Академик Парийский:
Мне приходилось близко знать крупных физиков и математиков, активно работавших в первой половине века — И.Е. Тамма, A.M. Леонтовича, П.С. Новикова, С.Л. Соболева. Все они были высоко образованными и культурными людьми, интересовались всем на свете, включая литературу, историю. Шварцман в отличие от них, считал (по крайней мере, убеждал других), что главные ценности человечества не в науке, а в культуре. Особо остро и кардинально он выступил с этим тезисом на конференции по поиску внеземных цивилизаций в САО, в 1975 году. Люди, посвятившие себя науке, обычно отводят гуманитарным наукам второстепенную роль (по крайней мере не первостепенную) . Шварцман активно пропагандировал мысль, что познание внешнего мира более примитивная задача, чем познание и построение внутреннего мира человека, мира духовного и этического. Он был убежден, что технологический век скоро кончится, человечество поймет, что заблудилось, и, наконец, полностью займется душой в широком смысле этого слова.
Академик Гинзбург:
Калибр — как бы мера таланта, дарования. А тип — из области формы, характера, поведения. Я знал или видел людей выдающихся по своим способностям, но замкнутых, обособленных от мира. С ними не поболтаешь, они не искрятся, пусть и очень глубоки. А в Вите было и то и другое — и глубина и блеск.
Композитор Вячеслав Артемов:
Он был исключительно деликатным, щепетильным в вопросах нравственных, и находился в постоянной творческой обеспокоенности. Мне кажется, что он обладал особым талантом провоцировать и аккумулировать интерес к разным научным вопросам. Он мыслил широко, чему способствовали и его разнообразные культурные интересы. Он был светел и истинно интеллигентен.
Артист Сергей Юрский:
Я не очень легко схожусь с людьми. С Виктором сошлись сразу. Не помню, о чем мы говорили. Но помню, что было радостное свежее чувство от общего с ним. Совершенное отсутствие пустословия, ясная проникающая мысль, четкая речь, сосредоточенное внимание к теме разговора, сколь бы высокой или низкой она ни была.
Художник Бронислав Тутельман:
Витя был самосоздающейся скульптурой. Мне кажется, что он всю свою недолгую жизнь самоотверженно лепил сам себя. Его волновали мыслимые и немыслимые аспекты человеческого созидания Он любил и знал литературу, музыку, живопись, философию. Ему очень нравились японские трёхстишия. В живописи ему нравилось многое. Для себя Витя делил живопись на ту, с которой он хотел бы жить, и на ту, с которой не мог бы сосуществовать (несмотря на свое отношение к ней).
Врач-психиатр Юрий Фрейдин:
Рыцарь-романтик, преданный науке, он сочетал эту преданность с самым искренним гуманизмом. Не мысля науки в отрыве от гуманистической этики, он должен был постоянно сталкиваться с циниками и карьеристами, противодействовать им в непрерывной позиционной войне, при том, что на их стороне был не только количественный перевес, официальная поддержка, неразборчивость в выборе средств, но и сам дух времени, затхлый и растленный.
Цитировать можно много, но я остановлюсь. Советую прочитать приведенные тексты -- они все разные и каждый по своему открывает не только частицу витиной судьбы, но и характерную черту времени.
Вошедшие в этот выпуск воспоминания были впервые опубликованы в сборнике "В поисках единства", вышедшем в свет в 1995 году и давно ставшем библиографической редкостью. Для нашего журнала некоторые авторы представили переработанные варианты своих воспоминаний.
Выражаю свою сердечную благодарность моим друзьям Владимиру Мансурову, Евгению Хенкину, Борису Шапиро за помощь в подготовке этого номера.
Надеюсь, что материалы этого номера будут интересны не только тем, кто знал и помнит Виктора Шварцмана, но и многим другим людям, которым не безразлична история науки и просто наша история.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
