— Это как? – изумился Иван.
— А, обычное дело. Лучше быть не в курсе, и это, знаете, хорошо.
Многая знания, знаете ли, многая лета, или как там… Словом, отдохните, поправьтесь, поуправляйте.
Иван, человек злобный, но импульсивный, уже собравшись было выходить из автобуса, не выдержал и спросил:
– Эта Фаина, референт моя. Она угрожала? Чем эта стерва грозила? Так просто, из любопытства.
Президент взрыднул:
— У… утюгом горячим грозила. Главное, что никакая охрана… и где вы ее взяли такую?
— Сама навязалась. Только вы не бойтесь ее. Это фея, добрая фея, как у Золушки. Утюги не по ее части, это она так. Просто дура.
— Фея?!
— Она самая. Как у Золушки. Добрая. Так что никаких утюгов, будьте уверены.
— Ага, – сказал президент и хитрющим образом скосил глаза в сторону.
Здесь Иван маху дал. Потому что ни на следующий день, ни на все последующие президентская секретарша к телу по телефону не подпускала – нет его и все. Зато появились некие цивильные люди с наручниками и объяснили, что его фирма «ЗАО Интерпродукткомплекс-энерго» (о которой Иван слышал впервые) является жульническим расхитителем госсобственности, а потому пройдемте.
Сидит теперь Иван Глухоухов в тюрьме, в совершенно дурной компании, всякую дрянь кушает, а иногда к нему приходит Фаина, и тут уж не отвертишься.
– Вы только не беспокойтеся, – говорит она на свиданиях, – я уже почти что все уладила, и со следователем тоже, и с прокурором. Я все ваши проблемы совершенно решу. А как же? Ведь я же ведь ваша фэя!
И Иван рыдает, вздрагивая, на ее широкой груди.
ЧЕЛОВЕК-ТЕЛЕФОН
Он вошел в купе, не отрывая от меня взгляда, поздоровался и сел напротив. Рожа та еще. Представьте – огромный рот, километровый подбородок, Пизанская башня вместо носа, почти квадратные проволочные брови, но взгляд глуповатый. Потом, так же пристально на меня глядя, он демонстративно снял шляпу – а?
Из головы его, в основаниях залысин, торчали тоненькие серые рожки.
Я обалдел, он гаденько захихикал:
– Уху-ху-ху-ху! Успокойтесь, никакой мистики. Я не сатана, это антенны. Я, видите ли, обыкновенный мобильный телефон для богатых, сейчас на отдыхе. Может быть, слышали про эту новую моду рублевских кланов – живые мобильники? Нет? Я промолчал.
– Причем никаких чудес! Немного трансплантации, немного ки-бероргхирургии, немного даже нанотехнологии для проращивания контактов, стволовые клетки, словом, высокие технологии, доступные каждому, у кого хватит на это денег. Сейчас это считается очень круто. Так что позвольте представиться – ВипФон-1681, другого имени даже не признаю, отечественная сборка со стандартным набором функций. Что?
Я промолчал.
– Ну, самые обычные функции, ничего суперсверх. Скажем, виброзвонок…
Он демонстративно нажал на пупок, вскочил с места, воздел руки кверху и стал исполнять что-то среднее между цыганочкой и джигой, страстно подергивая плечами и немузыкально подвывая. Одновременно откуда-то из его живота раздалось препротивнейшее гудение, отдаленно напоминающее вибросигнал мобильника, находящегося на гладкой поверхности. Потом поморщился, сел, поглаживая левую ляжку. Пожаловался:
– Вот в левой ляжке у меня при этом болезненные ощущения. Недодумали что-то. Отечественная сборка, что вы хотите? Есть еще игры, не при детях будь сказано, а еще WAP, GPS, GPRS, органайзер, радио, конвертер валют, калькулятор, синий зуб…
При этих словах он широко раскрыл рот и ткнул указательным пальцем в один из верхних резцов, который действительно был синим.
– Уот эсь… Еще видеокамера на 60 мегапикселов, – он продемонстрировал тот же указательный палец, его подушечка заканчивалась темной круглой стекляшкой. – Еще…
– А где же дисплей? – спросил я. ВипФон сокрушенно цокнул языком.
– Дисплей, к сожалению, накладной. Сейчас есть модели даже с двумя дисплеями – на лбу и на груди, есть варианты на любителей – с использованием интимных мест. А вот я… все-таки одна из первых моделей. Но знаете, у кого я работал первым мобильником? Ни за что не догадаетесь. А?
Я промолчал.
– Сам господин П, – мечтательно сказал ВипФон. – Сам господин П. Невероятная гадина.
Я опять промолчал. Я знал, что представляет собой господин П. Любой, кто смотрит телевизионные новости, знает о нем.
– Секретов его я, к счастью, не знаю, хотя мечтал. Но у него для таких вещей есть обыкновенная японская поделка за восемь тысяч долларов, он меня выгонял, когда по тому мобильнику говорил. Я-то у него шел по графе «представительские расходы» со спецтарифом 60 долларов за секунду. Он пользовался мной для трепа с домашними, обслугой, с цыпочками своими, ну и с прочей мелочью.
Уж с ними он оттягивался, будьте уверены. Видал я хамов, сам хам, но такое встретил впервые. Со всеми, буквально со всеми, кто зависел от него хоть самую малость, и с теми, кто от него вроде бы даже и не зависел, но сам не мог причинить ему никакого вреда, он разговаривал только матом, и поверьте слову, это был самый грязный, самый скабрезный и оскорбительный мат, который я только слышал – а ведь мне все это приходилось передавать.
Меня он звал Мипистопель, ну, вроде как юмористическая копия Сатаны – лицо у меня такое. Деньги платил очень хорошие, а за человека не принимал, я для него был вещь, телефон и только. Он меня бил.
В поисках сочувствия ВипФон обдал меня пронзительным страданием взгляда. И кивнул головой:
– Бил! С размаху, в морду. Бил, если абонент находился вне зоны действия сети, бил, если ему скажут что-нибудь неприятное, если в ответ на его мат ему не станут вылизывать задницу. Бил, если в моей памяти не оказывалось нужного телефона… А иногда просто так бил, для самочувствия, и всегда почему-то в морду. Пару раз, знаете ли, даже выбивал зубы, но в таких случаях отдавал меня своему личному стоматологу (единственный человек, который обращался со мной прилично, правда, садист) – он не мог себе позволить щербатый мобильник. Гримера из МХАТа переманил, чтоб фингалы мои закрашивал.
Он жалобно замотал головой, это было так смешно при его морде.
– Я бы вообще к этому всему и привык бы, деньги этот гадина платил очень хорошие, но вот что непереносимо – всегда быть при нем. Вы не представляете, что это такое. Всякие там якобы деловые переговоры, бизнес-ланчи, яхты, пьянки, этот дурацкий гольф, который он ненавидел почти так же, как я, – все это можно перенести, но вот ночь… Я, человек тонко чувствующий, можно сказать – нерв обнаженный по всему телу, и вот унижен отсутствием собственного угла, и даже не угла, а просто ночного лежбища, хоть какого! Обязательно чтобы при нем! Вот мы с вами сейчас одни в поезде, через несколько часов разбежимся, я вам сокровенно сейчас признаюсь: настал момент, когда я пришел к единственно правильному решению – убить господина П. Зарезать эту сволочь, удавить, отравить ядом! Вы против?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
