Глас давил сверху, будто печатный пресс, загоняющий каждый символ в бумагу с силой лошадиного копыта.
— …всякое животное вида «Эльф», не имеющее при себе соответствующих документов (клейма, ошейника, накожной записи) о принадлежности к какому-либо дому, или замеченное на улице в отсутствии хозяина (владельца, собственника), купившего животное вида «эльф» за денежные средства… — глашатай на мгновение прервался, закашлявшись.
Усиленный кашель прозвучал, как карканье целой стаи ворон…
— …эльф, полученный в обмен на материальную ценность, как-то: одежды или продукты — пригодные и непригодные в пищу… услуги, а также: в качестве уплаты ранее оговоренного долга или в качестве скрепленной рукопожатием ставки в присутствии свидетелей…
Эль потянулась к солнцу еще раз. Даже привстав на цыпочки от старания. Потом к ветру. К бесчисленным частицам аэры, витающим всюду.
«Разорви их, великий Ветер!».
Затем к мокрому облаку и бесконечным подземным ручейкам.
«Утопи их, Вода!».
И лишь потом к той, которая отвечает всегда с неохотой:
«Сожри их, Земля!».
Но они молчали. Все молчали… Будто и не имеют голоса вовсе.
Голоса магических первооснов уже не услышать за пределами великого леса. Многие, многие десятилетия хранят они свое молчание в империи людей, и оттого мудрецы твердят о конце эпох, а пророки слышат во снах, что магия ушла. Более того — исчезло само понятие магии.
Говорят, чем чудеснее новая машина людей, тем слабее отзвук «Силы»…
Пугающий небо гигант — дирижабль.
Зверь сильнее табуна лошадей — паровоз.
Огненное горло дракона — пушечное орудие…
— Животное вида «Эльф» также может быть захвачено на охоте или получено в дар согласно договору, подписанному лесными аборигенами с одной стороны и магистратом Тулурка с другой стороны, также известному, как «соглашение итогов столетней войны»… Итого, — выбил прислужник, точно передвинул камень на счетах, — всякое животное вида «Эльф», нарушившее границы выделенной им земли, именуемое в одностороннем порядке «Великий лес»…
Речь глашатая казалась бесконечной. Выражения становились все умнее, а речь запутаннее. Он будто вязал не слова, а узел виселицы на шее…
Зачем они покинули леса? Эль не догадывалась. Эльфы любят тайны. Даже меж собою.
Жалобно посмотрев на хозяйку, Эль приободрилась.
На лице принцессы ни ужаса, ни отчаяния. Лишь спокойствие, красота, величие. Как и полагает настоящей волшебнице.
Ужас и отчаяние она уже отложила в угол. Дескать, чем вы хотите меня напугать?
В привычной ситуации маг умеет вкладывать страх в заклятье как ингредиент.
Сильнее чувство — сильнее волшебство. Истинный маг замедляет сознание. Аккуратно хватает свой ужас за лапки и сует под стекло. Неспешно изучает в пробирке, как иной алхимик рассматривает душистую травку…
Эль попыталась наполнить взгляд подобным повелительнице отрешенным презрением. Эльфийка невольно покосилась на зеркально-полированный щит стоявшего рядом воина.
Брови приподнять. Губы расслабить. Вот так. Вроде получилось. У нее с контролем эмоций намного хуже, чем у госпожи… Люди не должны видеть ее волнение.
Глашатай говорил без остановок и интонаций, тем самым еще более напоминая машину. Машину, вгонявшую в сон и злость одновременно:
— …эльф может быть опознан по критерию длины ушей и особой их форме, напоминающей звериную. А также по несвойственной для человека красоте лица и стройности фигуры.
Госпожу и фрейлину Эль обступили эльфийские воины, ожидая опасности с любой стороны. Путь предполагал быть тайным и скрытным. Оттого их всего трое.
Кожа воинов была увита нарисованными кольцами. Каждое кольцо, как у дерева — год служения в бесконечной войне против Тулурка…
Воин по имени Лир — тонкий, как эльфийский лук, и стремительный, как стрела, пущенная из него. На коже вообще ничего не осталось кроме колец. Сходящихся, опутывающих тело, как виноградные лозы. Начнешь считать — собьешься, не дойдя до половины. О, он легендарный мечник. Но что можно сделать против арбалетов стражей, нацеленных в упор, будь ты даже трижды легендой?
Глашатая сей вопрос не волновал.
Он продолжал и продолжал:
— …Эльф подлежит умерщвлению в целях уменьшения популяции, определенной как вредной. Умерщвление можно произвести в действие силами местной стражи. Или любым гражданином Тулурка, выказавшим на то желание. Если при этом: животное «Эльф» соответствующим образом ограничено в двигательной функции, и гражданину Тулурка не грозит какая бы то ни было опасность. Также умерщвление может происходить с целью увеселения на арене театра или…
Эль нарочито зевнула. Она в который раз обвела яму взглядом в поисках неожиданного спасения. Или хотя бы выхода.
Но нет — стены крепки, а решетки из железа.
Решетки сотрясаются пленниками. Самого разного рода пленниками — за стенами рычат пещерные львы и ругаются зеленые орки. Одна из решеток особенно расшатана. Огромный силуэт застыл за ней, словно титан. Кто это? Может глупый горный тролль, что недавно прыгал по скалам и мнил себя хозяином мира, а теперь сражается на сцене, потешая публику?
Многие почитали себя властелинами, пока не пришли люди. Никто и не помнит откуда. Они не были сильнее, они не были быстрее или ловчее других, но в глазах их застыла тяга к познанию нового.
И пришли они на землю эльфов, орков и многих других. Пришли на самоходных установках, с артиллерией и мечами из крепкой стали. Пол мира пало под натиском легиона. Стены древних городов подобны стенам здешнего театра — все в засохших пятнах крови, царапинах, оставленных тысячами ударов мечей и когтей…
Смерть эльфа — лишь переходная форма в нечто иное. Семя ли дуба, или душистый клевер, или усохший ковыль. Не имеет особенной важности. «Эльфы — цветы мира, сорви их, но корень всегда остается в земле» — так успокаивала себя Эль.
За этими мыслями она и не заметила, как из дальнего прохода арены показался человек.
Со скрипом поднялась решетка, освещая изможденный силуэт. Палач ступил на арену, лениво передвигая конечностями. Прикрыл рукой глаза. Тусклые, пасмурные лучи Гибурга причиняли ему боль.
Публика оглушительно заревела.
* * *
— Эй, бродяга, на выход! — снова раздалось откуда-то с верхнего уровня.
Заскрипела открываемая вдали решетка.
Послышались крики и запах потрохов.
Зал видимо полон. Публика громоздится везде: и на помостах, основой которым древние колонны, и на стенах у тяжелых портьер. И в лучших местах — прямо у поручней над ямой. Ее глубина не менее полутора ростов горного тролля. Собственно там и происходит самое веселье.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
