усомнилась: действительно ли в этом доме живут настоящие люди: собственная квартира внезапно показалась ей необитаемой – в ней отсутствовало главное.
Вопросы дизайна ни ее, ни Микки никогда не занимали – лишь бы было приятно и удобно, не раздражало глаз. Возвращались оба поздно, а после ужина с детьми она еще часами сидела перед компьютером, писала учителям, родителям, разруливала конфликты, назначала встречи и совещания, готовила свое еженедельное послание, так что ни покрытие пола, ни обивка мебели ни на что не влияли – главное, чтобы было где вытянуться усталому телу.
Дверь в комнату Омера открылась, Ирис уже приготовила ему напряженную улыбку, но вместо него появилась тонкая рыжеволосая девушка в обтягивающей майке и крошечных трусиках. Она неловко проскользнула в туалет, и Ирис посмотрела на ее узкие бедра со вздохом облегчения. Так много всяческих опасений сопровождало взросление Омера, но, кажется, все они оказались напрасными, и эта девушка – еще одно тому подтверждение. Когда она появилась снова, Ирис попыталась разглядеть занавешенное длинными волосами лицо. Видела ли она ее раньше? В последние месяцы, будя сына по утрам, она порой наблюдала, что в его постели материализовалась девушка – хотя собственными глазами видела, что спать он шел один. Можно подумать, по ночам они сами от него отпочковываются.
Проводив гостью одобрительным взглядом до комнаты Омера, она прошла на кухню. Надо поесть, прежде чем принять еще одну таблетку. В кастрюлях ее ждал горячий белый рис и фасоль – рыжая, как эта девушка. В последнее время она просит помощницу по дому готовить для них. Омер постоянно голоден, а у кого после работы есть силы стоять у плиты? Что за блаженство найти на плите две полные кастрюли и избавиться от бесконечной заботы, чем всех кормить! Но с тех пор как еда перестала требовать усилий, ее вкус, похоже, изменился и возникло тоскливое чувство глухого отчуждения: как будто это скромная рабочая столовая, заурядная гостиница – все что угодно, только не дом.
Что за вздор, усмехнулась Ирис, какие глупости крутятся в голове с утра, словно мусор под порывами хамсина. Дом, не дом – кому какая разница! Главное, никто не голодает, главное, есть крыша над головой, есть работа, дети более или менее в порядке. Только бы прекратилась эта пытка. А то снова придется глотать таблетки, чтобы отогнать эти волны боли. Они, словно родовые схватки, накатывали каждую минуту, сотрясая все тело, круша кость за костью тазовый пояс. Тяжело вздыхая, она вытянулась на диване. Угрожающий горячий ветер начала лета задувал внутрь дома, но ее знобило, казалось, что кости, как ледышки, крошатся под кожей. Что обломки костей вот-вот будут развеяны ветром. Может быть, тогда пройдет эта боль? Она готова была пожертвовать костями, да и не только ими, она пожертвовала бы всеми пронизанными болью органами, лишь бы вместе с ними боль оставила ее опустошенное тело. Она не может позволить себе останавливаться, ей нужно писать оповещения, разрешать конфликты, она немедленно встанет и дотащит себя до своего рабочего уголка, сядет перед компьютером, «препояшет чресла»… Ирис изумилась этому выражению, придуманному как специально для нее, потому что боль начиналась именно там, на талии, некогда такой же тонкой, как у девушки, входящей сейчас на кухню почему-то в крапчатых трусах-боксерах Омера. А он что же, появится в ее крошечных трусиках?
Сквозь прикрытые веки она глянула на него с застарелой опаской: от него никогда не знаешь, чего ждать.
– Почтеннейшая госпожа директор! – обратился он к ней и неизвестно почему отсалютовал.
Она с облегчением заметила, что на нем тренировочные шорты, что настроение у него, похоже, прекрасное, и если здесь будет разбито чье-то сердце, то уж точно не его. Она следила за ними, пока они ели, сидя друг против друга, снова и снова наполняя тарелки.
– Обалдеть! – рычали они с набитым ртом, словно нахваливая друг дружку, жевали и хихикали; она удивилась, как мало они разговаривали.
Может быть, их удерживает ее присутствие, или, чтобы чувствовать близость, им вовсе не нужны слова? Как они не похожи на нас в их возрасте, удивлялась она. Мне было ровно столько же лет, сколько сейчас Омеру, а Эйтан был чуть старше его, и мы разговаривали не переставая, но так мало смеялись. Не очень-то много было тогда поводов для смеха: медленно умирала его мать, а Эйтан, ее единственный ребенок, часами ухаживал за ней в больнице, а оттуда приходил к Ирис домой. В его ясных глазах светилось грустное недоумение, а она кормила его, утешала, старалась исцелить своей любовью.
Что они вообще понимают, вдруг подумала она, с внезапной враждебностью наблюдая, как ее сын и его подруга жуют друг перед дружкой и хихикают, роются в холодильнике и возвращаются за стол, прихватив еще что-то вкусное, «о-о-о-чень вкусненькое», как они уточняли, кривляясь. Ирис отвела взгляд.
Почему это радостное зрелище вызывает у нее такую тошноту? А может, тут и нет никакой связи, ведь ее уже с утра подташнивает. Боже упаси, она не ревнует и не завидует, наоборот, она благодарна судьбе за то, что сын избавлен от мучений, выпавших Эйтану, и ее собственных мучений, после того как Эйтан оставил ее аккурат по истечении семи дней траура по матери. Как только последний соболезнующий посетитель покинул дом и прежде, чем они навестили ее могилу, Эйтан, уверенно и холодно, так, словно все было запланировано заранее, сообщил ей, что теперь он собирается начать новую жизнь, жизнь без боли, и в этой жизни для нее места нет.
«Рис, не принимай это на свой счет, – добавил он великодушно. – Я просто устал от всей этой тяжести». Как будто это она давила на него, а не старалась облегчить его ношу. «Пойми меня, мне еще нет восемнадцати, я хочу жить, – сказал он, – хочу забыть этот ужасный год, а ты его часть».
И она содрогнулась. Еще годы спустя она вспоминала его, скрежеща зубами: как заходили желваки под этими гладкими щеками.
«Я не могу в это поверить! Ты наказываешь меня за то, что я была с тобой, за то, что я поддерживала тебя весь этот год?» – крикнула она, и он сказал: «Это не наказание, Ирис, это необходимость. Если бы я встретил тебя сейчас, все было бы по-другому. Я бы наверняка влюбился в тебя, и мы были бы вместе, но мы встретились слишком рано. Может быть, у нас будет еще один шанс, но сейчас я должен спасаться». – «Спасаться от меня? – испуганно спросила она. – Что я тебе сделала?» А
