без освещения и с кирпичными стенами. Сейчас же, наяву, думая о том, как я буду заходить в тюремную камеру, я представлял узкую комнату со шконками[16] вдоль стен и кучей расписных[17] зеков. Я уже знал, что на ИВС малолеток сажают вместе с взрослыми зеками, и общение с криминальным контингентом мне вскоре предстоит. Страшно не было. До этого я уже был условно судим за причинение тяжких телесных повреждений[18] и понимал, что с таким образом жизни, какой я вёл, я мог сесть. Время шло жутко медленно, сильно тянуло курить, но курить не давали, и уже хотелось домой. Но я отлично понимал, что домой попаду нескоро.
Вечером за нами приехали.
Первая судимость
Первую судимость я получил, будучи пятнадцатилетним юнцом. До этого уже попадал на учёт в детскую комнату милиции за драки и вандализм, но до суда дело не доходило.
На момент совершения преступления мне было четырнадцать лет. Я гулял с друзьями по деревне, где мои родители владели дачным участком. Дружил я с двумя братьями, из местных, а третий паренёк был их товарищем. Братьев в деревне не особо любили. Они были из семьи алкоголиков и держались от всех обособленно. И это несмотря на то, что в деревне у каждого второго местного родители либо сидели по тюрьмам, либо пили.
В то время в деревнях, как, собственно, и в Москве, процветала территориальная вражда. В Москве тебя могли избить за то, что ты с другого района, а в деревне за то, что из Москвы. Со многими местными, в том числе и старшаками[19], у меня были хорошие отношения, и то, что я москвич, никогда прежде не создавало мне проблем. Однажды даже был случай, когда парня из Раменского, который был взрослей меня и сильней, избил старшак за то, что тот пытался до меня докопаться.
— Ты чё на наших? На местных?! — орал при этом старший, прекрасно зная, что я из Москвы.
И вот однажды мы гуляли вчетвером по деревне, а у меня с собой был обломок от бейсбольной биты, которую я сломал об семафор на железнодорожных путях. Не спрашивайте зачем, маленький был, дурачок. Обломок был небольшой — ударная часть биты. Уже не помню почему, но я не стал его выкидывать и хотел отнести домой. Вдруг смотрим, а на нас бежит толпа человек из пятнадцати — местная шпана, вооружённая кольями от забора. Причину я так и не понял, видимо, подумали, что мы не местные. Но вступать в переговоры было опасно, и мы рванули от них бежать.
Дима, старший из братьев, ныне покойный, побежал от них другим путём, через поле. А мы втроём с его младшим братом и их другом побежали по улице через жилой сектор. Бежали долго, но преследователи не отставали. Через какое-то время мы выдохлись, и спасаться бегством уже не было сил.
— Давайте отмахиваться! — сказал я, остановившись.
Мы встали посреди просёлочной дороги, готовые вести бой. Сзади была трасса, впереди поле, с которого приближалась шпана «на говне»[20], по бокам заборы. Большая часть местных отстала, и вперёд вырвалось лишь несколько человек.
Один бежит на меня с дубьём и орёт:
— Давай махаться!
— Ну, давай! — ответил я и нанёс ему удар обломком биты по голове.
От всплеска адреналина и, что лукавить, страха, мой удар получился громадной силы. Как потом выяснилось, я сломал ему лобную кость, поставил тяжёлую черепно-мозговую травму и нанёс этим ударом ещё целый список повреждений. Он, как подкошенный, сразу рухнул на землю. Дубьё упало рядом с ним, кисть его руки дёргалась, а я и не понял, что причиной этому конвульсии. Мне показалось, что он пытается подобрать дубину, и я слегка ударил ему по руке ногой, после чего забрал палку. В это время брат Димы, по погонялу Рыжий, и второй парень отмахнулись от двух других.
— Побежали! — выкрикнул я, и мы рванули подальше от приближавшейся толпы разъярённых местных.
Вскоре мы оторвались, и нас нагнал Димон. Вместо того, чтобы пойти по домам, мы решили спрятаться в пустом гараже на одном из участков нашей улицы. Хозяин гаража отсутствовал в деревне, поэтому быть обнаруженными не боялись. Сидя там, думали, что делать дальше. Братья боялись идти домой, потому что их узнали, а я остался с ними из чувства дружеской солидарности. Вскоре мы заметили отца братьев, ранее судимого алкоголика, который проходил мимо гаража, направляясь домой. Мы решили выйти из укрытия. Но как только подбежали к нему, то заметили, что через заборы соседних участков лезет местная шпана, смыкая вокруг нас кольцо. Их собралось уже человек двадцать, среди них были не только те, кто нас преследовал. Самые старшие подбежали ко мне.
— Ты в курсе, что Вася из-за тебя в реанимации умирает?! — удар в челюсть сбил меня с ног.
Упав на землю, я лишь успел закрыть голову и прижать ноги к корпусу, как сразу ощутил множественные удары ногами по всему телу. Били меня все, кому не лень. Братьев не тронули, но немного досталось их другу, который попытался заступиться за меня. К слову, отец братьев тоже нанёс мне пару ударов ногой. Это, наверное, было самое обидное. Если бы мы к нему не вышли, то не попались бы.
После избиения меня подняли с земли и повели домой. Бросив у калитки, ушли. Жутко болели рёбра и голова. Я получил очередное сотрясение мозга. Родителям рассказал всё, пояснив, что нужно срочно уехать в Москву. Я понимал, что теперь в деревне мне жизни нет.
Спустя месяца три проснулся рано утром от настойчивых звонков в дверь. Оказалось, я был в розыске и домой приехали опера.
Вместе с ними и отцом поехали в УВД Раменского района. На меня было заведено уголовное дело по 111 ч.2, п. «д» УК РФ — причинение тяжкого вреда здоровью из хулиганских побуждений. На время следствия в тюрьму сажать не стали, оставили под подпиской о невыезде.
Когда зачитывали показания потерпевшего и свидетелей, которыми стали мои «друзья», я был в шоке. По их показаниям выходило, что потерпевший шёл по улице, никого не трогал, а я налетел на него, пробил голову и ретировался. И толпой нас якобы не преследовали, и никакого оружия у них не было. Жаль, что на суде и на очной ставке был только потерпевший, но не было свидетелей, которым я мог бы взглянуть в глаза за их ложь. Надо отметить, что покойный Дима, который побежал окольными путями
