— Кто ты? — по своему грубо и дерзко крикнул ему граф.
Пустынник остановился, спокойно посмотрел на него.
— Прах! — ответил он.
— Что такое? — изумился юноша.
— Ты спрашиваешь, кто я, — говорю: прах. Прахом был — прахом буду!..
— Где жильё твоё?
— Близко… Если тебе нужен отдых и хлеб, зайди!
Граф пошёл за стариком. Тот, войдя в небольшой грот, бывший, действительно, недалеко, прежде всего снял с юноши изодранную обувь и обмыл его ноги. Потом подал ему воды, хлеба и несколько овощей, бывших в этой пустынной, самим Богом уготованной келье. И пока юноша ел, старик приволок целую охапку ветвей и листьев и, бросив на это свой плащ, устроил ему грубое ложе. Забыв поблагодарить отшельника, граф улёгся.
— А ты что будешь делать? — спросил он у старика.
— Молиться за тебя!
— За меня нельзя молиться, я слишком великий грешник. Меня Бог уступил в вечное владение чёрту, а с этим мы даже друзья. Я уже немало отправил в ад народа, и мы живём в полном согласии!
Но пустынник уж не слышал. Он весь ушёл в свою молитву, стал на колени и с таким восторгом устремил увлаженные глаза на грубо сделанную статую Мадонны, что, несмотря на усталость, молодой граф приподнялся и посмотрел — нет ли там чего-нибудь особенного, за этою Мадонной.
— Послушай, святой отец! — прервал его молитву юноша.
— Что тебе?
— Разве может слышать тебя камень?
— Не богохульствуй, несчастный!.. Замолчи! Разве ты не слышал о Филиппе Жестоком?.. Он также произносил хулы на Непорочную — и молния пала на него и спалила великого грешника, так что он не успел даже прошептать покаянного слова!
— Зачем же это покаянное слово?
— Если оно от сердца, если оно искренно, Господь прощает за него многое!
— И всё простить может?..
— Нет предела Его милосердию!
— Спасибо, монах. Я, знаешь, прежде сомневался, а теперь вижу, что всё можно делать, только потом сходить к капеллану и порассказать ему об этом, — и св. Пётр сейчас же явится со своими ключами.
И молодой граф, повернувшись спиной к отшельнику, заснул.
Всю ночь ему спилась какая-то полуобнажённая, бледная и больная женщина, распростёршаяся на плитах перед статуей оскорблённой им Мадонны. Женщина молилась о своём сыне и, рыдая, билась головою о камни. И Мадонна с кротким и печальным лицом внимала ей — а поутру, когда в стрельчатое окно заглянуло тихое утро, отверзлись уста статуи, и она шепнула что-то молившейся. Странно, граф узнал в виденной во сне комнате капеллу своего замка. Женщина с просветлевшим лицом поднялась и подошла к нему. Она положила руку ему на чело — и неведомое доселе спокойствие разлилось по всему его телу. «Кто ты?» — спросил он. Она всё также молча смотрела на него… «Кто ты?» — попробовал было он сбросить её руку… Женщина наклонилась и поцеловала его… «Кто ты?» — наконец, крикнул он и проснулся.
В отверстие пещеры лился свет… Солнце сияло сюда сквозь зелень густого леса. Пустынника не было. Одна каменная Мадонна стояла в глубине этого грота. Весело пели птицы, и слышался громкий говор ручья, пробегавшего по каменьям. Юноша вскочил со своей лесной постели… Скоро сюда вернулся и пустынник. Он подал графу холодной как лёд воды, хлеба и плодов. Тот только поморщился, глядя на всё это.
— А вина у тебя нет?
— Нет!
Юноша быстро съел предложенное ему. При дневном свете он заметил на стене висевшие латы и шлем.
— Чьи это? — спросил он у отшельника.
— Мои были! — потупился тот, садясь на деревянную колоду, стоявшую в пещере.
Юноша рассмотрел щит с гербом… Он брошен был в дальний угол.
— Разве ты был рыцарем? — удивился гость, подходя к щиту и рассматривая лилии, изображённые на нём.
— Был великим грешником и ушёл в пустыню спасти свою душу!
— Что значить быть грешником?.. Против кого грешил ты?
— Разве капеллан твоего замка никогда не говорил тебе об этом?
— Нет. Я не слушаю вздора!..
— Усмири свою сатанинскую гордость!.. Бог накажет тебя за неё до седьмого колена… Знаешь ли ты род феодала, владеющего замком на Чёрной горе?..
Ещё бы ему было не знать! Пустынник не угадал в нём самого владельца.
— Сколько поколений грешников — одни за другими следуют в нём… И никогда не появиться праведнику среди нечестивых!
— Так думаешь ты — в роду этих графов никогда не будет святого? — насмешливо улыбнулся юноша.
— «От плодов их познаете их». Когда вырастают гроздья на терниях или смоквы на репейнике? Смертные грехи на этом роде! Никогда не простятся они ему!..
И старик вдохновенно поднял руку, точно он кому-то грозил ею.
Граф нахмурился; недобрые молнии засверкали в его и без того мрачных глазах.
— А как же ты, старик, вчера говорил, что покаяние очищает грех?
— Какой грех? Разве есть покаяние для графа? Говорю тебе — вечность он будет гореть в огне неугасимом со всем своим злодейским племенем!
— Молчи!.. Или я вырву твой лживый язык и брошу его псам нечистым. Молчи, безумец, я — сам граф!..
И он назвал себя.
— Язык мой дан мне не для одной молитвы, но и для обличения; а ты давно превысил меру злодейства. Помни!..
Но ему не пришлось окончить. Юноша кинулся на него и положил одним ударом меча к ногам своим праведника.
Смутный страх закрался ему в сердце, но он сейчас же пришёл в себя.
— Не всё ли равно!? Ведь он же сказал, что мне нет прощения. Одним больше, одним меньше — не всё ли равно теперь!?
И он, уж не думая ни о чём, беззаботно вышел, как будто бы не случилось сейчас чёрного дела. Лес был так же свеж, прохладен и светел; так же колыхались свежие ветви деревьев; так же пели птицы, задорно перекликаясь между собою; так же шаловливо бежали ручьи. Граф скоро добрался до тропинки, о которой ещё вчера ему рассказал пустынник. Поселяне, в обычное время принёсшие хлеб отшельнику, нашли его мёртвым и похоронили убитого посреди пещеры. Самое воспоминание о нём скоро изгладилось из памяти графа. Много ещё совершил он зла потом, обратив в пустыню доселе цветущий край, так что даже император решил покончить с самовластным феодалом, как вдруг из всех окрестностей потянулись люди в новый крестовый поход. Убивать и грабить более было почти некого, а гроза, надвигавшаяся со стороны не любившего шутить императора, была не из тех, над которой можно было смеяться. Молодой граф, чтобы положить конец всему этому, собрал своих воинов, поручил старому мажордому управление замком, а сам отправился в числе крестоносцев во главе небольшого отряда, который, проходя по христианской стране, всюду оставлял за собою руины и пожарища…
Графа, разумеется, не одушевляла великая идея, вдохновлявшая других рыцарей.