веток полупрозрачными костями. Болотные дети, прыгающие неумолимой лавиной, уничтожающей все на своем пути, наткнулись на тело русалки и резко остановились. Один из них, самый крупный, подошел к торчащей из завала, чернеющей от гнили, руке, обнюхал и вдруг звонко и отрывисто чирикнул. Он ухватился ладошками за мертвые пальцы и начал их трясти, продолжая чирикать.
Затем как-то сник, успокоился, обнял мамину ладонь и замер, прижавшись к руке головой.
Этот ритуал повторил каждый из них, и лавина пошла дальше.
6
Нежа, как раз доставала из колодца полное ведро, когда почувствовала какое-то копошение в ногах.
"Крыса!"– мелькнула в голове ужасная мысль, заставив ее с визгом отскочить в сторону.
Но нет, оказалось это странный, но очень миленький ребеночек. Правда слишком маленький, даже для новорожденного, чуть больше котенка. Он сидел и смотрел на нее не моргая, своими блестящими черными глазами.
– А ты откудова тута? Такой миловатый весь?
Нежа присела, протянула к нему руку. Миленький ребеночек как-то очень быстро и странно скакнул вперед. Она ощутила словно ожог, а затем увидела внезапную пустоту вместо трех пальцев.
Ее истошный вопль поднял на уши добрую половину деревни.
Из ближайшего к колодцу дома, в одном исподнем, выскочил дед Кузьма. Спешно спускаясь с крыльца, он почувствовал резкую жгучую боль в ноге, споткнулся от неожиданности, и упал плашмя на землю. В его возрасте падение само по себе уже неприятная штука, а когда, вдобавок к этому, из перекусанной почти пополам голени хлещет кровь – это совсем беда. Кузьма заорал едва ли не громче самой Нежи.
По всему поселку захлопали двери. Мужики выскакивали из домов, кто в чем, пытаясь понять, что происходит. Скоро заголосили в огородах бабы, выбегая из калиток и размахивая прокусанными конечностями. Вот, кто-то, прямо по середине улицы, схватился за горло и рухнул, заливая пыльную дорогу кровью.
Болотные дети заполонили всю деревню, сея страх и панику среди ее жителей.
Тихомир, вооружившись вилами, почти загнал одного уродца в угол клетей, но почувствовал, что на спину ему прыгнули еще двое. Попытался смахнуть их и лишился приличного куска ладони. Пока он прыгал на месте от боли, загнанный им детенок оскалился, да прыгнул тому прямо в лицо.
Деревенский староста Всеслав, уже в годах, но все еще крепкий и кряжистый как дуб, отмахивался топором, пытаясь отогнать несколько насевших на него странных прыгучих детей. Они скалили свои неожиданно большие зубастые рты и каждый раз ловко уворачивались от очередного взмаха.
"Огонь! Нужен огонь!" – промелькнула спасительная мысль. Он забежал в сени, хлопнув за собой дверью. Стянул с себя рубаху, обмотал ею первую попавшуюся палку, чиркнул кресалом. Однако едва снова распахнул дверь, как сразу с десяток детей прыгнули на него, облепляя со всех сторон. Ничего не видя от заливающей лицо крови, Всеслав крутился как бешеный, размахивая во все стороны бесполезным факелом. Вспышка острой боли и откусанная кисть, вместе с горящей палкой, падает на устланный соломой деревянный пол…
7
Василь с тревогой привстал с облучка, вглядываясь куда-то в горизонт.
– Глань, нук посмотри, кажись дым с нашей стороны валит.
Задремавшая жена недовольно зевнула и посмотрела куда указывал муженек.
– Дымит чет, да. Мальцы поди опять сено подожгли. Митяй, негораздок, ничему его жизнь не учит, – ответила она, помятуя прошлогоднее происшествие, когда из-за выходки соседского мальчишки вся деревня полдня бегала с ведрами от колодца до горящего на поле стога сена.
– Ну, может и так, – пожал плечами мужик.
– Да поехали уже, домой охота, укачал меня совсем.
Глаша снова откинулась на мягкое сено и прикрыла глаза.
Всю прошлую неделю они провели у родителей Василя в соседней деревне. Его старший брат, тамошний староста, праздновал рождение второго сына и событие сие отмечал с размахом, собрав всех многочисленных родственников, разлетевшихся по соседним селам.
– Вон, братец твой, второго заделал, а ты что? – не преминула уязвить Василя жена во время застолья, – курощуп малахольный, ток и можешь, что на чужих девок заглядываться.
Тогда они сильно поссорились и до сего момента особо не разговаривали.
Уже подъезжая к деревне, Василь снова растолкал жену, шепотом сказал:
– Говорил тебе, бабе дуре, беда у нас в деревне какая-то.
Глаша протерла глаза, хотела уже было рявкнуть в ответ что-нибудь непривлекательное, но потом увидела, о чем говорит муж, да промолчала.
Первый же стоявший на подъездной дороге дом выглядел действительно, мягко говоря, странно. Дверь распахнута настежь, слюдовые оконца (а имением таковых гордилась вся деревня) побиты, а все крыльцо было в странных бурых пятнах.
И никого.
Да и вообще по всей деревне царила странная тишина, нарушаемая редким щебетанием каких-то птиц.
– Давай поглядим, чего там дымит, – так же тихо ответила Глаша, – токмо не торопись.
Они въехали в деревню и везде была примерно одна и та-же картина. Пустые дома, поломанные ограды, сорванные с петель двери, да огромные темно-бурые кляксы тут и там.
– Слышь Глань, а ведь то кровь похоже, – снова прошептал Василь.
– Знамо дело, не брюкву давили, – огрызнулась Глаша, – какая собака посмела? Отца надо найти, да к князю за дружиной бежать. Светлогор то уж разберется, что за лихо тут…
В этот момент они выехали на главную улицу, с которой открывался вид на дом старосты. Точнее на то, что от него осталось. Обгорелые останки, черными гнилыми зубами, пялились в голубое осеннее небо. Погорел сам дом, подклеть и даже амбар. Непонятно как, но досталось и соседним дворам. По сути, самый зажиточный угол села теперь превратился в одно большое сажевое пятно с торчащими там сям печными трубами.
Глаша осеклась, судорожно всхлипнула. Затем одним махом перескочила через борт телеги и побежала, подобрав платье, вверх по дороге к дымящимся руинам.
– Тятя! Тятка! – орала она в голос, захлебываясь слезами, – Ты по что?! Ты где, родненький?
Василь начал испуганно озираться по сторонам, замахав ей в спину руками.
– Тише, дуреха! Куда? Постой, оглашенная!
Он собрался уже было спрыгнуть и догнать обезумевшую от горя жену, как заметил, что из пустующих домов вдоль улицы начали выползать… дети?
С виду годовалые карапузы, они передвигались очень странными, неуловимо быстрыми прыжками. Василь пригляделся и обомлел от страха. Вместо обычных ног у детей были темно-зеленые, чешуйчатые лягушачьи лапки! Они припадали к самой земле, вонзая в нее длинные острые когти, упирались ручками и взмывали вверх, очень быстро догоняя рыдающую женщину.
Она ничего этого не видела, а только продолжала бежать вперед, оглашая криком окрестности.
Но вот, вдруг споткнулась, упала прямо посреди дороги. Закопошилась, пытаясь встать, но запуталась в складках и
