлении ельника.
— Отставить! — с неохотой приказал я.
С одной стороны, не было надежды их догнать, прежде чем незнакомые ребята скроются в лесу, с другой стороны — нам грозил кулаком Станда. Назад мы шли медленно. С каждым шагом ноги и голова наливались тяжестью. Мы подходили к дороге, позади плелся хныкающий Тонда, впереди нас ждала встреча с рассерженным Стандой.
