– Это очень красиво, – показывала турчанка жестами, – но у нас так не ходят. Надень мои балетки!
Дидем не работала и не училась, поэтому мы целыми днями торчали на пляже. Она была смуглая, а я белая, как молоко.
– Абим любит загорелых девушек (abim – «старший брат» по-турецки).
Услышав эту фразу, я решила выкинуть солнцезащитный крем. Ох, как же я сгорела! Кожа окрасилась красными волдырями и стала облезать. «Мда, навела красоту», – думала я и молилась, чтобы за неделю, до следующего выходного Алту, это все закончилось. Сколько литров йогурта было заботливо намазано Дидем на мои волдыри, вы себе не представляете!
Она вообще относилась ко мне как-то по-сестрински, сразу же приняла меня с распростертыми объятиями. «Обычно Дидем очень долго держит дистанцию и не подпускает к себе чужаков. Удивительно, ты первая, с кем она себя так ведет», – говорил мне папа Эмин. Она многозначительно посматривала на меня и хитро щурила глаза, как будто что-то замышляла. Мне казалось, что она считает своим долгом опекать меня, как его младшего приемного ребенка, при этом все происходящее казалось ей весьма забавным.
– Хочешь покурить? – Дидем протянула тонкую женскую сигарету и выпустила облачко мятного дыма в открытое окно.
– Нет, спасибо, я не курю.
– Ну и правильно! Нечего курить. Это вредно! – она скорчила гримасу и сделала брезгливый жест рукой, который должен был показать мне, что курение вредит здоровью. – Брату не говори, – и затушила сигарету о козырек под окном.
Когда Алту приехал, я запела песню про то, как мне хочется работать, что я не могу вот так сидеть и целыми днями пить чай и загорать. «О’кей, собирайся, я представлю тебя своему начальнику», – сказал он неожиданно. Вместе с ним было еще два его друга с институтских времен, которые приехали из Анкары поработать сезон в анимации, – Толга и Умут.
Боже, вспоминая тот день, я сгораю со стыда, это был полный провал! Нет, интервью прошло очень даже неплохо, но вечером меня зачем-то вытащили на сцену участвовать в конкурсе. На огромной сцене под яркими прожекторами у меня подкосились ноги и пропал голос, а надо было петь и танцевать перед полным амфитеатром. Единственная песня, слова которой я вспомнила, была «Катюша». Да, я очень хотела находиться на сцене, но… я безумно боялась микрофона! Знаете ли, одно дело – хотеть на сцену и смотреть на артистов как зритель, и совсем другое – стоять на ней и что-то делать, когда на тебя смотрят люди. Это из области «ожидание – реальность». Мне казалось, это так просто! Я красивая, в блестящем розовом топе с соблазнительным декольте и на каблуках – тьфу! – да я обречена на успех! Если вы еще ни разу не стояли на сцене театра, я вас уверяю: это совсем не так, как вы думаете! Оказавшись одна под светом софитов и парой сотен устремленных на меня глаз, я потеряла дар речи, ноги стали ватными, микрофон то и дело норовил выскользнуть из руки, судорожно его сжимавшей. Кто-то из зала начал петь, и я подтянулась. Сердце в тот момент бешено колотилось, и мне казалось, что весь зал это слышит, хотелось провалиться сквозь землю. Когда минута моего позора закончилась, я сошла со сцены и дрожащим голосом сказала Алту, что петь я, конечно, не умею. «Я это понял», – ответил он мне и подмигнул.
Я не могу описать ту бурю эмоций, которая закипела внутри меня в одночасье! Я отдавала себе отчет, что у меня нет выдающихся данных, но в тот момент я хотела услышать все что угодно, но не такой ответ. Что значит «я это понял»? Неужели все настолько безнадежно? Я чувствовала острое желание соперничать: как это так? Ты, значит, звезда, и поешь, и танцуешь, а я? Я что, не способна? Не верю! Именно тогда в моей голове окончательно созрела мысль учиться петь.
Конечно, на работу меня не взяли. Ответ был такой: «В нашей команде достаточно девушек!» Но так как я человек деятельный, мне удалось уговорить маму моего друга устроить меня в другой отель. Мама Гюльнур работала в кадастре, поэтому знала практически всех директоров отелей в Кемере и Белеке. Когда я увидела фотографии в каталоге, то обалдела: огромная зеленая территория с полями для гольфа, красивое полукруглое здание, просторный, но очень уютный ресторан и множество маленьких построек для анимации! Кстати, за старым корпусом строились новые, в которых должна была расположиться гостиница для приезжего персонала! Как круто, не надо будет никуда ехать на фирменном микроавтобусе, а это значит – лишние полчаса сна! Отель находился в Белеке и был заселен на 90 % франкоговорящими гостями (а мы помним, что я училась на пятерки во французской гимназии). Вот это была мечта, а не перспектива: совершенствоваться в любимом языке и в обожаемой профессии аниматора! Это же просто праздник: всегда веселые, полные энергии, команда неразлейвода, каждый вечер крутые шоу, игры в бассейне! Ммммм… если бы я знала, что за этим всем стоит! Но, оглядываясь назад, я понимаю, что мне надо было пройти и через это.
Вместо новых корпусов была большая стройка без конца и края, и всей командой мы жили далеко от территории отеля в небольших стареньких бунгало, по 17 человек в каждом. Что примечательно, ключ от домика был на 17 человек один, как и туалет. Мальчики, девочки – все жили в одном месте. Меня поселили в комнатушке с француженкой Матильдой, так как, кроме меня, по-французски не говорил никто, но мне девушка понравилась, поэтому я сопротивляться не стала.
В нашей с Матильдой комнате помещались две кровати, практически вплотную друг к другу, дверь не закрывалась, света не было. Однажды в ночи на меня свалилась палка с занавесками. Вы понимаете, насколько там все было дряхлое! Помню, что на подушке и матрасе спать было неудобно – отовсюду торчали перья и пружины.
У нас официально был один выходной в неделю, но его постоянно отбирали, если кто-то из команды намусорил за сценой или не убрал за собой полотенце. А еще если кто-то опаздывал на митинг (летучка по-нашему). В особо пристально посмотревших на шефа на летучке часа в три утра после дня работы на 40-градусной жаре и ночной репетиции мог полететь стул. Шеф нас ласково называл «свиньями» и сверлил глазами. За месяц у меня был всего один свободный день, и я могла спать везде, даже танцуя на дискотеке! Однажды я умудрилась заснуть во время разговора с туристами. Оборвала фразу на полуслове и заснула. Но потом, потом началось самое интересное…
Все мои радостные представления о профессии аниматора столкнулись с жестокой реальностью. Я до сих пор помню свою зарплату на время испытательного срока – 150$, рабочий день – 18–20 часов в сутки и отсутствие выходных. В то время, когда днем у аниматоров типа «перерыв», нужно было под палящим солнцем разучивать танцы и прогонять сценки для вечернего шоу. На обед отводилось 15 минут, и тогда, в анимации, я приобрела привычку постоянно смотреть на часы и научилась чувствовать время. Мы закидывали в себя что-то на ходу и встречались в амфитеатре для репетиции. Жара стояла такая, что мы нарочно просили отдыхающих облить нас водой или столкнуть в бассейн (самим «купаться» в бассейне было запрещено).
Глава 2
Туристы
На пляже я часто наблюдала за немками: светловолосые, загорелые до черноты, поджарые, с кубиками пресса без лишней жиринки, они загорали топлес. Я поражалась такой смелости и пофигизму, ведь тысячи глаз вокруг. Мои мысли «как не стыдно» сменялись восторженными «вот бы я могла так же»! Они приходили к морю, делали пару забегов вдоль воды, проплывали до буйков и обратно, потом выбирались на берег, снимали верх от купальника, намазывались солнцезащитным кремом (хотя скорее не солнцезащитным, а солнцепритягивающим средством, судя по цвету их кожи – головешки) и изящно ложились с книгой под палящие лучи солнца. Мне кажется, я видела их и утром, когда завлекала туристов на активити, потом в обед, когда анонсировала игры в бассейне, и вечером, собирая народ на аэробику, – они постоянно лежали на одном месте, сверкая то попами, то неприкрытой грудью. Немецкие туристы, по моим наблюдениям, всегда тихие, спокойные, вежливые и улыбчивые. Отличались они от основной массы отдыхающих тем, что исправно разделяли мусор, и если видели где-то соринку, тут же ее убирали, не дожидаясь, когда это сделает персонал. У немцев повышенный уровень ответственности перед окружающей средой. Вечером они выстраивались в стройную очередь перед стойкой бронирования ресторанов и экскурсий, у них не принято занимать место для своих, как это любят делать русские. Очередь есть очередь. Кстати, по этой причине очень часто между немцами и русскими возникали конфликты.
Типичная сценка – вот идет на пляж настоящая турчанка, закутанная с головы до ног в забавное подобие купального костюма, за ней едва поспевает усатый муж с небольшим «пивным» животиком, на муже висят трое детей и что-то клянчат. Это абсолютно нормальная картина: в Турции можно смело вводить термин «яжебатя», наподобие нашему – «яжемать». Игры с детьми – к папе, учиться плавать – к папе, собрать всех на ужин – тоже к папе, папа – авторитет, лучший друг, и по всем вопросам можно к нему. Наблюдая за туристами-турками, я отмечала для себя вновь и вновь: какие же они прекрасные отцы! Зато мамочки стремятся к чрезмерной опеке своих детей: туда не ходи – упадешь, сюда не лазай – ударишься! Ребенок идет на качели, а за ним бежит мама с воплями: «Подожди, я тебе соломку постелю, а то вдруг что случится!»
