На самом деле здесь живет не Гнев, а его друг. Небольшая комнатка хозяина, компьютер с принтером, печка на мазуте. Гостей несколько человек, нас угощают чаем с пирогами. Появляется какой-то тип с калашом: в квартале — свободно. Зазвучал динамик на ближайшей мечети: этим утром похоронили двух мучеников, убитых в Хомсе, сообщает имам, а после вечерней молитвы земле предадут еще одного. За столом разгорается спор, можно ли нам присутствовать на похоронах. Хозяева возражают: не исключено, что траурная церемония выльется в манифестацию, и тогда правительственные войска могут начать стрелять. А кроме того, они опасаются, как бы нас не засекли рядом с ними.
Выясняется, что последнего усопшего уже похоронили. Его звали Ахмед И., ему было за пятьдесят. Случается, что родственники, чтобы избежать осложнений, хоронят своих покойников еще до того, как об этом объявит имам. Все трое мужчин погибли одновременно, в Хомсе, в квартале Шеммас, жители которого лояльны к властям. Группа shabbiha зашла на рынок торгового комплекса Сакан-эль-Шаббаб, где они работали, и уничтожила их только за то, что они были не местные, а из Кусейра. Двое из убитых совсем молодые — лет двадцать пять — тридцать, их звали Расул И. и Мухаммед X. Расул был родственником Ахмеда.
Издалека доносятся звуки стрельбы. Что это: попытка остановить возможную манифестацию?
Государственная больница в Аль-Кусейре — ближайшая к кладбищу — занята силами безопасности. На крыше — снайперы.
Нам показали пункт скорой помощи, организованный в одном из домов. Средства самые простые: шприцы, соляной раствор, компрессы. Что-то принесли люди, что-то передали из аптек. Ковры на полу прикрыты листами пластика: чтобы не запачкать кровью?
Абдур Рахима Амира, врача, заведовавшего этим хозяйством, убили в Растане два месяца назад. Он был схвачен в медицинском центре агентами военной разведки и казнен. Санитаров арестовали. Сейчас здесь только один врач и один санитар. Это единственный медпункт в городе; ближайший, развернутый в простой палатке, находится в двенадцати километрах отсюда, на другом берегу реки.
Здесь можно оказать только первую помощь. Люди умирают от легких ранений, от потери крови. Тяжелораненых из этого пункта стараются переправлять в Ливан, но это сложно. Принимают одного-двух пациентов в день: или раненых в ходе уличных беспорядков, или подстреленных в темное время суток. В городе официально действует комендантский час, и по ночам снайперы стреляют в случайных прохожих.
* * *
Центр квартала. В ожидании митинга собирается молодежь.
Революционное знамя — черно-бело-зеленое с тремя красными звездами. Выставлен часовой — молодой парень с автоматом. Квартал контролируется САС, и солдаты регулярных войск не рискуют здесь появляться, хотя артиллерийские снаряды могут долетать до больницы и мэрии.
Свободная сирийская армия: al-Jaych as-Suri al-Hurr.
Регулярная армия: al-Jaych al-Assadi, или Армия Асада.
Проходим мимо мэрии. Громоздкое четырехэтажное здание в советском стиле, побитые оконные стекла отсвечивают голубоватым блеском. Подразделения САС пытались взять его штурмом, но безуспешно: мэрия похожа на крепость. Стрельба из РПГ[10] оказалась бесполезной, а применять минометы атакующие не хотели, поскольку вокруг мэрии много жилых домов. На крыше и на этажах здания — гнезда снайперов. Мы возвращаемся к мэрии по длинной улице, которая упирается в здание. По вечерам снайперы обычно не работают. Пока все спокойно. Дальше расположен сад, который служит кладбищем для shahids. Хоронить на обычном погосте стало очень опасно, потому что войска Асада обстреливают любое скопление народа.
* * *
16 часов. Какой-то старик умер своей смертью, и его похороны не должны вызвать осложнений. Но молодежь (shabbab) обычно не пропускает ни малейшего повода, чтобы помитинговать. И потому, даже если старик не shahid, его погребение может обернуться беспорядками. Но, поскольку он не shahid, его будут хоронить на городском кладбище. Следовательно, погребальная церемония может быть обстреляна.
Мы бродим по городу в сопровождении парня на мотоцикле. Снова проходим мимо мэрии, в двухстах метрах от укрепленного поста регулярной армии, расположенного на углу здания. На базарной улице предусмотрительно закрыты все лавочки; по дороге нам встретился бывший врач: он уволился три месяца назад, когда правительственные войска заняли помещение больницы и перевели врачей и персонал в другое место, на его взгляд совершенно неподходящее. Он утверждает, что с августа, когда в Аль-Кусейре начались беспорядки, количество жертв достигло ста двадцати. Наш друг Гнев показывает на своем мобильнике видео ролик — первый shahid в Кусейре, погибший еще в августе, на одиннадцатый день Рамадана: на теле, изрешеченном пулями, только грязные трусы. Одна нога оторвана.
Настоящая бойня.
Возвращаемся к месту похорон, но там тихо: никаких митингов. Нас знакомят с общественными координаторами Аль-Кусейра. Мы болтаем, парни шутят, смеются, их смех полон ощущениями пережитого. Очень похоже на веселое отчаяние.
* * *
18.30. Восхитительное блюдо из риса, баранины, курицы и жареного миндаля. Называется kapsi и подается вместе с labneh[11]. Спор о политике. Наш хозяин Абу Амар озвучивает свою главную мечту: «Я хочу быть гражданином». — «А как ты это понимаешь?» — «Государство и военные не должны вмешиваться в жизнь граждан. А у нас, даже чтобы жениться, надо получить разрешение от mukhabarat. Я хочу жить в стране, где есть свобода вероисповедания: молюсь тому богу, какому хочу. Вот я: отпустил бороду и имею из-за этого неприятности. Больше пяти — не собираться, могут арестовать. У христиан то же самое: под угрозой ареста больше пяти не собираться». Гнев: «Это христиане-салафиты!» Люди здесь мечтают не столько о демократии, что для них звучит довольно мутно, сколько о правовом государстве.
* * *
19 часов. Уличный митинг напротив квартальной мечети, проходит под прикрытием Свободной армии, площадь освещена прожекторами. Собралось человек, наверное, триста. Такие митинги проходят каждый день. Знамена оппозиции, барабаны, песни и пляски — все выглядит очень красиво и весело. Лозунги: «Башар, кто ты на самом деле — мусульманин или еврей?», «Башар, у тебя шея, как у жирафа!»
С крыши мечети ведет съемку парень, ответственный за информацию[12]. Женщины и дети собрались с краю, они смотрят на происходящее, поют вместе со всеми. Но в митинге принимают участие только мужчины.
Я поднимаюсь на крышу мечети к тому парню. Его зовут М., он немного говорит по-английски. Он показывает мне кое-что из снятого: на экране труп. Может, это один из погибших на рынке в Хомсе? Мне не очень понятно, а парень слишком плохо знает английский, чтобы объяснить. Погибший — усатый мужчина лет сорока-пятидесяти, в стопе у него пуля, рука отсечена ножом. Отсечена, насколько я понял, когда он еще был жив. Убили потом.
Рядом, весь в слезах, отец погибшего.
М.: «Митинг — это zikr[13]». Но на митинге присутствуют и христиане. Мой собеседник знакомит меня с одним из них: мужчина тридцати четырех лет, разделяет взгляды оппозиции. Гордо показывает мне висящий у него на шее крест. Власти объявили его в розыск, и потому он не может жить дома. Мне сказали, что на похоронах трех убитых в Хомсе присутствовало человек пятьдесят христиан.
М. выступает за межконфессиональное единство страны, христианин с ним согласен. «Мы живем рядом уже больше ста лет. Это Башар, придя к власти, создал между нами проблемы. Для того, чтобы Франция и другие страны сказали: христиан надо защитить».
М. продолжает: «This country is for everyone, and God is for us»[14]. Лозунги:
«Башар, уходи и забери с собой своих собак!», «Башар, это мы — сирийцы, а ты — нет!» Манифестанты танцуют, выстроившись в ряд, это действительно похоже на zikr, но никакого религиозного содержания в их танце нет. Во всяком случае, манифестация выглядит весело.
На улице блокнот лучше не вынимать. Всеобщая подозрительность принимает характер паранойи.
* * *
20.15. Ночная вылазка на ферму за пределами Аль-Кусейра, в сельскую местность, где нам предстоит встреча с одним офицером. В гостиной нам навстречу выходит молодой улыбчивый парень; ему семнадцать лет, он поддерживает Свободную армию, но в ее акциях не участвует.
Пока мы ждем, парень пересчитывает свои запасы. Калибр 9 миллиметров, боеприпасы в ящиках с израильскими наклейками, две сотни патронов калибра 7,62 на пулеметной ленте, где каждый пятый — трассирующий.
Выстрелы в темноте: где-то в районе больницы работает «душка»[15]. Слышны несколько очередей.
Райед обсуждает с Гневом переход границы. Наш провод ник объясняет, что взял микроавтобус из-за нас. Обычно он берет большой. Это обошлось им в несколько сотен долларов. Но от наших денег они отказываются.
