Тайные секты держатся на Руси с древнейших времен. Они несравненно старее раскола-старообрядства, отделившегося от единения церковного только два столетия тому назад. Следы этих сект, правда, не совсем ясные, замечаются еще во времена святого князя Владимира. При нем пришельцы из-за Дуная принесли на Русь не одну чистую пшеницу вселенского учения, но и плевелы, которыми издавна была обильна почва Византии. С течением времени, в продолжение девяти почти веков, учение тайных сект, занесенных в Россию одновременно с христианством, видоизменялось, подвергалось разносторонним влияниям. Дохристианские понятия наших предков, языческие воззрения русевших и сливавшихся с славянским племенем народов финского племени, религиозные идеи, заносимые от времени до времени с Запада, наконец собственные измышления пытливых русских людей, все, в свою очередь, отражалось на духе и развитии этих сект. Конечно, исследователи русских тайных учений никогда не отыщут непрерывной струи от богомилов, пришедших на Русь при Владимире, до подполковницы Татариновой, скакавшей в Михайловском дворце, или до прыгуна Максима Рудометкина (он же и Комар), короновавшегося в деревне Никитиной, Александропольского уезда, Эриванской губернии, 19-го декабря 1857 года. Но тем не менее нельзя отрицать связи между этими явлениями, отстоящими друг от друга на целые восемь столетий. Письменные памятники старины не представляют нам почти никаких данных для точного и подробного определения, каким образом развивались в русском народе тайные секты, но отрывочные указания летописей, некоторые места других произведений старинной нашей письменности, наконец сказания и предания современных сектаторов могут нам дать хотя некоторые указания на то, что секты, о которых идет речь, столь же древни в России, как и само христианство.
Ересь богомилов, названная так по имени своего основателя, попа Богумила, появилась в IX или X столетии в единоплеменной нам Болгарии, тогда еще самостоятельной, имевшей своего царя и свою автокефальную церковь. Произошла она из смешения понятий павликианских с манихейскими. Павликиане, отвергавшие церковную иерархию, установленный раз навсегда порядок богослужения, не признававшие таинств и верившие в два самостоятельные начала: доброе и злое, были очень сильны в Азии, откуда император Иоанн Цимисхий решился вооруженною рукой выселить их в Европу, где, по мнению его, они не могли быть так опасны для Византийской империи, как вдали от столицы, на далеких окраинах государства. Цимисхий поселил павликиан во Фракии, на границе Болгарии; с ними же переселены были и многие из последователей Манеса, известные под именем еретиков-манихеян, которые также признавали дуализм, заимствовав его из религии Зердушта. Учения тех и других проникли в иную еще тогда церковь болгарскую, и там образовалась ересь богомильская. Она соединила в себе дуализм, общий павликианам и манихейцам, с строгим аскетизмом манихеев, и до того существовавшим уже в болгарских монастырях.[13]
У аскетов-манихеян нередко бывали примеры оскопления. Были они и у богомилов. Во времена святого Владимира в Россию пришло много православного духовенства, но так как богослужение должно было производиться на языке славянском, которого греки не разумели, то, конечно, пришедшие к предкам нашим попы в большинстве были болгаре. Между ними весьма легко могли попасть на Русскую землю и последователи возраставшей тогда секты богомилов. Они-то, конечно, и были первыми насадителями на русской почве учения тайных сект. Через шестнадцать лет после крещения Руси, еще при жизни Владимира, один из таких насадителей был осужден в Киеве. Это был монах, скопец Адриан, который, по известию «Никоновской летописи», в 1004 году хулил церковь, ее уставы и обряды и духовенство. Митрополит Леонтий, отлучив Адриана от церкви, посадил его в тюрьму, где скопец раскаялся.[14]
В XII веке, по указанию той же «Никоновской летописи», явился в Киеве другой еретик. Дмитр. Татищев говорит, что он в 1123 году отвергал устав церковный, за что киевским митрополитом Никитой и был сослан в город Сикелец.[15]
В первые времена христианства в России распространено было обличительное «слово на богомилов», сочиненное Козьмою, пресвитером болгарским. Было оно распространено, конечно, с целью противодействовать этому учению. Приведем некоторые выдержки из этого слова, чтобы показать главнейшие черты богомильского учения и сличить его с учениями русских тайных сект: «Диавола нарицают творца человеком. Христа не исповедуют сотвориша чудеси, глаголюще: несть Христос слепа просветил, ни хрома исцелил, ни мертва воскресил, но притчи то суть точию… грехи бо реша целеные; народом же напитанным в пустыни пятью хлебы не веруют, глаголюще. не суть то хлебы были, но четыре евангелисты, пятое опракс[16]
Апостол… Святое крещение отмещут, гнушающеся крестимых младенцев… Несть божиим повелением творимо комкание,[17] ни есть тело суще Христово, но аки все и простое брашно, не бо есть Христос творил литургию, тем же мы не имамы в честь того. Несть речено о святем хлебе и о чаше, о Тетроевангелии то есть речено и опракси Апостоли, а не о святем комкании. Тело наричуть Тетроевангелие, а кровь опракс Апостол. Еретицы сами себе исповеди творят и решат, сами суще связаны диаволими узами, не точию мужи то творят, но и жены Диавола мнят повелевша человеком жены понимати, а женящася человека и живущая в миру мамонины слуги зовут… Не многоглаголют в молитвах, но «Отче наш»… Церкви распутия мнят суща, многоглаголанныя же литургии мнят и ины молитвы, бывающая в церквах. Чины святые хулят, литургию мню и прочия молитвы. Не суть апостолы литургию предали ни комканию. О кресте господни сице блазнящеся глаголют: како ся ему есть кланяти? Сына бо божия жидове на нем распяша, да вражда есть паче богу реет, тем же исповедаши его своя си учат, а не кланятися сице глаголюще: аще бо кто царева сына убил крестом древом, может ли древо от любо быти царю? Тако же крест богу. Не по своей воли распята мнят господа, ни за спасение человеческо, но по нужде. Не кланяются иконам, но кумиры наричут я. Слышавше апостола Павла о кумирах рекши: «не подобает нам повинутися злату или сребру сотворену хитростию человеческою», еретицы мнят то о иконех речено, да от того словесе обретшу си вину, не кланяются единые иконам, но страха деля человеча и в церковь ходят, и крест и икону целуют, якоже нам поведают иже от них обратишася на нашу истинную веру, глаголюще: яко вся си творим человек деля, а не по сердцу, в тайне же скрываем свою веру. В день воскресения господня постятся и ручно дело творят, вся господские праздники и память святых мученик и отец не чтут. Вся преданныя законы святыя божия церкве похуляют, своя си учения честно творяще, бающе некаки басни. Хулят иереи и вся саны церковные, фарисеи слепые зовуще правоверные попы и много на ня лающе, яко пси на конника. Не подобает тружатися делающе земная (говорят они), господу рекше: «не пецытеся»; праздно ходят, не хотяще ничего же прияти своими руками, но преходящу от дому в дом, чужая снедая именья прельщаемых ими человек. Суть еретицы извону[18] аки овца образом, кротци и смирени, и молчаливи, бледи[19] же суть видети от лицемернаго поста, словесе сии не рекут, не смеются грохотом, не облазуют, хранятся от взора и вся творят извону, яко же не раззнати их с правоверными христианы, изнутрь же суть волцы и хищницы, яко же рече господь. Видяще бо человецы толико и таковое их смирение и мняще я правоверны суща и мощны направити на спасение приближаются к ним и вопрошают о спасении души; они же подобны волку, хотящу агня взяти, сперва поглумляются воздыхающе и со смирением отвещавают и проповедущеся творят сущая на небесех, и где узрят человека проста суща и груба, ту же сеют плевелы учения своего, хуляще преданные уставы святым церквам. Мы паче вас, глаголют еретицы, бога молим и бдим и молимся, а не живем в лености яко же вы. По плоти живут попове яве, а не по духу яко же мы».[20]
Совершенные хлысты нашего времени! Несмотря на промежуток времени в восемь с лишком столетий, отделяющих болгарских богомилов от русских тайных сектаторов, сходство между ними поразительное. Читая сказание Козьмы, пресвитера болгарского, так и кажется, что не дела, совершавшиеся в Болгарии при тамошнем царе Петре, он описывает, а говорит про современные нам дела в какой-нибудь Самарской губернии, побывав в келейных рядах «духовниц».
В некоторых хлыстовских кораблях, сколько нам известно, а может быть, и во всех (чего, однако, положительно утверждать не можем), сохраняется обычай чтить пятницу вместо воскресенья. Что пятницу чтили богомилы, пресвитер Козьма не говорит, но упоминает о том, что воскресные дни ими не чествовались. Откуда произошло чествование пятницы в тайных сектах, решить не беремся, полагаем, однако, что едва ли оно могло быть заимствовано от мусульман-ордынцев, когда-то владевших нашим отечеством, как одним из своих улусов. Трудно, даже невозможно предположить, чтобы «басурманский» обычай мог быть усвоен русским народом, всегда приверженным к наружным видам богопочтения, в особенности же к чествованиям установленных церковью праздников. Тем не менее, однако, чествование пятницы (конечно, не в ущерб воскресенью) и до сих пор сильно распространено в великорусском простонародье, особенно между женщинами. Преимущественно чтутся десять пятниц после Пасхи, особенно девятая. К этим пятницам приурочены особые богомоления, большею частью вне селений, на ключах, на колодцах, крестные ходы к полевым часовням, народные сходбища, торжки, ярмарки. Пятницу отожествляют с мученицей Параскевой и называют ее Прасковьей-Пятницей,[21] но в молитвах при этом обращаются не к ней, а к богородице. Имя Пятницы в некоторых хлыстовских кораблях придается их богородицам, что, например, видно из следующих слов хлыстовской песни:
