Выпив на кухне большую чашку капучино, Сигурни снова поднялась на второй этаж, чтобы разбудить сына. Она тихо отворила дверь детской. Олаф спал, раскинувшись. Одеяло, словно ненужная тряпка, валялось на полу. Сигурни присела на краешек постели и положила руку Олафу на плечо. Сын был очень похож на Альфа, особенно когда спал: те же кудрявые волосы, смуглая кожа, немного обиженное выражение лица и четко обрисованные, по-детски припухлые губы. Сигурни, глядя на него, вспомнила, что когда-то безумно любила Альфа и готова была на все, чтобы только быть рядом с ним. Он попросил ее уволиться с любимой работы, и она уволилась. Он попросил ее одеваться скромнее — она выполнила и это условие. Потом Альфу показалось, что у нее слишком много друзей-мужчин, и Сигурни, скрепя сердце, перестала общаться с некоторыми из них. Были и другие, не менее категоричные просьбы. Просьбы, граничащие с приказами. И Сигурни безропотно все исполняла. А потом с ее глаз словно слетела пелена. Она стольким пожертвовала ради него, а что же он? Пошел ли хоть раз на компромисс, выполнил хоть одну ее просьбу? Нет. Альф не умел жертвовать, он мог только принимать жертвы. Увидев это со всей ясностью, Сигурни поняла, что она больше не в силах его любить.
— Олаф, милый, пора вставать. — Сигурни потрепала сына по плечу.
Олаф проворчал что-то во сне с той же недовольной интонацией, как у Альфа. Это вдруг разозлило Сигурни. Она строго сказала:
— Вставай!
Олаф открыл свои большие ясные глаза и обиженно спросил:
— Мама, почему ты сердишься?
Сигурни стало стыдно. Она прижала сына к груди и сказала:
— Я не сержусь. Одевайся и спускайся вниз. Я испеку твои любимые оладьи с корицей.
— Хорошо.
Олаф сонно улыбнулся. Сигурни отметила, что улыбка у него совсем не такая, как у Альфа. Олаф улыбался широко и открыто, а вот Альф всегда поджимал губы. Слава богу, что сын все-таки не стал точной копией своего отца!
Потом Сигурни заглянула во вторую детскую, к Кари. Малышка спала, обняв своего старого медвежонка, и сладко посапывала во сне. Сигурни не стала ее будить и сразу спустилась в кухню, чтобы приготовить обещанные Олафу оладьи.
После завтрака Сигурни включила посудомоечную машину, и они с Олафом вышли на улицу. Одновременно с ними вышел из своей калитки старый Берн с лохматым волкодавом Сьюрри. Коттедж Берна, весь заросший плющом, стоял неподалеку от дома Эвенсонов.
— Доброе утро, фру Малышка! — весело поздоровался старик и даже приподнял свою широкополую шляпу.
Сьюрри посмотрел на хозяина, потом на Сигурни и лениво махнул хвостом, словно тоже приветствуя соседей.
— Доброе утро, господин Берн, — ответила Сигурни, изобразив, как тоже приподнимает невидимую шляпу, и старик весело рассмеялся.
Десять лет назад у Берна умерла жена, и он остался совсем один, если не считать Сьюрри. Как-то так получилось, что Сигурни подружилась со стариком. Иногда она заглядывала к нему в гости, и Берн угощал ее вкусным фондю и горячим шоколадом, а Сьюрри укладывался у нее в ногах. Берн придумал для каждого из Эвенсонов забавное прозвище. Сигурни он называл Малышкой, Олафа — Оливкой, а Кари — Кареглазкой. Самое обидное прозвище Берн придумал для Альфа. Главу семейства он прозвал Мавром.
— Мама, я хочу собаку! — с восторгом глядя на огромного и лохматого Сьюрри, заныл Олаф.
— Нельзя, милый. Ты же знаешь, что у папы аллергия на шерсть.
До школы было примерно четверть мили, и можно было доехать на машине, но Сигурни предпочитала ходить пешком. Олаф тоже не возражал, тем более что мама забрала у него рюкзак.
Было свежо и слегка ветрено. Сигурни очень любила такую погоду. Она снова подумала об Улаве: как хорошо было бы позвонить ему и предложить поехать на пикник. А еще лучше, если он сам пригласит ее куда-нибудь. Они могли бы, например, взять напрокат катер и отправиться на морскую прогулку в бухту. А потом заехать на пустынный пляж, расстелить на золотом песке большое синее одеяло и заняться любовью.
— Мама, а почему Кари не ходит в школу?
Олаф пинал ногой круглый коричневый камешек, и тот весело прыгал вперед, как лягушка.
— Она еще маленькая, — ответила Сигурни. — Пройдет два года, и она тоже будет ходить в школу.
Впереди замаячило тускло-желтое здание школы. Раньше, когда Сигурни училась в институте, ее стены были покрашены в ярко-лазурный цвет и смотрелись очень нарядно. Она тогда еще шутила, что обязательно должна стать учителем именно в этой школе, которая так подходит к ее глазам. Но ей не суждено было проработать и года. А после ремонта школа приобрела этот скучный, угнетающий цвет.
Сигурни отдала Олафу рюкзак и потрепала его по волосам.
— Ну, будь умницей. И не забудь съесть те оладьи, которые я тебе положила.
— Пока! — Олаф махнул матери рукой и побежал через школьный сад.
А через минуту у нее над ухом раздался приятный баритон:
— Боже мой! Кого я вижу! Сигурни Лавранссон!
Она, вздрогнув от неожиданности, обернулась. Перед ней стоял высокий сухопарый мужчина лет тридцати. Ветер обдувал его рыжие волосы. А зеленые, чем-то похожие на кошачьи глаза смотрели на Сигурни с радостным удивлением.
— Кто вы? — холодно спросила она. — И откуда вам известна моя девичья фамилия?
— Ты совсем не изменилась! — Не отвечая на ее вопрос, незнакомец неуклюже всплеснул длинными руками. — Все такая же — с виду строгая и нежная внутри, как улитка под раковиной!
В голове у Сигурни забрезжило какое-то смутное воспоминание. Нескладная фигура, длинные руки, рыжие волосы…
— Магнус?! — не веря своим глазам, воскликнула она. — Магнус Ланссон?!
— Ну наконец-то! Как ты могла забыть самого главного раздолбая с нашего курса? — Магнус, сделал вид, что обиделся, а потом лучезарно улыбнулся и раскинул руки для объятий.
— Ты очень переменился, — прижавшись к плечу Магнуса, с нежностью заметила Сигурни. — У тебя не было этих широченных плеч. И этих невообразимых усов под носом! — Она хихикнула.
— А что усы? Не нравятся? — Магнус пошевелил ими, как заправский клоун.
Она рассмеялась:
— Ты все такой же весельчак!
— Значит, ты больше не Лавранссон? — неожиданно серьезно спросил Магнус.
— Нет. Теперь я фру Эвенсон. И у меня есть дом, сад, муж и двое детей, — ответила она, и мысленно добавила: «И сногсшибательный любовник», — и улыбнулась.
— А тот кудрявый мальчонка, которого ты вела за руку, это и есть твой сын?
— Да. Его зовут Олаф.
— Что ж, теперь, пока он в школе, можешь за него не беспокоиться. Я за ним присмотрю.
— То есть? — не поняла Сигурни.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
