Мировоззренческий кризис советского общества после перестройки перешел в глубокий системный кризис. Его важной частью был кризис демографии. Любая общность с волнением смотрит за воспроизводством своего «личного состава». Его сокращение вызывает массовый стресс, хотя об этом не говорят.
Состояние таково. Суммарный коэффициент рождаемости в России не обеспечивает воспроизводства населения: его минимальная величина это 2,10–2,15, но за 1990-е годы он упал, в 2000 г. он был равен 1,195, а в 2014 г. вырос (с учетом Крыма) – до 1,750 (рис. 1).[1]
Рис. 1. Суммарный коэффициент рождаемости в России
Согласно «низкому» варианту демографического прогноза, в РФ уже в 2016 г. снова начнется естественная убыль населения, по «среднему» варианту с 2018 г., по «высокому» – с 2021 года.
Таблица. 1.
Естественный прирост населения в России (на 1000 человек)
Надо учесть, что соотношения родившиеся/умершие (на 1000 человек) очень различаются по регионам. Например, таково (2015 г.): Центральный округ 11,8/13,5; Северо-Западный округ 12,5/13,4; Ингушетия 18,6/3,3. Так демографический кризис приобрел и этнический аспект.
Вот сообщение социолога-демографа (2015): «Перепись населения 2010 г. зафиксировала не только сокращение численности и доли основного этноса в населении России, но и ускорение темпов этого сокращения. За 8 лет доля русских уменьшилась почти на 4,9 млн человек (точнее на 4873 тыс.). За эти годы в Россию прибыло на постоянное место жительства из нового зарубежья 70–80 тыс. русских (в 2002–2006 гг. – 52 тыс.)…
Таким образом, за время, прошедшее с 1989 г. по 2010 г., численность русских в России уменьшилась почти на 9 млн человек (7,4 %). Ради объективности заметим, что хотим мы того или не хотим, но такая динамика русского народа представляет питательную среду для проявления различных форм национализма. Конечно, то, что существует проблема русского этноса, невозможно отрицать» [10].
Даже после кризиса 1990-х лет провал рождаемости того периода давал себя знать – контингент детей и подростков сильно сократился. На XV Конгрессе педиатров России было сказано: «Число детей в возрасте от рождения до 17 лет включительно за 14 лет уменьшилось с 34,9 млн. (1999 г.) до 26,5 млн. человек (2013 г.). Снижение численности детского населения произошло, преимущественно, за счёт сокращения числа детей в возрасте 10–17 лет (с 19,2 млн. чел. в 1999 г. до 9,9 млн. чел. в 2013 г. или на 48,4 %)».
Молодежь ответила на реформы 1990-х гг. резким сокращением рождаемости, и эта установка инерционна. В опросах «Жизненные позиции российских студентов» было поддержано такое суждение: «Сейчас, когда будущее неясно, вряд ли стоит рожать детей». В 1997 г. так ответили 40 % к числу опрошенных, в 1999 г. 43,4 %, в 2007 г. 55,4 % (последний опрос – московских студентов).
Автор книги «Солидарность поколений» О. А. Полюшкевич (2014) на основании исследования говорит следующее: в процессе реформ снижается уровень интенсивности и качества ряд таких отношений и условий жизни, как конформность, верность традициям, забота о близких, щедрость (мотивация – благополучие близких), универсализм (благополучие всех людей), безопасность и важность служения. Напротив, возрастает важность самостоятельности, получения нового опыта, гедонизма (наслаждения жизнью), финансовых успехов и материальных достижений, власти (социального статуса).
Прослеживается уменьшение значимости социальных ценностей и увеличение индивидуальных. Просто и понятно (см. [17]).
Это – фундаментальный фактор, и контроль над ним является одной из сложнейших задач молодежной политики. Но об этом никто не говорит.
Кризис нанес тяжелый удар по институту семьи, что сказалось на детях и подростках. Их первая когорта – сейчас уже 30-летние. Но детская травма инерционна – шрам на всех пореформенных поколениях.
Значительная часть детей родились вне брака и росли без отца. За период 1990–2014 гг. в России вне брака родилось 8,36 млн детей (рис. 2). Доля детей, живущих без отца, 25,5 % (на 2010 г.). Распадается более чем каждый второй брак, в 60 % этих семей есть дети. Есть отличия в социализации детей без отцов: преждевременное или запаздывающее освоение социальных норм и культурных ценностей, обретение социальных ролей, а также затяжные кризисы.
Причины этого объективны: у большой части населения реформа изъяла экономические средства для обеспечения детей по стандартам постсоветского общества, в котором разрушены институты солидарности. Вот оценка недавнего времени: «Среди россиян, не имеющих детей или имеющих одного несовершеннолетнего ребенка в составе своих домохозяйств только 31 и 29 % соответственно вошли в число бедных, а для семей с двумя и более детьми эти показатели были равны уже 43 %.
При общем улучшении ситуации с абсолютной бедностью за последние 10 лет вопросам детской бедности и поддержке семей с несовершеннолетними детьми уделялось в этот период явно недостаточное внимание. В итоге, их наличие превратилось в важный фактор бедности “по доходам”.
В целом можно сказать, что российская бедность “по доходам” молодеет и в ее составе увеличивается доля населения трудоспособного возраста до 40 лет» [9].
Рис. 2. Рожденные вне брака, % от числа рожденных
Результатом массовой бедности и вызванных ею социальных страхов стал демографический сдвиг, который еще сильнее ослабляет воспитательный и защитный потенциал семьи. Обеднение – важный фактор разрушения семей, он наносит травмы и страдания детям. Вывод социологов (2010): «В кризисных социально-экономических условиях усиливается ориентация родителей на одного ребенка – однодетная семья становится все более типичной для России… Если принять за 100 % все семьи с несовершеннолетними детьми (всего их 20,7 млн.), то среди них более чем две трети (67,7 %) – однодетные. Двухдетные составляют лишь немногим более четверти (26,9 %), а семей с тремя и более детьми лишь 5,4 %…
Социальные девиации в поведении детей более характерны для неполных семей… Среди последних в каждой третьей (33,4 %) дети пьют, курят, употребляют наркотики. Соответственно, риск попасть в плохую компанию и совершения различных правонарушений и даже преступлений у детей из неполных семей в 2,8 раза выше, чем в семьях, где есть оба родителя» [5].
Вывод из исследования неполных семей (2015) показывает: «От 50 до 60 % неполных семей не могут позволить пригласить к себе в гости родных или друзей, заменить мебель и бытовые приборы, и, что более важно, не имеют возможности оплачивать образование детей. Недельный отпуск вне дома доступен только для 1/3 российских неполных семей… 57,2 % одиноких матерей с большим трудом сводят концы с концами, 34,6 % – с некоторыми усилиями, 8,2 % – легко…
Одинокие матери в большинстве случаев указывают, что работодатели редко предоставляют им льготы и услуги, связанные с лечением ребенка и уходом за ним. Менее трети женщин могут бесплатно или за часть платы приобрести для ребенка путевку в детские летние оздоровительные учреждения» [21].
С начала реформ резко сократились инвестиции в «человеческий капитал» – к концу 1990-х более чем в 5 раз, а в начале 2010-х восстановлены на уровне начала 1970-х (рис. 3).
Многие социологи сообщают, что дети из бедных семей вырастают с заведомо худшим человеческим капиталом. Таким образом, бедность стала воспроизводиться от поколения к поколению. Понятно, что подрастающее поколение переживает чувство глубокой несправедливости.
Рис. 3. Индекс инвестиции в «человеческий капитал» (1970 = 100)
Бедность особенно травмировала большую часть детей, особенно детей в неполных семьях. Родители, обязанные выплачивать алименты, массово скрывают свою зарплату, и государство их не контролирует. Юристы отмечают, что организация взыскания алиментов в России «выпадает из мировой практики». Вот данные в 2011–2012 годов: средняя алиментная выплата на получающего составила 3,1 тыс. руб., в месяц (в первой децили по доходам средние алименты составили 675 руб. в месяц, в 10-й – 6931,5 руб.). Это в 2 раза ниже, чем нормы Семейного кодекса зарплаты. Так сформировался большой контингент молодежи, которая получила и еще травму этого сорта – государство их не защитило.
Казалось бы, функцией молодежной политики должно было бы обдумать эту проблему и добиться хотя бы коррекции образовательных программ по человеческим отношениям. Мгновенный переход символической сферы российского общества от солидарности и взаимопомощи к социал-дарвинизму – это катастрофа в сознании и учителей, и учеников.
Культурный кризис
Социолог культуры Л. Г. Ионин пишет (1995): «Гибель советской моностилистической культуры привела к распаду формировавшегося десятилетиями образа мира, что не могло не повлечь за собой массовую дезориентацию, утрату идентификаций на индивидуальном и групповом уровне, а также на уровне общества в целом…
