Далее А.П. Чехов продолжает:
«При такой бедности [9] достаточно было серьёзного недуга, страха смерти, влияния обстоятельств и людей, чтобы все то, что я прежде считал своим мировоззрением и в чем видел смысл и радость своей жизни, перевернулось вверх днами разлетелось в клочья. Ничего же поэтому нет удивительного, что последние месяцы своей жизни я омрачил мыслями и чувствами, достойными раба и варвара, что теперь я равнодушен и не замечаю рассвета. Когда в человеке нет того, что выше и сильнее всех внешних влияний, то, право, достаточно для него хорошего насморка, чтобы потерять равновесие и начать видеть в каждой птице сову, в каждом звуке слышать собачий вой. И весь его пессимизм или оптимизм с его великими и малыми мыслями в это время имеют значение только симптома и больше ничего.
Я побеждён. Если так, то нечего же продолжать ещё думать, нечего разговаривать. Буду сидеть и молча ждать, что будет» (выделено нами курсивом при цитировании).
Это — и приговор, и признание в том, что он — заложник обстоятельств, происхождения которых не понимает, и в том, что он не состоятелен как человек: достоинство человека — шире, нежели профессиональная состоятельность, хотя, безусловно, понятие «быть человеком» — включает в себя и быть общественно полезным, что невозможно без состоятельности в общественно полезной профессии.
Современники полагали, что А.П. Чехов выразил через профессора свои мысли. Если видеть в А.П. Чехове выразителя нравов и образа мыслей российской либерально-гуманистической интеллигенции конца XIX — начала ХХ веков, то в этом фрагменте выразилось всё, что привело к социальной катастрофе 1917 г., уничтожению и изгнанию прежнего образованного класса из России в ходе гражданской войны.
Социальная катастрофа 1985–1991 гг. также имела одной из своих причин невежество в области социологии как подавляющего большинства населения СССР, так и политиков без различия на консерваторов и реформаторов.
Т.е. господство невежества в области адекватной жизни социологии не только влечёт за собой неудовлетворённость жизнью множества людей, ставших заложниками обстоятельств, что является источником происхождения подавляющего большинства болезней, [10] но и создаёт потенциал катастроф, которыми становится чревато будущее этого общества.
Можно найти признания в социологическом невежестве, высказанные и политиками, чью состоятельность в таковом качестве в большинстве своём не оспаривают ни обыватели, ни историки, ни аналитики. Вот два примера:
· Президент США Гарри Трумэн (1884–1972): «Дайте мне одностороннего экономиста! Все мои экономисты говорят: “С одной стороны… с другой стороны…”» (цитата с сайта газеты «Известия», сентябрь 2003 г.). Т. е. консультанты от экономической науки (а она одна из отраслей социологии) были не в состоянии дать удовлетворительные в смысле их управленческой состоятельности однозначно понимаемые ответы на вопросы, которые перед ними ставил президент США.
· В.С. Черномырдин в бытность премьер-министром России: «Хотели как лучше, а получилось как всегда»[11]. По своему существу это — признание в несостоятельности всей искренне благонамеренной части политической «элиты» страны: если бы политический курс вырабатывался и проводился в жизнь на основе адекватной жизни социологии, то получалось бы даже лучше, чем хотели, и так было бы почти всегда, за редкими исключениями.
2. Предметная область социологии и её отрасли
Предметная область социологии включает в себя все стороны жизни общества как системы, образованной множеством людей в преемственности поколений, а также аспекты жизни каждого человека, которые характерны для всех людей, составляющих общество в целом либо входящих в состав социальных групп, выделяемых в этом обществе. Наряду с этим социология должна включать в свою предметную область проблематику взаимодействия общества и людей с объемлющими жизнь общества природными системами и процессами.
Соответственно тому, какое общество рассматривается — глобальное либо регионально локализованное — социология может быть глобальной либо специфически региональной.
Поскольку человек — часть биосферы планеты, социология невозможна без некоторого минимума знаний общей биологии и биологии человека.
Поскольку не всё информационно-алгоритмическое обеспечение поведения человека передаётся от поколения к поколению на основе генетического аппарата биологического вида «Человек разумный», но исключительную роль играет культура, то культурология как специализированная наука о культуре — необходимая компонента социологии. При этом нельзя забывать о том, что те или иные религиозность, верования и мистицизм свойственны людям на протяжении истории всех обществ, оказывали и оказывают влияние на судьбы народов и цивилизаций, вследствие чего эти аспекты жизни индивидов и обществ также должны входить в предметную область социологической науки вне зависимости от того, верует сам социолог либо нет, мистик он либо «прагматичный реалист».
Поскольку жизнь цивилизованных обществ обеспечивается хозяйственной деятельностью на основе коллективного труда множества людей в разных отраслях производства и экономическая наука — также одна из прикладных отраслей социологии тем более, что содержание экономических теорий во многом обусловлено прямо и опосредованно господствующими в обществе социологическими воззрениями, а сама по себе экономическая наука не в состоянии быть средством решения всех проблем общества.
Поскольку все грани жизни обществ и составляющих их людей представляют собой выражение индивидуальной и коллективной психической деятельности людей, то психологическая наука — также одна из прикладных отраслей социологии. Вследствие этого психологическая наука — самая значимая наука наших дней, поскольку её достижения — ключ к развитию людей, общества, культуры и достижениям во всех областях общественной деятельности.
В частности, поскольку сама научно-исследовательская деятельность — одна из разновидностей психической деятельности людей, теория познания и творчества предстаёт не только необходимая компонента образования и составляющая субкультуры научной и творческой деятельности, но и одна из областей исследования социологии, хотя традиционно в структуре науки теория познания относится к компетенции философии, которая почитается «наукой наук». Однако сама философия — как составляющая культуры — представляет собой объект исследований культурологии, которую мы отнесли к отраслям социологии. Но наряду с этим философия может быть уподоблена камертону в том смысле, что на камертоне невозможно исполнить ни одно музыкальное произведение (так и философия сама по себе не способна решить ни одну прикладную задачу), а с другой стороны по камертону настраиваются все инструменты оркестров, вследствие чего камертон незримо присутствует в игре каждого из них (так и философские системы, наличествующие в культуре общества, формируя мировоззрение и миропонимание людей, незримо присутствуют во всей их деятельности, обуславливая её).
Теории и практике познания в культуре общества необходимо уделять особое внимание потому, что эффективность культуры познания (в смысле её способности к выявлению и разрешению проблем в жизни общества), её распространённость и воспроизводство в обществе в преемственности поколений во многом определяют перспективы обществ — возможности развития и выбор возможностей.
Поскольку все процессы в жизни общества могут быть интерпретированы как процессы самоуправления либо же явно представляют собой процессы управляемые, то социология без достаточно общей (в смысле универсальности применения) теории управления не может быть адекватной жизни. Соответственно этому обстоятельству юриспруденция, как один из инструментов управления обществом, является и предметной областью исследований социологии и одной из её отраслей.
Исторические хроники, мемуары людей, хроника текущих политических событий представляют собой фактологическую базу для социологической науки.
Всё это говорит о том, что освоение социологии и научно-исследовательская работа в ней изначально требует достаточно широкого кругозора на уровне более высоком, чем «верхоглядство».
Без достаточно широкого кругозора социология всякая социология представляется искусственно сконструированной идеологической системой, вследствие чего искусственные идеологически системы, представляемые в качестве социологии, и жизненно состоятельная социология становятся для субъекта неразличимыми.
