вас трогают.
Вот и сейчас, осторожно пробираясь вместе с собакой мистера Тейлора, по школьным коридорам, мне довелось увидеть, как Лиззи Доуэсен склонилась над Майком по кличке «Гора» из нашей команды по плаванью, а когда она приподняла свою окроваленную морду — половины лица у «Горы» как не бывало.
Но вместо того, чтобы вызвать у меня чувство страха или тошноты, эта картина вызвала лишь острое чувство иронии. А знаете почему? Потому что жизнь действительно занимательная штука: Лиззи была влюблена в «Гору» ещё с младшей школы, все это знали. Но смогла его заполучить лишь сейчас, но зато, вероятно, полностью.
И лишь теперь, представив, как хрупкая умница класса Лиззи Доуэсен набивает желудок внутренностями Майка; как её тонкие пальцы вожделенно отрывают от «возлюбленного» кусок за куском, ломая собственные ногти, разрывая рот, а после желудок от невозможности съесть больше… Я упёрся ладонью в стену, ощущая, как земля уходит из под ног. И именно в этот момент я вспомнил свою мать.
Вспомнил, как хотел даже если не быть любимым, то хотя бы тем, кого замечают, кем интересуются. Не знаю почему, но меня затошнило от мысли, что получить всё это я мог, лишь превратившись в одну из этих тварей. О, да, тогда я бы смог забрать всю положенную мне любовь до капли. Вот только и тут ирония: я не успел.
Я всё ещё это помню. Как впервые в жизни мама смотрела на меня и хотела провести со мной время; в её глазах впервые я видел интерес, она тянула ко мне свои руки в желании заключить в объятия и никогда не отпускать, будто желая загладить все грехи передо мной. Ей нужен был лишь один я, и это в какую-то секунду было для меня почти бесценно. Правда, в этот момент она уже была мертва и просто хотела разорвать меня на куски.
6
— Эванс? Эванс, сюда, я здесь!
Мы с Пэтти уже почти добрались до пожарного выхода, когда из кабинета геометрии раздался знакомый голос Клода Митчелла. На который мне не хотелось откликаться ещё больше, чем раньше. Но я всё же остановился и зашёл в класс.
— Чёрт, как я рад, что ты услышал, я сорвал голос и…
— Лекарство от глухоты.
— Чего?..
— На лабораторной в среду. Я сделал лекарство от глухоты. Тебе повезло.
Я всегда был предметом для насмешек Клода и его дружков, поэтому странно было видеть на его лице сейчас облегчение и слышать то, как он смеётся.
— А ты, оказывается, умеешь шутить! А ещё выживать, чёрт возьми! Никак, ты всё-таки сделал зелье бессмертия, иначе ни за что не поверю, что тебя не сожрали в первой десятке счастливчиков!
Помните, что я говорил про потерю времени? Такие разговоры, даже если они не направлены на то, чтобы вас оскорбить, отнимают время. А моё время принадлежало теперь не только мне. Я делил его с мистером Тейлором.
Видимо, Клод заметил моё нетерпение, потому что следующее, что я увидел в его глазах, был испуг. Что я исчезну. Сделаю это так же быстро, как и исчезал Клод сам со своими дружками: быстро и незаметно. Чтобы никто не успел увидеть, что это именно они избили меня и оставили лежать за школой. Или в парке. Или за супермаркетом.
— Эванс, ты должен мне помочь… Моя нога… Мне кажется, я сломал её, мне кажется… Эванс, я хочу жить.
У меня было два пути. И они казались мне словно двумя жизнями, в каждой из которых я поступил бы по-разному. И я решил выбрать ту, которую ни разу «не пробовал».
— Давай, я посмотрю твою ногу, Клод.
Уже через пять минут Клод снова мог передвигаться, лишь едва хромая: у него был простой вывих. И хруст, с которым я его вправил, равно как и хриплый вскрик Клода, был по какой-то причине для меня чем-то, вроде сигнала — пропуска в ту самую жизнь, которой у меня никогда не было. А мой одноклассник впервые стал казаться подобием напарника. Ведь одному теперь сложнее выжить. И, видимо, Клод считал точно так же.
Потому что в следующее мгновение он с силой толкнул меня, выхватив поводок с Пэтти. Затем он выбежал в коридор, и я слышал, как он подпёр чем-то дверь.
— Мне жаль, Эванс, но у лестницы внизу этих тварей штук пять, не меньше! Но, пока они будут жрать эту псину, я смогу дойти до парковки! Мне правда жаль, чувак, но фрикам в новой жизни не место!.. Прощай!
* * *
Я его действительно нашёл: лекарство от укуса этих тварей. Это кровь. Да, кровь. Если вы и сами не заметили, то в любых ритуалах, культурах, религиях используется именно она. Потому что это всегда кровь. Это источник жизни. А мёртвые твари именно это и ищут, у них нет такого слуха, как у меня, но они чувствуют запах жизни.
Поэтому кровь мёртвого Клода Митчелла на моей одежде и лице заставит тварей считать меня одним из своих. А мой новый друг, обретя свою вторую жизнь, поможет нам добраться до места. Я крепче перехватил поводок в руке, позаимствованный у бегущей чуть поодаль Пэтти, и посмотрел на мертвеца, шаркающего рядом. Без рук и нижней челюсти Клод уже не был похож на себя прежнего. Но вполне походил на того, кем всегда и являлся. На монстра.
7
На улицах всегда было опасно. Но вы вряд-ли это заметите, если вы обычный человек. Если сливаться с толпой людей и быть её частью, играть по её правилам было частью вашей повседневной жизни. Я же всегда знал, насколько опасен мир вне стен комнаты, вне стен некоторых школьных кабинетов. Наверное, именно поэтому, выйти за пределы школы, на улицы, не вызывало во мне ужаса. Не больше, чем обычно. Ведь все, кто мог причинить мне вред, скорее всего были мертвы. Один из них — точно. Я дёрнул за поводок, призывая тело Клода идти быстрее.
Ещё одна ирония: человек, который столько лет унижал меня, теперь вынужден был защищать. Хотя, признаться честно, я не был до конца уверен в своей теории: в том, что можно спастись от ходячих мертвецов, наполонивших улицы, просто притворившись одним из них. Особенно с животным.
Я посмотрел на Пэтти, идущую рядом со мной в «накидке», пропитанной
